Галина Петровна, сорока пяти лет от роду, начальник отдела логистики в крупной торговой сети, женщина с маникюром цвета «марсала» и железными нервами, сидела на унитазе и плакала.
Плакала она не от горя, не от одиночества и даже не от того, что любимый сериал «Великолепный век» закончился на самом интересном месте. Плакала она от бессилия.
Унитаз, этот белый фаянсовый трон, центр мироздания любой квартиры, предал её. Бачок тек. Он не просто тек — он издевался. Тонкая, едва заметная струйка воды с тихим, ехидным журчанием стекала внутрь чаши, оставляя на белоснежной эмали ржавую дорожку. Днем этого было не слышно. Но ночью... Ночью это превращалось в китайскую пытку.
«Дз-з-з... бульк. Дз-з-з... бульк».
Галина знала, что счетчик воды крутится, как бешеный. Она знала, что тарифы ЖКХ с первого июля снова подняли. И каждый этот «бульк» отзывался в её кошельке фантомной болью.
— Ну что тебе надо, собака сутулая? — спросила она у бачка, вытирая слезу. — Я тебе прокладку меняла? Меняла. Я тебе поплавок гнула? Гнула. Что тебе еще, крови моей надо?
В дверь позвонили. Звонок был требовательный: два коротких, один длинный. Так звонил только один человек на свете — её бывший муж Валера.
Валера был «явлением приходящим». Они развелись три года назад. Развелись интеллигентно, без битья посуды, по причине «несовпадения векторов развития». Галина хотела развиваться в сторону ремонта, путешествий и карьеры, а Валера хотел развиваться в сторону дивана, пива по пятницам и философских рассуждений о судьбах Родины.
Но, уйдя из паспорта, Валера не ушел из жизни. Он приходил «проведать кота».
Кот, огромный серый британец по кличке Граф, услышав звонок, даже ухом не повел. Он знал: сейчас придет Валера, принесет дешевые сосиски, от которых у Графа потом изжога, и будет жаловаться на жизнь.
Галина открыла дверь.
На пороге стоял Валера. В потертой кожаной куртке, которую он носил еще при Горбачеве, и с пакетом из «Пятерочки». Вид у него был, как у побитого жизнью спаниеля.
— Привет, Галочка. Я тут мимо проходил, дай, думаю, зайду. Как там Граф? Скучает по папке?
— Проходи, — вздохнула Галина. — Граф спит. Борщ будешь?
— Борщ? — Валера оживился, глаза заблестели. — Ну, если не жалко. А то я целый день на ногах, маковой росинки не было.
На кухне Валера ел борщ. Ел он шумно, с причмокиванием, отламывая огромные куски черного хлеба. Галина смотрела на него и думала: «И ведь жила с ним двадцать лет. И ведь казался нормальным. А теперь смотришь — чужой дядька хлеб крошит».
— Валер, — начала она, когда тарелка опустела. — Ты бы бачок посмотрел, а? Течет, сил нет. Я скоро разорюсь на воде.
Валера сыто откинулся на спинку стула, похлопал себя по животу.
— Бачок? Это можно. Это мы запросто. Инструмент есть?
— Есть. Твой же чемоданчик в кладовке стоит. Ты его три года назад забрать забыл.
Валера пошел в туалет. Гремел там крышкой, что-то крутил, матерился вполголоса. Галина с надеждой ждала в коридоре.
Через десять минут он вышел, вытирая мокрые руки о штаны.
— Ну, Галь, тут дело серьезное. Арматура сгнила. Китай, что с него взять. Тут менять надо всё нутро.
— Так поменяй! Я денег дам, сходи купи.
— Не, сегодня не могу. Сегодня «Спартак» играет. Да и магазина сантехники поблизости нет нормального. Я там проволочкой подвязал, пока течь не будет. Но это времянка. Ты, Галь, напомни мне на следующей неделе. Я заеду, сделаю. Капитально.
— На следующей неделе? — голос Галины дрогнул. — Валера, оно течет сейчас.
— Ну потерпи, — Валера уже обувался. — Москва не сразу строилась. Всё, спасибо за борщ. Графу привет передавай, пусть не тоскует.
Дверь захлопнулась.
Галина пошла в туалет. Подняла крышку.
Внутри бачка, на ржавом гвозде и куске синей изоленты, висел поплавок. Конструкция выглядела как памятник инженерному безумию.
Вода не текла ровно три минуты. Потом раздался щелчок, изолента отклеилась, и вода хлынула с новой силой, теперь уже водопадом.
«Ш-ш-ш-ш!» — радостно запел унитаз.
Галина закрыла крышку. Медленно. Аккуратно.
— Чтоб тебя, — сказала она тихо. — Чтоб тебя «Спартак» твой проиграл.
Она достала телефон. В поиске набрала: «Муж на час. Срочно. Дорого. Не р.у.к.о.ж.о.п».
Мастер приехал через сорок минут.
Галина ожидала увидеть кого угодно: студента-подработчика, веселого гастарбайтера или пропитого дядьку типа Валеры.
Но на пороге стоял Андрей.
Ему было около сорока пяти. Высокий, широкоплечий, в чистом (Галина отметила это особо — в чистом) синем комбинезоне. От него пахло не перегаром и не потом, а какой-то свежестью, металлической стружкой и дорогим мужским дезодорантом.
В руках у него был кейс. Не чемоданчик, не сумка «мечта оккупанта», а профессиональный, черный, пластиковый кейс марки Bosch.
— Добрый вечер, — голос у него был низкий, бархатный, такой, которым надо сказки на ночь читать или объявлять войну. — Вызывали? Андрей. Сантехника, электрика, мелкий бытовой ремонт.
— Проходите, — Галина поймала себя на том, что поправляет прическу. — Там... бачок. И жизнь дала течь.
— Бачок починим, — Андрей улыбнулся одними уголками глаз. — А жизнь загерметизируем. Где разуться?
Он надел бахилы (свои!). Прошел в туалет.
Галина стояла в дверях, наблюдая.
Андрей не стал материться. Он не стал говорить «какой идиот это делал» (хотя работа Валеры заслуживала отдельной поэмы). Он просто открыл кейс.
Внутри кейса царил такой порядок, что у Галины, профессионального логиста, случился эстетический оргазм. Каждый ключ лежал в своей ячейке. Отвертки — по росту. Прокладки — в прозрачных коробочках.
Андрей достал фонарик, посветил внутрь.
— Понятно. Запорная арматура устала. Меняем? У меня с собой есть, немецкая, латунная. Гарантия пять лет.
— Меняем, — выдохнула Галина. — Сколько?
— Вместе с работой и материалом — три тысячи.
— Боже, да хоть пять! Только чтобы не журчало!
Андрей работал молча. Никаких «подержите тут», «а есть тряпка», «дайте закурить».
Он двигался скупо и точно, как хирург. Щелк — старая арматура полетела в пакет для мусора (свой!). Вжик — новая встала на место.
Через пятнадцать минут он нажал кнопку спуска.
Вода ушла с мощным, уверенным звуком. Бачок наполнился и... затих.
Абсолютная, звенящая тишина.
— Всё, — сказал Андрей, закрывая кейс. — Сухо. Проверьте.
Галина подошла. Она не верила своим ушам. Тишина. Никакого «дз-з-з». Никакого «бульк».
— Вы... вы волшебник? — спросила она.
— Нет, я просто люблю свою работу. Что-то еще? Раз уж я приехал, у меня еще двадцать минут оплаченного времени осталось.
Галина лихорадочно соображала. Выпускать этого мужчину из квартиры не хотелось. Казалось, если он уйдет, бачок снова потечет от тоски.
— Полка! — вспомнила она. — В прихожей. Висит на одном гвозде, того и гляди рухнет. Бывший муж обещал прибить, да всё перфоратор забывал.
— Показывайте.
Полку он повесил за семь минут. Причем с уровнем. Достал лазерный уровень, который нарисовал на стене красную линию, просверлил две дырки (подставив пылесос, чтобы пыль не летела на пол!), забил дюбеля и прикрутил так, что на этой полке можно было танцевать лезгинку.
Когда Андрей ушел, оставив после себя визитку и запах свежести, Галина села на диван.
Она посмотрела на идеально висящую полку. Потом сходила в туалет, послушала тишину.
«Вот оно, — подумала она. — Вот оно, женское счастье. Не "милый рядом", а когда дюбель в стене сидит крепко».
Всю следующую неделю Галина ходила по квартире и искала недостатки.
Раньше она их не замечала. Привыкла. Ну, болтается ручка на двери в ванную — эка невидаль. Ну, искрит розетка, если туда фен включить — так можно же удлинителем пользоваться. Ну, дверца шкафа перекошена — ногой подпихнул, она и закрылась.
Теперь всё это бесило. После идеального бачка и полки остальной хаос казался преступлением.
Во вторник Галина специально расшатала ножку у кухонного стола.
В среду она позвонила Андрею.
— Андрей? Это Галина. Вы у меня бачок чинили. Тут такое дело... стол шатается. И розетка. И люстра как-то криво висит. Вы могли бы заехать?
Андрей приехал. Опять чистый, опять спокойный.
Починил стол. Заменил розетку на новую, керамическую. Выровнял люстру.
— Галина Петровна, — сказал он, когда пил чай (она уговорила его остаться на пять минут). — У вас карниз в спальне провис. Видите? Шторы тяжелые, а крепление слабое. Может упасть.
— Ой, правда? — Галина захлопала ресницами, хотя прекрасно знала про карниз (он провис еще пять лет назад). — А вы сможете?
— Смогу. Но нужно перфоратор помощнее взять. Давайте я в субботу заеду? С утра.
— В субботу? — Галина просияла. — Конечно! Я пирог испеку. С капустой. Вы любите с капустой?
— Люблю, — серьезно ответил Андрей. — Домашнее — это редкость. Я всё больше пельменями магазинными перебиваюсь.
«Холостой!» — пронеслось в голове у Галины фанфарами. — «Пельменями! Господи, да я тебя откормлю, я тебя... зацементирую!»...
В пятницу вечером, по закону подлости, явился Валера.
Он был навеселе, с бутылкой пива и пакетом вяленой рыбы.
— Привет, хозяюшка! — Валера по-хозяйски прошел на кухню, бросил пакет на стол. — Как дела? Как бачок? Не течет моя времяночка? Я ж говорил — изолента держит лучше сварки!
Галина стояла, прислонившись к косяку, и смотрела на бывшего мужа с выражением антрополога, изучающего неандертальца.
— Твоя времяночка, Валера, сдохла через три минуты после твоего ухода. Бачок мне мастер сделал.
— Мастер? — Валера поперхнулся пивом. — Какой еще мастер?
— Нормальный. Муж на час.
— Пф-ф-ф, — Валера пренебрежительно махнул рукой. — Знаем мы этих мастеров. Разводилы. Взял, небось, тыщ пять, а сделал на соплях. Дай гляну.
Он пошел в туалет. Галина слышала, как он там шуршит, нажимает кнопку, снова шуршит.
Вернулся Валера мрачный.
— Ну? — спросила Галина. — На соплях?
— Нормально, — буркнул Валера. — Арматура «Grohe». Дорогая. Пижоны. Зачем такие деньги тратить? Можно было нашу, подольскую поставить, сто рублей ведро.
Взгляд его упал на полку в прихожей.
— А это кто вешал?
— Тот же мастер. Андрей.
— Андрей... — Валера подошел к полке, подергал её. Полка стояла как влитая. — На анкера посадил, что ли? Стену-то испортил поди?
Он прошел на кухню, сел за стол. Стол не шатался. Валера качнул его рукой. Стоит.
— И стол починил?
— И розетку. И ручку на двери.
Валера помрачнел. Он чувствовал, что территория, которую он считал своей (ну, приходил же, помогал по мелочи, кот тут его, в конце концов!), оккупирована. Какой-то Андрей. С немецкой арматурой.
Ревность кольнула Валеру не в сердце, а куда-то в область уязвленного мужского самолюбия.
— А сколько он берет-то, этот твой... Андрей?
— По-божески. И работает чисто. Пылесос за собой убирает.
— Пылесос! — фыркнул Валера. — Баба он, а не мужик, если с пылесосом ходит. Мужик должен пахнуть трудом! Пылью! А не фиалками!
В этот момент его взгляд упал на карниз в гостиной.
— О, а карниз-то провис! — обрадовался Валера. — Вон, дугой пошел! Это твой хваленый Андрей не заметил? Глаз-алмаз, а бревно пропустил?
— Он заметил, — спокойно сказала Галина. — Завтра приедет менять. В десять утра.
— Завтра? — Валера прищурился. — Ну уж нет. Я сам поменяю. Сейчас.
— Валера, не надо. Ты пьян. И у тебя инструмента нет.
— У меня руки есть! — Валера вскочил. — Где моя дрель? В кладовке была! Я сейчас покажу тебе, как настоящие мужики работают. Бесплатно, между прочим! По-родственному!
Он ринулся в кладовку. Грохот, мат, звон падающих банок.
Валера вышел с дрелью. Это была старая советская дрель, тяжелая, как грех, и шумная, как истребитель на взлете. Изолентой был перемотан провод в трех местах.
— Табуретку давай! — скомандовал он.
— Валера, положи дрель. Ты упадешь.
— Не учи отца... и мужа бывшего! — Валера взгромоздился на табуретку, которая жалобно скрипнула под его весом.
Он приставил дрель к стене над окном.
— Сейчас мы тут дырочку... вжух!
Он нажал на курок.
Дрель взревела: «Р-Р-Р-А-А-А!». Сверло, тупое, как шутки Валеры, начало елозить по бетону, не вгрызаясь, а просто нагревая стену. Валера навалился всем телом.
— Идет! Идет родимая!
В этот момент сверло соскочило. Дрель дернулась в сторону. Валера потерял равновесие.
— А-а-а, твою ж...!
Он рухнул. Вместе с табуреткой. И, падая, инстинктивно схватился за единственную опору — за штору.
Карниз, который и так держался на честном слове, не выдержал такого надругательства.
С жутким треском «ХРЯСЬ!» он вырвался из стены вместе с куском штукатурки.
Валера лежал на полу, замотанный в тюль, как мумия, сверху на нем лежал карниз, а вокруг облаком висела бетонная пыль.
Галина стояла в дверях кухни. В руках у нее было полотенце. Лицо ее было каменным.
— Вжух, говоришь?
— Галь, — голос Валеры из-под тюля был виноватым. — Ну с кем не бывает? Бетон крепкий попался. Армированный.
— Валера, — сказала Галина очень тихо. — Вставай. Собирай свои манатки. И иди домой.
— А карниз?
— А карниз завтра повесит Андрей. И дырку зашпаклюет. И пыль уберет. А ты... ты, Валера, иди.
Валера выбрался из штор. Он был белый от мела, похожий на привидение.
— Ты меня променяла, — сказал он с горечью. — На перфоратор «Макита».
— На «Бош», Валера. На «Бош». Иди уже.
Когда дверь за бывшим мужем закрылась, Галина посмотрела на разгром в гостиной. Дыра в стене зияла, как рана. Шторы валялись кучей.
Она взяла телефон.
— Андрей? Извините, что поздно. У нас тут... ЧП. Объем работ увеличился. Да, карниз упал. Сам. От стыда, наверное. Вы завтра сможете еще и штукатурку захватить? Спасибо. Вы святой человек, Андрей.
Галина положила трубку и улыбнулась.
Завтра будет суббота. Будет Андрей. Будет пирог с капустой. И будет звук работающего перфоратора, который для неё теперь звучал лучше любой музыки.
Битва была выиграна. Но война только начиналась. Ведь Валера, уходя, забыл свою дрель. А это значило одно: он вернется. И он будет мсти
Субботнее утро началось с запаха дрожжевого теста. Галина Петровна встала в семь утра, чтобы к приходу Андрея пирог был не просто готов, а «отдыхал» под полотенцем, источая аромат уюта и женской заботы.
Андрей приехал ровно в десять. Не в десять ноль пять, не в девять пятьдесят, а секунда в секунду.
Он вошел, увидел разгром в гостиной (дыру в стене и рухнувший карниз) и даже бровью не повел.
— Масштабно, — только и сказал он, ставя кейс на пол. — Похоже на работу ударным инструментом без режима сверления. Бывший муж заходил?
— Заходил, — вздохнула Галина. — Хотел как лучше.
— Получилось как всегда, — закончил Андрей. — Ничего страшного. Заделаем алебастром, сверху финишной шпаклевкой. Карниз повесим на химические анкера. Стены у вас рыхлые, обычный дюбель не держит.
Галина смотрела, как он работает, и млела. Это был балет. Андрей замешивал алебастр в маленькой резиновой мисочке, мазал шпателем с грацией художника, затирал шкуркой. Никакой суеты. Никакого мата.
Когда с карнизом было покончено, Андрей начал собирать инструмент.
— Андрей, — робко сказала Галина. — А может... чайку? С пирогом?
Он поднял на нее глаза. Глаза у него были серые, спокойные, как бетон марки М-500.
— От пирога не откажусь. Спасибо.
Они сидели на кухне. Андрей ел пирог аккуратно, не крошил, хвалил тесто.
— Вкусно, Галина Петровна. Очень. У меня мама так пекла.
— Зовите меня просто Галя, — она подлила ему чаю. — Андрей, а вы... давно ремонтом занимаетесь?
— Всю жизнь. Я инженер-строитель по образованию. Но в офисе сидеть не могу. Душно. Мне руками работать нравится. Видеть результат. Вот была дыра — стала стена. Был хаос — стал порядок.
— А семья? — Галина задала главный вопрос, замирая сердцем.
— Был женат. Давно. — Андрей помешал ложечкой чай. — Она хотела, чтобы я в начальники шел, деньги большие заколачивал, людей обманывал на сметах. А я не умею. Я честно работаю. Вот и разошлись. Сказала: «Ты, Андрей, скучный. Весь в своей пыли».
Галина чуть не поперхнулась. Скучный? Да он же золото!
— Глупая она, — вырвалось у Галины. — Мужик с руками — это же клад. Вот мой бывший... он философ. Рассуждать горазд, а гвоздь забить — так полстены разнесет.
В этот момент в дверь позвонили.
Два коротких, один длинный.
Галина побелела.
— Это он. Валера.
Андрей спокойно отставил чашку.
— Открывайте. Дрель же надо вернуть.
Валера вошел не с пустыми руками. Он был трезв, выбрит и решителен. В руках он держал коробку. Яркую, желтую, с иероглифами.
— Привет, Галя! — гаркнул он с порога, игнорируя Андрея, сидевшего за столом. — Я тут подумал: негоже мужику чужим инструментом позориться. Вот! Купил!
Он торжественно водрузил коробку на стол, едва не смахнув чашку Андрея.
— Лазерный уровень! Китайский, но профессиональный! «Сунь-Хунь-Чай»! Бьет на триста метров! Теперь я тебе все шкафы перевешу по горизонту.
Андрей вежливо кашлянул.
— Здравствуйте, Валерий. Хороший аппарат. Для бытовых нужд вполне. Только у него погрешность — три миллиметра на метр. Шкафы будут «плясать».
Валера развернулся к нему всем корпусом.
— А ты кто такой, чтобы мне указывать? — он набычился. — Ты тут деньги зарабатываешь, а я душевно помогаю! Галя, зачем тебе этот наемник? Я теперь вооружен! Смотри!
Валера распаковал уровень, включил его. Красный луч полоснул по кухне, криво отразился в чайнике и уперся Андрею в лоб.
— О! Работает! — обрадовался Валера. — Галя, где у нас криво висит?
— У нас всё висит прямо, Валера, — устало сказала Галина. — Андрей всё исправил. Сядь, чаю попей. И успокойся.
— Нет, я должен реабилитироваться! — Валера метался взглядом по кухне. — О! Трубы! Под мойкой! Я помню, там капало!
— Там не капает, — сказал Андрей. — Я там сифон поменял.
— А трубы? Сами трубы? Они же старые! Надо менять на полипропилен! Галя, у меня паяльник есть! У друга взял! Я сейчас перепаяю!
Валера полез под мойку.
— Валера, не смей! — взвизгнула Галина. — Там сухо!
— Будет еще суше! — донеслось из-под раковины. — Сейчас мы эту гниль срежем...
Андрей вздохнул, встал, подошел к раковине и аккуратно, за ремень брюк, вытащил Валеру наружу, как репку.
— Валерий, — сказал он спокойно. — Не надо ничего резать. Там металлопласт, он еще десять лет простоит. Хотите паять — давайте я вам покажу, как это делается. На обрезках.
— Ты? Меня? Учить? — Валера побагровел. — Да я в стройотряде коровники строил!
— Вот поэтому они и развалились, — тихо заметил Андрей. — Пойдемте на балкон. У меня в машине есть обрезки труб и паяльник. Устроим мастер-класс.
— Вызов принят! — Валера выпятил грудь. — Галя, готовь секундомер! Сейчас ты увидишь, кто тут настоящий мастер, а кто так, погулять вышел.
Они ушли на балкон. Галина в ужасе прислушивалась. Она ждала драки, звона стекла или криков.
Но с балкона доносилось странное.
— ...Температуру ставь двести шестьдесят, — гудел бас Андрея. — Не перегревай. Видишь, наплыв пошел? Это брак. Заузил проход.
— Да ладно? — удивлялся голос Валеры. — А я думал, чем горячее, тем крепче.
— Нет. Полипропилен ошибок не прощает. Вот, смотри. Держишь семь секунд. Вставляешь. Не крути! Только прямо. Держи. Остыло. Всё, монолит.
— Хм... Ловко у тебя выходит. А ну-ка я.
Через полчаса они вернулись на кухню. Валера выглядел задумчивым и притихшим. В руках он вертел идеально спаянный уголок.
— Ну что, Галя, — сказал он. — Признаю. Андрей — мужик толковый. Рука набита. Не то что я со своей изолентой.
— Валера, ты что, заболел? — Галина потрогала его лоб.
— Не заболел. Просто... — Валера сел на табуретку. — Понял я. Не мое это. Сантехника эта. Я ж гуманитарий, Галь. Мне бы поговорить, обсудить... А тут точность нужна. Миллиметры.
Андрей улыбнулся.
— У каждого свой талант, Валерий. Вы вот, говорят, в футболе разбираетесь. А я только знаю, что мяч круглый.
— В футболе?! — Валера оживился. — Да я эксперт! Вот вчера «Спартак»... ты видел, как они в защите провалились? Это же позор!
— Не видел, — признался Андрей. — Работал.
— Так я тебе расскажу! Садись! Галя, есть еще чай?
И случилось невероятное. Два мужчины, час назад готовые убить друг друга дрелью и паяльником, сидели за столом и обсуждали схему игры 4-4-2. Андрей слушал внимательно, кивал, задавал вопросы. Валера расцвел. Он рисовал на салфетке тактику, размахивал руками. Он нашел благодарного слушателя.
Граф, кот-британец, вышел на кухню. Посмотрел на Валеру. Посмотрел на Андрея. Подошел к Андрею, понюхал его штанину (пахло трубами и чем-то вкусным, строительным) и... потерся головой о его ногу.
— Предатель, — беззлобно сказал Валера. — Папку родного на «Бош» променял.
— Он чувствует хорошего человека, — улыбнулась Галина...
Вечером, когда Валера ушел (ушел сам, мирно, забрав свою жуткую дрель, но оставив лазерный уровень — «пусть будет, вдруг Андрей пригодится»), Галина и Андрей остались вдвоем.
Андрей мыл за собой чашку.
— Не надо, я сама! — Галина попыталась отобрать у него губку.
— Я привык за собой убирать, Галя.
Он вытер руки. Посмотрел на нее.
— Хороший он мужик, ваш Валера. Добрый. Только неприкаянный. Ему бы в комментаторы спортивные, а не в сантехники.
— Да уж, — вздохнула Галина. — Комментатор он от бога. Всю жизнь мне комментировал, как я неправильно живу. Андрей...
— Да?
— А у меня там, в спальне... люстра. Одна лампочка не горит. Патрон, кажется, перегорел.
Андрей улыбнулся.
— Это серьезная проблема. Требует немедленного вмешательства.
— И еще... — Галина набралась смелости. — Я пельмени лепить умею. Домашние. Свинина-говядина, лучок, перчик. Много. Заморозить можно.
— Пельмени — это аргумент, — серьезно кивнул Андрей. — Против пельменей я устоять не могу.
...Через месяц в квартире Галины Петровны наступил «коммунизм бытового комфорта». Не текло ничего. Не скрипело. Двери закрывались с благородным чмоканьем, как в «Мерседесе».
Андрей переехал к ней. С кейсом, перфоратором и зубной щеткой.
Валера продолжал заходить. Теперь он приходил не «проведать кота», а «посмотреть матч с Андрюхой».
Пока мужчины сидели в гостиной перед телевизором (Андрей молча чинил удлинитель, а Валера эмоционально орал на судью), Галина на кухне лепила пельмени.
Она слушала их голоса: басовитый гул Андрея и теноровые взвизгивания Валеры.
В туалете тихо и исправно работал бачок. На стене висела идеально ровная полка.
А на подоконнике сидел Граф и довольно щурился. У него теперь было два хозяина: один кормил, а второй чесал за ухом профессионально поставленной рукой мастера.
«Идиллия, — подумала Галина, бросая пельмень в кипяток. — Всё-таки муж на час — это хорошо. А муж на всю жизнь, который умеет починить не только кран, но и бывшего мужа — это бесценно».
В коридоре зажужжал шуруповерт.
— Андрюха! — кричал Валера. — Давай быстрее, сейчас пенальти будет!
— Сейчас, Валер. Последний саморез. В гипсокартон надо аккуратно...
Галина улыбнулась. Жизнь была починена. Капитально. С гарантией.