На следующий день лаборатория 514 превратилась в поле битвы, где враждующими сторонами были мы сами, а оружием — тишина. Я пришла, как обычно, в девять утра. Он уже был на месте. Мы обменялись кивками — сухими, профессиональными, — и всё. Ни «доброго утро», ни вопроса о том, как доехала. Только кивок. И это было в тысячу раз хуже, чем если бы он притворился, что ничего не произошло. Это было признанием. Признанием того, что произошло нечто настолько значимое, что даже наша отлаженная система притворства не могла его переварить.
Весь день мы работали, уткнувшись в свои мониторы. Воздух между нашими столами был густым и тяжёлым, как желе. Каждый звук — стук клавиатуры, скрип его стула, мой вздох — отдавался громко и неловко. Когда нужно было что-то обсудить по работе, мы делали это с убийственной эффективностью и краткостью. «Петрова, проверьте выбросы в третьем кластере». «Проверила. Это артефакт, можно отсечь. График у вас». «Принято». И снова тишина. Мы стали идеальными, безэмоциональными коллегами. И от этого становилось только хуже.
Я украдкой наблюдала за ним. Он был сосредоточен, как всегда, но в его сосредоточенности появилась новая черта — какая-то неестественная, натянутая напряжённость. Он слишком часто поправлял очки, слишком резко водил мышкой по коврику. Один раз, когда наши взгляды случайно встретились через комнату (я искала степлер на его столе), он моментально отвёл глаза, как будто его ужалили. И у меня внутри всё оборвалось. Он не просто растерян. Он напуган. Напуган тем, что прорвалось наружу. И его страх был заразнее любой злости.
В середине дня появилась Лера, сияющая и с подарком — парой круассанов «для самой лучшей пары учёных». Её появление стало глотком воздуха. Нас заставило включиться. Орлов встал, принял пакет, даже попытался улыбнуться. «Спасибо, Лера. Очень мило с вашей стороны». Голос был ровным, но безжизненным. Я заставила себя засмеяться над какой-то её шуткой, почувствовав, как мышцы лица неестественно напрягаются. Мы сыграли пятиминутный спектакль для зрителя, и это было мучительно. Когда она ушла, мы облегчённо выдохнули, но облегчение тут же сменилось новой волной стыда: нам стало легче, когда мы притворились. Наша ложь была комфортнее, чем наша новая, хрупкая и пугающая правда.
Самым тяжёлым моментом стал обед. Раньше мы часто заказывали еду вместе или хотя бы обсуждали, куда сходить. В этот день он встал в 12:30, не сказав ни слова, надел куртку и вышел. Я осталась сидеть, сжавшись от унижения. Он не мог вынести даже возможности совместной трапезы. Я смотрела в окно и видела, как он одиноко и быстро идёт по улице, засунув руки в карманы, сгорбившись. Он уходил не от меня, а от ситуации. Но разница была невелика.
Когда он вернулся, пахнущий холодным воздухом, я уже сидела за своим столом, делая вид, что углубилась в статью. Он прошёл на своё место, и снова воцарилась тишина. Но теперь она была другого качества. В ней зрело понимание, что так продолжаться не может. Мы не можем работать, жить, дышать в этой атмосфере вечной пантомимы. Что-то должно было случиться. Прорваться.
И прорыв случился вечером, но не так, как я ожидала. Мы оба засиделись допоздна — не потому, что было много работы, а потому, что ни один из нас не хотел делать первый шаг к уходу, признавая тем самым, что день прошёл впустую. Он вдруг отодвинул от себя клавиатуру, и звук громко прокатился по тихой комнате.
«Это нерационально», — сказал он в пространство перед собой, не глядя на меня. Голос был тихим и усталым. Я не ответила, не зная, что сказать. «Мы тратим когнитивные ресурсы на избегание, вместо того чтобы тратить их на работу. КПД упал на тридцать процентов, если не больше». Это была его попытка заговорить. Через науку. Через цифры. Через то, что ему понятно и безопасно.
«Что вы предлагаете?» — спросила я так же тихо, глядя на экран. «Предлагаю признать наличие аномалии в данных, — сказал он. — В наших... взаимодействиях. И выработать новый протокол. Или завершить эксперимент досрочно». В его голосе, когда он произносил последнее, прозвучала плохо скрываемая горечь.
«Завершить?» — переспросила я, и сердце упало куда-то в пятки. Он наконец посмотрел на меня. Его глаза за стеклами очков были серьёзными, уставшими, но уже не испуганными. «Это один из вариантов. Самый логичный. Аномалия нарушает чистоту эксперимента. Её следует изолировать и прекратить наблюдение». Он говорил обо мне. О своих чувствах. Как об аномалии. И это было больно. Но справедливо. Так он видел мир.
«А второй вариант?» — спросила я, едва слышно. Он долго молчал. «Второй вариант... — он снял очки, протёр переносицу. — Второй вариант — изучить аномалию. Внести её в модель как новую, непредвиденную, но значимую переменную. И посмотреть, к какому результату приведёт её учёт». Он не смотрел на меня, но его слова висели в воздухе, полные смысла. Он предлагал не бежать. Он предлагал... исследовать. Исследовать то, что началось между нами. Не как любовь, а как факт. Как данность.
Я понимала, что для него это был максимальный шаг навстречу. Максимальное признание. Не «я тебя люблю», а «я признаю, что ты влияешь на систему, и готов это влияние учесть». Для математика это было равносильно признанию в вечной преданности.
«Я... за второй вариант», — выдохнула я. Он кивнул, как будто ожидал этого ответа. «Хорошо. Тогда с завтрашнего дня мы возвращаемся к нормальному режиму работы. Без... избегания. Аномалия принята к сведению. Но она остаётся в рамках лаборатории. Вне этих стен — прежние правила». Он снова надел очки, и в его взгляде появилась твёрдость. Не та, что была раньше, отстранённая, а новая — решимость идти вперёд, несмотря ни на что.
Мы не обнялись, не поцеловались, не поговорили по душам. Мы просто заключили новое, молчаливое соглашение. Не о любви, а о перемирии и дальнейшем изучении неизвестного. Но когда я вышла из лаборатории тем вечером, я чувствовала не опустошение, а странную, осторожную надежду. Стена молчания была пробита. Мы снова начали разговор. Пусть на своём, шифрованном языке учёных. Но это был диалог. А там, где есть диалог, всегда есть шанс быть услышанным.
💗 Если эта история затронула что-то внутри — ставьте лайк и подписывайтесь на канал "Скрытая любовь". Каждое ваше сердечко — как шепот поддержки, вдохновляющий на новые главы о чувствах, которых боятся вслух. Спасибо, что читаете, чувствуете и остаетесь рядом.
📖 Все главы произведения ищите здесь:
👉 https://dzen.ru/id/683960c8fe08f728dca8ba91