Субботнее утро начиналось так, как и должно начинаться утро женщины, которая последние полгода жила в состоянии перманентного ремонта. Тихо.
Елена Викторовна, пятидесяти двух лет от роду, главный логист транспортной компании и по совместительству счастливая обладательница свежей ипотеки на «двушку» улучшенной планировки, сидела на кухне. Она смотрела на новые обои цвета «скандинавский туман» (по факту — светло-серые, но в каталоге звучало дороже) и испытывала чувство глубокого, почти физического удовлетворения.
Ремонт — это ведь не просто смена декораций. Это война. Это проверка брака на прочность, кошелька на эластичность, а нервной системы — на наличие предохранителей. Они с Сергеем, мужем, выжили. Пусть Сергей и пытался сэкономить на ламинате, предлагая взять «по акции» тот, что похож на линолеум из поликлиники, но Лена отстояла. Теперь пол был приятного дубового оттенка, плинтуса не отваливались от сквозняка, а новая индукционная плита сияла черным глянцем, как рояль.
Лена отхлебнула кофе. В чашке был хороший, зерновой «Эгоист», купленный по скидке в «Ленте» — две пачки по цене одной. Лена умела считать деньги. Жизнь научила, что если ты не считаешь деньги, они начинают считать дни до твоего банкротства.
На столе лежал список дел на выходные:
- Разобрать балкон (там всё ещё жили остатки плитки и три мешка с неизвестным содержимым).
- Постирать шторы (старые, из прошлой квартиры, пока новые не купили).
- Просто лежать.
Третий пункт нравился Лене больше всего. Она уже представила, как завернется в плед, включит какой-нибудь глупый сериал, где героини ходят по дому в туфлях на шпильках и с укладкой, и будет дремать.
Идиллию нарушил телефон. Он не просто зазвонил, он разразился тревожной трелью, от которой кот Барсик, мирно спавший на подоконнике, подпрыгнул и с ужасом уставился на гаджет.
На экране высветилось: «Капитолина Андреевна».
Лена поморщилась. Звонок свекрови в субботу утром — это никогда не к добру. Это как штормовое предупреждение от МЧС: может, пронесет, а может, крышу снесет. Обычно Капитолина Андреевна звонила с двумя целями: пожаловаться на давление (и потребовать, чтобы Сергей немедленно привез лекарства, которые продаются только в аптеке на другом конце города) или дать ценный совет, без которого семья сына непременно погибнет.
— Да, Капитолина Андреевна, доброе утро, — Лена постаралась сделать голос бодрым, хотя внутри всё сжалось.
— Доброе? Ну, кому доброе, а кому и не очень, — голос свекрови звучал на удивление энергично для человека, который обычно начинал разговор с перечисления своих диагнозов. — Леночка, ты сидишь?
— Сижу, — насторожилась Лена.
— Отлично. Слушай внимательно. Я тут календарь перекидной перевернула и ахнула. Через две недели — двадцать пятое число!
— И что? — не поняла Лена.
— Как «что»? — возмутилась трубка. — Ты что, забыла? У меня юбилей! Семьдесят пять лет! Три четверти века! Дата, Лена, монументальная!
Лена мысленно чертыхнулась. Конечно, она помнила. Точнее, помнил гугл-календарь в телефоне Сергея, который пищал за три дня до события. Обычно они обходились букетом хризантем, коробкой «Коркунова» и конвертом с пятью тысячами рублей. Капитолина Андреевна всегда поджимала губы, принимая конверт, и говорила: «Ой, ну зачем тратиться, лучше бы себе что купили», но деньги пересчитывала, не отходя от кассы.
— Поздравляю заранее, Капитолина Андреевна, — осторожно сказала Лена. — Мы помним. Мы с Сережей как раз думали заехать к вам вечерком...
— Никаких «заехать»! — перебила свекровь тоном генерала, отдающего приказ о наступлении. — Я решила: хватит сидеть по норам. Семьдесят пять — это рубеж. Надо отметить так, чтобы потом не стыдно было людям в глаза смотреть. Я тут подумала... У меня в «однушке» тесно, да и душно, окна на проспект выходят, шум, гам. А у вас — красота! Ремонт свежий, простор, район зеленый. В общем, я всех подруг собрала, праздновать будем у тебя!
Лена поперхнулся кофе. Горячая жидкость обожгла горло, но это было ничто по сравнению с пожаром, который вспыхнул в мозгу.
— Подождите, — просипела она. — Как у нас? Капитолина Андреевна, у нас... у нас мебель еще не вся собрана! Стульев нет!
— Ой, не выдумывай! — отмахнулась свекровь. — Табуретки у соседей попросишь. Или доски какие положите. Главное — атмосфера! Я уже список составила. Будут девочки из моего хора — три человека. Ниночка из библиотеки с внуком, он тихий, только ест много. Изольда Павловна с супругом — это обязательно, она женщина влиятельная, её сын в министерстве работал, перед ней нельзя ударить в грязь лицом. Ну и тетя Валя из Саратова, она как раз проездом будет. Человек пятнадцать наберется, не больше.
— Пятнадцать?! — Лена вскочила. — Капитолина Андреевна, это же... это же банкет! Это ресторан надо заказывать!
— Какой ресторан, Лена? Ты цены видела? — голос свекрови зазвенел праведным гневом. — Они там за нарезку огурца берут столько, будто этот огурец лично Киркоров выращивал! У нас с деньгами не густо, сама знаешь. Пенсия — слезы. А вы молодые, работаете, ипотеку вот платите, значит, деньги есть. Неужели для матери пожалеете?
— При чем тут пожалеем... — Лена попыталась включить логику, но против «кухонного танка» логика была бессильна. — Это огромная нагрузка. Готовка, уборка... Я работаю всю неделю, я устаю.
— А кто не устает? — парировала Капитолина Андреевна. — Я вон всю жизнь на заводе отпахала, и ничего, столы на тридцать человек накрывала. И холодец варила, и пироги пекла ночами. А вы, нынешние, изнеженные стали. Чуть что — «я устала, у меня депрессия». В общем, так. Отказ не принимается. Я уже всех обзвонила, пригласила на субботу, к двум часам. Адрес твой дала.
Лена почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Вы уже пригласили? Без моего ведома?
— А чего тянуть? Люди планы строят. И вот еще что, Леночка... — голос свекрови стал елейным, что пугало еще больше. — Стол накрой пошикарнее. Не надо вот этих твоих макарон по-флотски. Люди придут приличные. Изольда Павловна, между прочим, в еде разбирается, она в прошлом году в Турции была, всё включено видела. Так что давай: икорку красную (только не имитацию, ради бога, не позорься!), рыбку красную, буженинку свою запеки, она у тебя вроде ничего получается, если не пересушишь. Салатиков побольше, но не оливье банальное, а что-то с креветками, с ананасами. Ну, ты в интернете посмотри, ты же умная.
— Икорку... — эхом повторила Лена. — А финансирование этого банкета, простите, кто берет на себя?
В трубке повисла театральная пауза.
— Лена, я не узнаю тебя, — обиженно протянула Капитолина Андреевна. — Ты что, с родной матери деньги требовать будешь? За кусок хлеба? Я тебя, можно сказать, как дочь приняла, а ты... Стыдно, Лена. Очень стыдно. Я думала, мы семья. Сережа бы так никогда не сказал. Всё, у меня сериал начинается. Список гостей и пожелания по меню я тебе в Вотсап скину. И торт, Лена! Торт испеки сама. Магазинные — одна химия, пальмовое масло, насмерть отравиться можно. «Наполеон» сделай, ты умеешь. Целую!
Гудки. Короткие, частые гудки, похожие на пульс человека перед инфарктом.
Лена медленно опустила телефон на стол. Экран погас, но через секунду вспыхнул снова — пришло сообщение в Вотсап. Длинное, на три экрана.
Лена села и закрыла лицо руками.
«Пошикарнее». Это слово эхом отдавалось в голове.
Она встала, подошла к холодильнику и открыла его. Там было грустно: полпачки масла, три яйца, кастрюля со вчерашним супом и банка маминых огурцов. До зарплаты оставалось четыре дня. На карте — семь тысяч рублей, отложенных на оплату коммуналки.
— Ну, Сережа, — прошептала Лена, глядя на одинокую сосиску. — Ну, «любимый сын». Сейчас ты у меня узнаешь, почем нынче фунт лиха и килограмм красной икры.
Сергей пришел с гаража довольный, пахнущий бензином и мужской свободой. Он насвистывал какую-то мелодию и крутил на пальце ключи от своей старенькой «Тойоты», которую любил, кажется, больше, чем жену.
— Ленусь, а что у нас пожрать? — крикнул он из коридора, стягивая кроссовки. — Я там карбюратор перебрал, зверь-машина теперь!
Лена вышла в коридор. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на мужа взглядом, которым обычно смотрят на нашкодившего щенка, только что сгрызшего паспорт.
— Пожрать, Сережа, у нас ничего, — спокойно сказала она. — Потому что мы копим.
— На что? — Сережа замер с одним ботинком в руке. — Вроде ж ремонт доделали. На телевизор новый?
— Нет, Сережа. На банкет. В честь юбилея твоей мамы. Который, сюрприз-сюрприз, состоится здесь. В следующую субботу. На пятнадцать персон. С икрой, креветками и Изольдой Павловной во главе.
Сергей побледнел. Он знал этот взгляд мамы — «я решила, сопротивление бесполезно», и знал этот взгляд жены — «я тебя сейчас придушу, но срок дадут как за человека».
— Мама звонила? — тихо спросил он, аккуратно ставя ботинок на коврик.
— Звонила. И поставила перед фактом. «Накрой, Леночка, пошикарнее». Сереж, ты мне объясни, у твоей мамы что, возрастные изменения в сторону мании величия? Или она думает, что мы подпольные миллионеры Корейко?
— Лен, ну не кипятись, — Сергей попытался сделать шаг к ней, но наткнулся на невидимую стену отчуждения. — Ну, 75 лет... Она старенькая. Хочет праздника. В своей хрущевке ей правда тесно.
— Сережа, — Лена говорила тихо, но от этого было еще страшнее. — Я не против праздника. Я против того, чтобы меня использовали как бесплатную кейтеринговую службу, уборщицу и спонсора в одном флаконе! Ты видел цены на форель? Ты видел, сколько стоит килограмм хорошей говядины? А она буженину хочет! А торт «Наполеон»? Ты знаешь, сколько времени его печь? Это полдня коржи катать!
— Я помогу! — выпалил Сергей.
— Чем? — Лена иронично подняла бровь. — Будешь коржи катать? Или креветки чистить? Ты же в прошлый раз, когда я попросила картошку почистить, порезался так, что мы чуть скорую не вызвали.
Сергей виновато опустил глаза. Да, быт был не его стихией. Его стихией были гараж, диван и рассуждения о геополитике перед телевизором.
— Давай закажем еду? — предложил он робко. — Пиццу, роллы...
— Капитолина Андреевна сказала: «Никакого фастфуда, только домашнее!». Изольда Павловна роллы не ест, у нее гастрит и аристократические замашки.
Лена прошла на кухню, взяла лист бумаги и ручку.
— Садись, — приказала она мужу. — Будем считать. Если твоя мама хочет «пошикарнее», мы составим смету. И ты, дорогой мой, сейчас позвонишь друзьям, займешь денег или распечатаешь свою заначку на зимнюю резину.
— Резину?! — взвыл Сергей. — Лен, ну скоро ноябрь! Я на летней разобьюсь!
— А я разобьюсь об быт, если буду делать это на свои деньги, — отрезала Лена. — Пиши. Икра красная, три банки. По акции в «Пятерочке» не берем, мама сказала — позор. Значит, по 800 рублей банка. Итого 2400. Дальше. Рыба красная. Форель. Килограмма полтора надо, на нарезку. Это еще тысячи три. Язык говяжий для заливного. Ты когда-нибудь варил язык, Сережа? Нет? А его надо чистить горячим, обжигая пальцы. Стоит он как крыло от самолета. Пиши, пиши, не отвлекайся.
Сергей писал. С каждой строчкой его лицо становилось всё грустнее. Сумма росла. Алкоголь, соки, фрукты, овощи, мясо на горячее, грибы, сливки, масло, сыр (хороший сыр, а не сырный продукт!)...
Когда они подбили итог, цифра внизу листа смотрела на них с немым укором. Двадцать пять тысяч рублей. И это по самым скромным подсчетам, без учета салфеток, туалетной бумаги (которая тоже улетит, учитывая пятнадцать человек) и моющих средств.
— Двадцать пять штук... — прошептал Сергей. — Это ж ползарплаты моей.
— Вот именно, — Лена постучала ручкой по столу. — А теперь вопрос знатокам: кто это оплачивает? Мама твоя сказала, что у неё пенсия маленькая.
— Ну... я найду, — буркнул Сергей. — У Витьки займу. Или с кредитки сниму.
— С кредитки? Чтобы потом проценты платить за то, что Изольда Павловна поела буженины? — Лена горько усмехнулась. — Ладно, деньги — это полбеды. А готовить? Сереж, это два дня у плиты. Пятница вечер и вся суббота. Я ноги протяну. У меня вены, Сережа. Мне врач сказал — больше отдыхать.
Сергей подошел и обнял жену за плечи. Он был теплый, родной и бестолковый.
— Ленка, ты у меня героиня. Ну потерпи, а? Один раз. Зато мама успокоится, год вспоминать будет. Я помогу, честно. Пропылесошу. В магазин съезжу. Ну хочешь, я сам этот язык почищу?
Лена вздохнула. Она знала, что согласится. Потому что русская женщина так устроена: она может ворчать, проклинать всё на свете, грозиться разводом, но когда надо — встанет и сделает. Потому что «перед людьми неудобно». Потому что «мать всё-таки». Потому что «кто, если не я».
— Ладно, — сказала она, утыкаясь носом в пропахшую бензином футболку мужа. — Но запомни, Сережа: если твоя мама хоть слово скажет про мои шторы или про то, что салат недосолен — я за себя не ручаюсь. Я положу ей в чай слабительное.
— Договорились, — нервно хихикнул Сергей.
Неделя пролетела как в тумане. Лена работала, а в перерывах мониторила приложения супермаркетов, выискивая скидки. «Едадил» стал ее любимым приложением. Она чувствовала себя биржевым брокером, только вместо акций следила за котировками куриного филе и зеленого горошка.
В четверг вечером начался первый этап операции «Юбилей» — закупка.
Они с Сергеем поехали в гипермаркет. Огромный магазин встретил их гулом, ярким светом и запахом свежей выпечки, который специально распыляют, чтобы покупатели теряли волю и скупали булки.
— Так, тележку бери большую, — скомандовала Лена, сверяясь со списком. — Иди в отдел бакалеи, бери муку, сахар, масло растительное. А я в мясной. Встречаемся у яиц.
В мясном отделе Лена вступила в немой диалог с куском свиной шейки. Цена была безбожной.
— Шестьсот рублей за килограмм? — прошептала она. — Вы там что, свиньям массаж делали перед забоем?
Рядом стояла бабушка, которая тоже с ужасом смотрела на ценники.
— И не говорите, дочка, — вздохнула она. — Курицу и ту по праздникам берем.
Лене стало стыдно. Она тут ноет из-за банкета, а люди выживают. Она решительно взяла два килограмма шеи. Гулять так гулять.
У кассы тележка была полна с верхом. Сергей выкладывал продукты на ленту, а кассирша, женщина с усталым лицом и фиолетовыми тенями, монотонно пикала сканером.
— Пакет нужен?
— Два. Нет, три, — поправил Сергей.
— Итого двадцать одна тысяча четыреста тридцать рублей, — озвучила приговор кассирша.
Сергей молча приложил кредитку. Терминал пискнул, одобряя транзакцию. Лена видела, как дернулся кадык у мужа. Двадцать одна тысяча. Минус зимняя резина. Минус спокойствие. Плюс пятнадцать сытых гостей.
Дома они разгружали пакеты молча. Кухня мгновенно превратилась в продовольственный склад.
— Куда столько майонеза? — спросил Сергей, доставая три большие пачки.
— Ты список видел? Три салата слоеных, плюс мясо под шубой, плюс яйца фаршированные. Это не майонез, Сережа, это цемент, на котором будет держаться этот юбилей.
Лена упала на стул. Ноги гудели. А ведь это было только начало. Завтра — пятница. После работы начнется «Марлезонский балет» у плиты.
— Знаешь, что самое обидное? — спросила она в пустоту.
— Что? — Сергей запихивал курицу в морозилку.
— Что никто даже спасибо не скажет. Скажут: «Ну, могло быть и лучше». Или: «А чего икры так мало?».
— Да ладно тебе, не накручивай, — отмахнулся муж. — Мама оценит. Она же понимает.
Лена посмотрела на него долгим взглядом.
— Сережа, твоя мама понимает только одно: она — центр вселенной, а мы — ее спутники, которые должны вращаться по правильной орбите. И если мы сходим с орбиты, нас надо расстрелять.
Она встала и пошла в душ. Ей нужно было смыть с себя этот день и набраться сил перед завтрашним боем. Впереди была варка языка, чистка трех килограммов картошки и, конечно, «Наполеон». Тот самый, который станет последним гвоздем в крышку гроба ее терпения...
Пятница наступила внезапно, как удар мизинцем о тумбочку. Весь день на работе Лена одной рукой подписывала накладные на отправку фуры в Новосибирск, а другой гуглила: «Как быстро размягчить сливочное масло» и «Чем отмыть духовку за 5 минут».
Домой она влетела в 18:30. Сергей уже был на кухне — чистил картошку. Чистил он её так, как скульптор отсекает лишнее от мрамора: от средней картофелины оставался кубик размером с грецкий орех.
— Сережа! — взвыла Лена, вырывая нож. — Ты что делаешь? У нас картошка по 60 рублей, а не казенная! Кожуру снимай, а не половину овоща!
— Я стараюсь, — обиделся муж.
— Старайся лучше. Иди лучше креветки размораживай.
В квартире запахло вареным языком — специфический, тяжелый запах, который Лена ненавидела с детства. На плите шкварчало, булькало и плевалось кипятком. Четыре конфорки работали на полную мощность. Лена чувствовала себя дирижером адского оркестра.
В два часа ночи она раскатывала коржи для «Наполеона». Спина ныла так, будто Лена разгрузила вагон угля. Сергей уже давно спал, периодически всхрапывая, и этот храп действовал на нервы сильнее, чем цены на яйца.
— Чтоб я еще раз... — шептала Лена, промазывая четырнадцатый корж заварным кремом. Крем был идеальный, на желтках, густой и ароматный. — Последний раз. В следующий юбилей — только пицца и пластиковые стаканчики.
Спать она легла в три. Снились ей гигантские креветки, которые танцевали канкан с Изольдой Павловной и требовали долить им майонеза.
Суббота. День Х.
К 13:00 квартира сияла. Пыль была загнана под диваны, зеркала натерты до скрипа, стол раздвинут и накрыт крахмальной скатертью (наследство от бабушки).
Еды было столько, что можно было накормить небольшую роту солдат. Утка с яблоками лоснилась жирным боком в центре стола. Салаты возвышались альпийскими горками.
В 13:55 раздался звонок.
— Началось, — выдохнула Лена, поправила прическу и открыла дверь.
Первой вплыла Капитолина Андреевна.
— Ой, ну наконец-то! — заявила она вместо приветствия, вручая Лене тяжелую сумку. — Тут мои туфли и настойка, я сама делала, на перегородках грецких орехов. Лечебная!
За ней потянулась вереница гостей. «Девочки из хора» оказались тремя шумными дамами в бархате и с начесами. Ниночка из библиотеки жалась к стене. А потом вошла ОНА.
Изольда Павловна.
Женщина-монумент. На ней была норковая накидка (в помещении!), массивные золотые перстни на каждом пальце и выражение лица санэпидемстанции, пришедшей закрывать шаурмичную.
— Добрый день, — процедила она, оглядывая коридор. — Обувь снимать?
— Желательно, у нас чисто, — улыбнулась Лена.
— Хм. Ну ладно. Надеюсь, у вас есть одноразовые тапочки? Я грибка боюсь. Чужие тапки не ношу.
Лена молча достала из шкафа новые гостевые тапочки из Икеи.
— Прошу.
Все расселись. Шум, гам, звон бокалов.
— Ну! — Капитолина Андреевна постучала вилкой по графину. — За меня! За мои года — мое богатство! Сережа, наливай!
Первые двадцать минут прошли относительно мирно. Гости жевали. Лена бегала.
— Леночка, хлеба нет!
— Леночка, а салфетки еще есть?
— Ой, а вилка упала, принеси чистую!
Лена металась между кухней и гостиной, не успев даже пригубить вино. Она чувствовала себя официанткой, которую забыли предупредить, что чаевых не будет.
А потом началось обсуждение.
— Салат с креветками... — громко произнесла Изольда Павловна, ковыряя вилкой в тарелке. — Авокадо жестковат. Вы где брали? В «Магните»? Надо было в «Азбуке Вкуса» брать, там всегда спелые. Я сыну всегда говорю: на еде экономить — себя не уважать.
— Да, — поддакнула свекровь, накладывая себе третий кусок буженины. — Лена у нас экономная. Я ей говорила: купи хороших продуктов, люди придут. Ну, что есть, то есть. Кушайте, девочки, не стесняйтесь.
Лена замерла с салатницей в руках.
«Экономная?» — пронеслось в голове. — «Двадцать пять тысяч? Экономная?!»
— А утка, кстати, суховата, — продолжила Изольда, словно гвозди забивала. — Сережа, тебе не кажется? Передержали в духовке. Надо было в рукаве запекать, а потом разрезать.
Сергей, который уплетал утку так, что за ушами трещало, поперхнулся. Посмотрел на маму, на Изольду, потом на жену. У Лены в глазах читался Нюрнбергский процесс.
— Э-э-э... — протянул он. — Да вроде нормальная утка. Вкусная.
— Ты всегда жену защищаешь, подкаблучник, — отмахнулась Капитолина Андреевна. — И ремонт, кстати, девочки... Посмотрите. Белые стены! Это же марко! Любое пятнышко видно. Я Лене говорила: поклейте веселенькие обои, в цветочек. Но кто ж мать слушает? Мать же старая, мать ничего не понимает.
Хор согласно загудел, обсуждая непрактичность белых стен.
— А потолки низкие, — добавила Изольда. — Давят.
Лена поставила салатницу на стол. Громко. Так, что звякнуло стекло.
Внутри неё лопнула та самая пружина, которая держала всё это десятилетиями. Терпение, воспитание, уважение к старости — всё это рассыпалось в прах.
— А теперь десерт, — ледяным тоном сказала она.
Она принесла торт. Свой «Наполеон». Высокий, пропитанный, пахнущий ванилью и бессонной ночью.
Разрезала. Положила каждому по куску.
Капитолина Андреевна откусила кусочек, пожевала и скривилась.
— Ой... Жирный какой. Прямо масло на языке. Лена, ты что, маргарин положила?
— Сливочное масло 82,5%, — отчеканила Лена. — Самое дорогое.
— Ну не знаю... Тяжелый торт. Изольда, тебе нельзя, тут холестерин. Лена, а чая зеленого нет? Я же просила купить с жасмином! Тут от жирного только зеленый чай спасет.
— Нет, — сказала Лена. — С жасмином нет.
— Как нет? Я же просила! Ну вот, опять... Никакого уважения к просьбам матери.
Лена медленно вытерла руки о передник. Сняла его. Аккуратно сложила на спинку стула.
Посмотрела на мужа. Сергей вжал голову в плечи.
Посмотрела на свекровь. Та сидела с набитым ртом и недовольным лицом.
Посмотрела на Изольду Павловну, которая отодвигала тарелку с тортом мизинцем.
— Знаете что, дорогие гости, — сказала Лена громко и отчетливо.
Разговоры стихли.
— Я очень рада, что вы посетили наш «непрактичный» дом с «давящими» потолками. Я счастлива, что вы отведали моей «сухой» утки и «жесткого» авокадо, купленного на последние деньги. Поскольку я хозяйка никудышная, руки у меня не из того места, а чай я купить забыла, я принимаю единственно верное управленческое решение.
Она подошла к серванту. Достала бутылку французского коньяка (подарок шефа на Новый год, неприкосновенный запас). Взяла бокал.
— Я увольняю себя с должности обслуживающего персонала. Прямо сейчас. Чайник на плите, кнопка сбоку. Вода в кране. Грязную посуду можно мыть самим, средство — «Фейри», губка новая. А я... я устала.
— Ты что это удумала? — ахнула свекровь. — Лена! При людях!
— Именно, Капитолина Андреевна. При людях. С днем рождения вас. Здоровья, счастья и поменьше холестерина.
Лена взяла коньяк, бокал и планшет. И твердым шагом направилась в спальню.
— Лена! — вскочил Сергей.
Она обернулась в дверях.
— Сережа, если ты сейчас не сядешь, то пойдешь жить к маме. Вместе с зимней резиной.
Щелчок замка в двери спальни прозвучал как выстрел.
Она лежала на кровати, пила коньяк маленькими глотками и смотрела «Секс в большом городе». Саманта Джонс как раз говорила кому-то: «Я люблю тебя, но себя я люблю больше».
— Золотые слова, — салютовала экрану Лена.
За дверью было тихо. Потом послышался звон посуды (кто-то все-таки решил помыть?), шепот, шарканье ног.
Через сорок минут хлопнула входная дверь. Один раз. Второй.
Гости уходили. Без песен. Без «на посошок».
Лена не вышла. Ей было так хорошо, как не было уже лет десять. Стыдно? Нет. Вообще нет. Словно нарыв вскрыли.
Еще через полчаса в дверь спальни робко поскреблись.
— Лен... Открой. Они ушли.
Лена встала, открыла дверь.
В коридоре стоял Сергей. Вид у него был, как у сапера, который выжил, но поседел.
В квартире стояла тишина. На кухне...
Лена заглянула на кухню.
Гора грязной посуды в раковине напоминала Эверест. Стол был завален объедками. Скатерть залита вином.
Но Сергей стоял с губкой в руках.
— Мама обиделась, — сообщил он. — Сказала, ноги её тут не будет. Кричала, что ты истеричка и она меня наследства лишит. Той самой хрущевки.
— Ой, боюсь-боюсь, — фыркнула Лена. — А Изольда что?
— А Изольда... — Сергей почесал затылок. — Странная она. Она молча доела торт. Весь кусок. Потом встала, подошла ко мне и говорит: «Держись, парень. Жена у тебя — золото. А мать твоя — энергетический вампир, я с ней только из жалости общаюсь». И ушла.
Лена удивленно подняла брови.
В этот момент на столе пискнул её телефон. Смс от банка.
«Пополнение счета: +10 000 руб. Отправитель: Изольда Павловна К. Сообщение: "За моральный ущерб и великолепный Наполеон. Крем — как в детстве. Купите себе жасминовый чай и успокоительное"».
Лена смотрела на экран и начинала хохотать. Сначала тихо, потом в голос, до слез.
— Ты чего? — испугался Сергей.
— Смотри! — она сунула ему телефон. — Изольда! Наша «графиня»!
Сергей прочитал, и его лицо расплылось в улыбке.
— Ну ни фига себе... Десятка! Лен, это ж почти половина расходов!
Он подошел к жене, обнял её, уткнувшись носом в макушку.
— Прости меня, Ленка. Я дурак. Надо было их сразу в лес вести, на шашлыки. Там бы хоть посуду мыть не надо было.
— В следующий раз, Сережа, — сказала Лена, вытирая слезы смеха, — твоя мама будет праздновать юбилей в Макдональдсе. Я лично куплю ей Хэппи Мил.
— Согласен, — кивнул муж. — Давай я посуду домою? А ты иди, допивай коньяк.
— Нет уж, — вздохнула Лена, засучивая рукава. — Вместе. В четыре руки быстрее. А коньяк... наливай. Прямо сюда, на кухню. Будем праздновать освобождение.
Они стояли плечом к плечу у раковины, отмывая жир с тарелок. Пахло «Фейри», дорогим коньяком и остатками утки. Это был не самый романтичный вечер в их жизни, но, пожалуй, самый честный.
А Капитолина Андреевна, сидя в такси, строчила гневный пост в «Одноклассниках» о неблагодарных детях. Но Лене было всё равно. Она точно знала: в следующий раз, когда свекровь позвонит с гениальной идеей, у неё, Лены, будет очень плохая связь. Или внезапный отъезд на Мальдивы. Мысленно, конечно. Но этого будет достаточно.