Тёмные силуэты мелькнули среди деревьев и бесследно растворились в клочьях тумана, будто их и не было. Воздух стоял густой, пропитанный запахом прелой листвы и сырости — типичный октябрьский вечер в этом глухом лесу. Мужчина зябко поёжился, натянул воротник куртки повыше и невольно ускорил шаг. Стало не по себе —словно кто‑то невидимый следил за ним из чащи.
Он снова зашагал по узкой тропе, вслушиваясь в ночные звуки. Где‑то вдалеке ухала сова, шелестела листва, а под ногами то и дело хрустели сухие ветки. Каждый резкий звук заставлял его вздрагивать. Вдруг — громкий треск прямо под ногой. Сердце ухнуло куда‑то в пятки, а по спине пробежал ледяной озноб.
Мужчина замер, тяжело дыша. Прислушался. Тишина. Только ветер шелестел в кронах да где‑то вдали монотонно капала вода. Он сделал ещё несколько шагов и вдруг замер как вкопанный.
На краю тропы, прислонённый к стволу старой ели, стоял рюкзак. Обычный туристический рюкзак — тёмно‑зелёный, с потрёпанными лямками и блестящей молнией. Но именно это обыденность выглядела здесь настолько чужеродно, что у мужчины перехватило дыхание.
— Не может быть… — прошептал он, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.
Он медленно приблизился, не веря своим глазам. Да, это точно был тот самый рюкзак.
— Нет, нет, нет! — он попятился, словно увидев змею. — Этого не может быть! Они же… они же…
Мысли путались. В памяти всплыли события годичной давности: тот же лес, тот же туман, тот же зловещий шёпот ветра.
Мужчина резко развернулся и побежал. Бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни, царапая лицо о низкие ветки. В ушах стучала кровь, а в голове билась одна мысль: «Только бы выбраться, только бы успеть!»
Пару раз он упал, больно ударившись коленями о камни. В третий раз, зацепившись за выступающий корень, рухнул лицом вперёд — острая боль пронзила бровь, тёплая кровь потекла по щеке. Но он даже не заметил этого, вскочил и снова бросился вперёд.
Наконец между деревьями показался просвет. Мужчина, не раздумывая, рванул к нему, надеясь увидеть знакомые очертания деревни или хотя бы просёлочную дорогу. Но вместо этого он выскочил прямо на железнодорожные пути.
В тот же миг его ослепил яркий свет летящего товарняка. Свисток раздался где‑то вдалеке, но было уже поздно. Время словно замедлилось. Он успел лишь поднять руку, будто пытаясь заслониться, и прошептать:
— Простите…
Товарняк экстренно затормозил, визг колёс разорвал ночную тишину. Грохот, скрежет металла, чей‑то отчаянный крик…
До ближайшей станции оставалось не более пары километров. Вскоре на месте появились сотрудники линейной милиции и местные жители, разбуженные страшным шумом. Кто‑то достал фонарик, кто‑то звонил в скорую.
— Опять лес… — тихо проговорил старый железнодорожник, крестясь. —
— Несчастный случай, — вздохнул участковый, осматривая место. — Виновных нет.
Но среди собравшихся шептались. Кто‑то вспоминал странные огни над лесом, кто‑то — непонятные голоса, доносившиеся из чащи по ночам. А одна старушка, крестясь, тихо сказала:
— Это место не любит, когда его тревожат. Оно забирает своё…
Туман медленно сгущался над путями, скрывая следы трагедии, а где‑то в глубине леса вновь мелькнули тёмные силуэты.
· · · ·
Электричка с громким гудком остановилась на полузаброшенном полустанке. Зашипели автоматические двери, выпуская на перрон редких пассажиров. С тем же шипящим звуком они закрылись, и уже через минуту вдали мелькнул хвост поезда, оставив на пустынной платформе лишь двух женщин с сумками.
— Далеко до деревни? — Ира поправила панамку и раздражённо отмахнулась от мошкары, кружившей над головой.
— Минут пятнадцать ходу через лес — и на месте, — пожала плечами Настя, подтягивая лямку тяжёлой сумки. — Да там деревня‑то в десяток домов всего. Вот в соседней — поживей, даже магазин есть.
— Ладно, потопали, а то жарко, — вздохнула Ира, поправляя солнцезащитные очки.
Подруги спустились на едва заметную тропинку, затерянную в высокой траве, и зашагали прочь от станции. Солнце палило нещадно, пробиваясь сквозь листву редкими бликами. Воздух стоял густой, напоённый запахом разогретой хвои и полевых трав.
Ирина и Настя дружили давно — со студенческих времён, когда делили одну комнату в общежитии. Потом их пути то расходились, то снова пересекались: замужества, переезды в другие города и даже страны, но связь между ними никогда не прерывалась.
Ира вышла замуж за немца и уехала в Германию. Жизнь за границей казалась сказкой, пока не обернулась кошмаром: развод, судебные тяжбы, разбитое сердце и сломанные рёбра — в прямом и переносном смысле. Процесс раздела имущества оказался мучительным, но Ирина сумела отстоять свои права. После развода она вернулась на родину состоятельной женщиной, хотя богатство это далось ей слишком высокой ценой.
Настя поддерживала подругу всеми силами — и когда та жила в Германии, и после возвращения. Первое время Ира даже поселилась у Насти в её сталинской трёхкомнатной квартире, доставшейся после рано ушедших родителей. Постепенно жизнь Ирины наладилась: она нашла работу, обзавелась кругом общения, но душевная рана заживала медленно.
Сама Настя тоже побывала замужем — и столь же быстро развелась. Оказалось, что для супруга она была не единственной «звездой» и «музой». Жила она скромно, без особых карьерных амбиций, но зарплаты хватало на скромную, но комфортную жизнь.
А недавно Настя получила в наследство дом в деревне — тот самый, где когда‑то жила её тётя. Дом оказался на удивление крепким, хоть и требовал небольшого ремонта. Огород зарос бурьяном, а задний двор плавно перетекал в лес. В соседних домах жили семьи железнодорожных рабочих и путейских обходчиков, егерь с женой и детьми, да несколько охотников. Жизнь здесь текла тихо, размеренно, вдали от городской суеты. Всего в деревне проживало не более тридцати человек.
Продать дом не представлялось возможным — слишком уж глухое место. Поэтому Настя решила оставить его как дачу. Сажать огород она не собиралась, но идея проводить здесь выходные, наслаждаясь тишиной и покоем, казалась идеальной.
Ира с энтузиазмом поддержала предложение. В последнее время она увлеклась фольклором и местными легендами, часто ездила с группой таких же энтузиастов по сёлам и деревням, собирая старинные предания и поверья. Она надеялась, что отдых на природе поможет ей отвлечься от прошлого и, возможно, вдохновит на новое увлечение.
И вот они шагают по лесу. Тишина здесь особенная — густая, почти осязаемая. Лишь шелест крон да редкие птичьи трели нарушают её. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву, рисуя на земле причудливые узоры. Тропинка виляет между вековых сосен, уводя подруг всё глубже в зелёное царство.
— Знаешь, — вдруг заговорила Ира, приглядываясь к причудливо изогнутой сосне, — в этих местах, говорят, ещё до революции видели странные огни над лесом. Местные называли их «блуждающими душами».
Настя усмехнулась:
— Опять твои легенды? Ты же знаешь, я в мистику не верю. Скорее всего, это были просто светлячки или отблески костра.
— Может, и так, — не стала спорить Ира. — Но представь: стоишь ночью в лесу, тишина, ни души, и вдруг — огонёк вдали. Медленно движется, то исчезнет, то появится снова…
Настя невольно оглянулась. Лес вокруг казался безмятежным, но в глубине души шевельнулось странное чувство — будто кто‑то наблюдает за ними из чащи. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.
— Давай лучше о планах на вечер подумаем. У меня в сумке пара бутылок вина и сыр. А ещё я прихватила фонарик — будем сидеть на крыльце и смотреть на звёзды.
— Звучит идеально, — улыбнулась Ира, но взгляд её всё ещё скользил по тёмным зарослям, словно выискивая что‑то невидимое.
Тропинка становилась всё менее заметной, а деревья — всё выше и гуще. Где‑то вдали прокричала птица, и эхо её крика разнеслось по лесу, будто зов из другого мира.
— Иди, я стол накрыла, — позвала Ирина, которая с увлечением беседовала с соседом через забор, увитый диким виноградом.
Листья шелестели на лёгком ветру, а где‑то в глубине сада постукивали друг о друга созревшие яблоки, падая на мягкую землю.
— Занятные тут персонажи, — покачала головой Ира, когда они сели за стол, накрытый в прохладной веранде. Над тарелками кружились мошки, а в углу монотонно тикали старинные часы с гирями.
— Чем? — Настя поставила на стол глиняный горшок с парным молоком и вытерла руки о клетчатый фартук.
— А ты знаешь, что у них тут народ мрёт да пропадает? — Ира понизила голос, невольно оглядываясь на окно, за которым сгущались вечерние тени.
— Да ладно?
— Ага. И все сплошь крепкие парни и мужики. Четверо уже пропало, причём один из них — участковый. — Ира придвинула к себе чашку с травяным чаем, от которой поднимался душистый пар. — Этого‑то нашли, только в шоке он, не говорит. А сосед твой, дед Матвей, говорит — леший их забирает по одному за грех большой.
— Это ж какой великий грех в этих краях? — Настя присела на скамью, скрипнувшую под её весом.
— Убийство.
— Да ну!
— Ты другие слова знаешь? — почему‑то разозлилась Ирина, стукнув ладонью по столу так, что задребезжала посуда.
— Ой, да ладно тебе. Местные страшилки для городских. Я, конечно, понимаю, ты увлекаешься сейчас этим… Но…
— Что? Дурью маюсь?
— Не обижайся.
— Я не обижаюсь. А вот про лешего это уже интересно. В каждом регионе свои легенды и поверья на эту тему. Знаешь, например, что в северных краях лешего представляют как старика с зелёными волосами, а здесь…
За такой беседой время пролетело незаметно. За окном давно сгустилась тьма, лишь фонарь у калитки бросал дрожащий круг света на пыльную дорогу. Спать легли около полуночи, когда последние сверчки затихли в траве.
На новом месте не спалось ни Насте, ни Ирине. Ире досталась скрипучая кровать с резными ножками, которая при каждом повороте с боку на бок издавала жуткие звуки, будто стонала от старости. Промаявшись около часа, Ира тихо поднялась, накинула халат и вышла на крыльцо.
Воздух был густым и тёплым, пропитанным запахом цветущей ночной фиалки и свежескошенной травы. Где‑то вдали ухала сова, а в кустах стрекотали цикады. Но вдруг…
В начале улицы завыла собака — пронзительно и жутко, словно по покойнику. Иру передёрнуло от этого воя, а Настя даже не пошевелилась. Она сидела на ступеньках, неподвижная, как статуя, и неотрывно смотрела на дом напротив.
Из темноты, словно из прорехи в реальности, вырисовывались силуэты подростков. Они стояли молча, глядя на дом, их очертания расплывались в сумраке, будто были не из плоти и крови. Вокруг повисла мёртвая тишина — даже собаки перестали выть, будто их голоса оборвали невидимой рукой.
— Насть, — тихо позвала Ира, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Она протянула руку и коснулась плеча подруги. Ткань халата была реальной, тёплой…
Но когда Ира опустила глаза, на крыльце никого не было.
Она в испуге отшатнулась и заскочила домой, прижимая ладонь к колотящемуся сердцу. «Я же точно её видела! И коснулась! Может, она просто за дом зашла?»
Только Ира собралась снова выйти на улицу, как машинально глянула на диван в углу комнаты. Подруга мирно спала, укрывшись стёганым одеялом с выцветшим цветочным узором. Даже немного похрапывала — знакомый, успокаивающий звук. Она явно крепко спит и никуда не выходила.
Так Ира и просидела до утра у окна, кутаясь в шаль. За стеклом медленно светлело небо, звёзды гасли одна за другой, а на траве выступила роса. Она хоть и собирала мистические истории, записывая их в потрёпанный блокнот, но никогда не сталкивалась в реальности со странностями.
Ира задремала прямо в кресле у окна, и не слышала, когда проснулась подруга. Настя, заметив Ирину в кресле, не стала её будить. Лишь тихо поставила на столик кружку с травяным настоем, от которого поднимался успокаивающий пар.
— Как спалось в кресле? Сильно скрипучая кровать? — с сочувствием спросила она, поправляя выбившуюся прядь волос. — Хочешь, поменяемся?
Ира смотрела в окно, за которым распускались первые цветы календулы, не решаясь рассказать о событиях прошлой ночи. Слова застревали в горле, будто колючки.
Она не успела начать, как с улицы раздался страшный крик — полный боли и ужаса.
Подруги выбежали на крыльцо. На пыльной дороге, залитой утренним солнцем, стояла женщина. Её лицо было искажено горем.
— Васька… мой Васька… — сквозь рыдания выдавила она, раскачиваясь из стороны в сторону. — Ушёл на рассвете в лес и не вернулся….только это осталось…
Она разжала пальцы, и на землю упала шишка. Обычная шишка.
Где‑то в глубине деревни залаяли собаки, а в небе закричали встревоженные галки. Утренняя тишина рассыпалась на тысячи острых осколков.
Женщину звали Антонина Фёдоровна. В том доме жил её сын — Васька. Когда она немного успокоилась, позвала подруг в дом. Пока Настя пыталась вызвать спасателей (сигнал ловил плохо, телефон то и дело выдавал «нет сети»), женщина, сгорбившись у печки, коротко рассказала трагическую историю, что случилась здесь некоторое время назад.
— Мальчишки… все четырнадцать–шестнадцать лет, спортсмены, городские. Только один был местным — точнее, дед у него здесь живёт. Так вот, приехали на выходные в поход. Хотели кедровой шишки да грибов набрать. С палатками и рюкзаками, все достаточно выносливые и неплохо ориентировались в лесу, тем более что с ними был местный.
Она замолчала, проводя ладонью по вытертому до блеска столу. На нём стояла фотография в деревянной рамке: улыбающийся парень в спортивной форме, с медалью на шее.
— Они приехали на электричке, вышли и сразу отправились в лес. Тому много свидетелей — как ребята скрылись в чаще. Это было утром в пятницу, а в понедельник они должны были уже появиться на учёбе, но не пришли. Родители собрались на поиски, но было поздно.
Антонина Фёдоровна сглотнула, её пальцы сжались в кулаки.
— Поздно ночью через тайгу нёсся товарный поезд. Впереди сложный поворот и вскоре станция, но на ней товарняк не остановился — промчался. Машинист в кабине увидел странную и жуткую картину: на рельсах в ряд лежали люди. Он подал сигнал, изо всех сил старался затормозить, но товарняк — это не электричка, да и ту так просто не остановишь.
За окном нарастал гул — где‑то вдали снова завыла собака, но никто не обратил на это внимания.
— Когда поезд наконец остановился, и машинист с помощником на ватных ногах вышли из кабины, они увидели страшную картину. Это были подростки.
Настя замерла, держа в руке телефон. Ира невольно придвинулась ближе к Антонине Фёдоровне.
— На помощь позвали местных жителей, прибыла полиция, началось расследование. Закрыли его буквально через неделю, заявив родителям о несчастном случае. Мол, парни устали в лесу, промокли и решили отдохнуть. Почему на путях? Ну мало ли, чего только не бывает. В общем, сами виноваты.
Женщина горько усмехнулась, её глаза блеснули в тусклом свете керосиновой лампы.
— Родители, само собой, не согласны. Только кто их будет слушать? Тихо было поначалу, а потом старая бабка Клава пошла за травой для кролей и в лесу увидела их… тех парней погибших. Откуда только столько прыти у старой взялось. С тех пор и повелось: стали их часто видеть, а потом люди стали пропадать. И вот теперь мой пропал.
Она подняла взгляд на подруг, и в её глазах читалась не только боль, но и странная, почти безумная решимость.
— Только я‑то знаю, кто руку приложил, кто за всем этим стоит…
— Кто? — тихо спросила Ира, чувствуя, как по спине ползёт ледяной озноб.
Антонина Фёдоровна медленно повернулась к окну, за которым сгущались сумерки. В отражении стекла мелькнул неясный силуэт — будто кто‑то стоял за спиной, но когда Ира обернулась, там никого не было.
— Леший, — прошептала женщина. — Он не просто забирает. Он выполняет договор.
В этот момент лампа дрогнула, и свет на миг погас.
Настя резко встала, её стул с грохотом упал на пол.
— Нам пора..
Ира хотела возразить, но слова застряли в горле. Она знала: спорить бесполезно. Что‑то в этом доме, в этой деревне, в самом воздухе — было не так. Что‑то древнее, тёмное, что не поддавалось объяснению.
Они вышли на крыльцо. Солнце уже скрылось за лесом, и тени вытянулись, словно щупальца, цепляясь за дома и заборы. Где‑то вдали раздался протяжный, почти человеческий вздох.
А потом — тишина.
Они вернулись к себе во двор, устроились на лавочке под старой яблоней, чьи ветви отягощали налитые соком плоды. Настя заварила чай в пузатом фарфоровом чайнике, притащила из дома керосиновую лампу с резным стеклом — в деревне свет отключали часто, не только в грозу. Тёплый свет лампы дрожал на скатерти в мелкий цветочек, а за забором шелестел листвой старый клён.
Подруги тихо обсуждали пропажу соседа, не замечая, что за ними наблюдают. Тени вдоль забора казались слишком густыми, слишком неподвижными.
— Про лешего всякое говорят, легенд полно. Но тут что‑то другое, — задумчиво произнесла Ира, помешивая чай ложечкой. — Если видят погибших парней, то это скорее призраки, и леший не при чём.
— Но люди‑то куда пропадают? — Настя нервно поправила прядь волос, упавшую на лицо.
— Права ты, Иринка, только отчасти, — голос раздался из‑за забора, заставив обеих вздрогнуть. — Видят действительно неуспокоенных. Они не могут уйти — их убийцы на свободе, и об этом никто не знает. Они хотят справедливости, вот и вершат её, как умеют.— Испугались? — раздался хрипловатый смешок.
— А у вас манера такая — подкрадываться? — сердито спросила Настя, пытаясь унять дрожь в голосе.
— А то! Девок пугать люблю! — рассмеялся сосед, перелезая через забор с ловкостью, неожиданной для его лет.
Деда звали Тимофей. Через пару минут он уже сидел напротив них, обхватив кружку с чаем большими, загрубевшими руками. Настя налила ему ещё чаю и подвинула вазочку с песочным печеньем. Старик внимательно смотрел на Ирину и Настю, словно размышляя: сказать или нет.
— Андрей вырос у меня на руках, а дочку я сам воспитывал, — наконец заговорил он, глядя в чашку. — Жена моя погибла — зимой в речку упала и утонула. Внук с друзьями заходили ко мне и должны были после зайти —от меня на электричку идти. Не пришли. А потом ночью крик, в окно тарабанят… До конца жизни не забуду этот ужас.
— Вроде несчастный случай? — осторожно спросила Ира.
— Вроде, — горько усмехнулся Тимофей. — Анечка, дочка моя, почернела от горя. Всё по лесу бродила, к путям тем выходила. Пару раз охотники её домой приводили. Она‑то до этого в городе бухгалтером работала, а тут горе такое…
Он замолчал, проводя ладонью по морщинистому лбу. Ветер шелестел листьями, где‑то вдалеке залаяла собака.
— Однажды Аня пропала на два дня, а потом вернулась. Весёлая, почти прежняя. «Всё, папка, — говорит, — заплатят они, те, кто сына и друзей его порешил. Только виновных накажут.».
— Дочка, ты что сделала? — прошептал он, чувствуя, как сжимается сердце.
— А сделку я заключила. За сына.
— Аня!
— Папа! Они просто так убили моего сына, они не дали ему шанса на жизнь. А теперь? Они на свободе, один даже жениться собрался.
— Дочь, но ведь милиция сказала…
— Это не правосудие! Для них это несчастный случай. Только я сразу поняла — их всех убили.
Тимофей поднял глаза на подруг, и в его взгляде была такая боль, что у Насти комок подступил к горлу.
— Я смотрел на свою дочку и не понимал: она верит в это или совсем с ума сошла? Когда пропал первый, Аня изменилась. Теперь просто смотрит в пустоту. Это больше не моя дочь, а оболочка.
— Отчего ваша дочь была уверена, что их убили? — тихо спросила Ира.
— Не знаю. Чутье, наверное, материнское.
— А что она сделала?
— С лешими заключила сделку. Они на его территории погибли, и он может многое. И пока они всех не заберут — не успокоятся. А тела? Всего лишь оболочка. Может, когда‑нибудь что‑то найдут.
— Страшная история, больше похожа на легенду, — пробормотала Настя, ёжась от внезапного холода.
Старик грустно улыбнулся, но промолчал. Насте было не по себе от таких новостей, Ирине же, наоборот, нравилось — хоть она и не верила.
— Когда придёт время — поверишь, — сказал сосед Ирине перед уходом, и его тень, вытянувшись, исчезла за забором.
А через пару дней Настя с Ириной отправились в лес за грибами. Антонина подсказала им путь — «там, за старой берёзой, поляна грибная», а сосед дал корзину и кучу наставлений: «В глубь не заходите, к болоту не суйтесь, если тучки пойдут — сразу назад».
Они шли по узкой тропе, вдыхая аромат хвои и влажной земли. Птицы перекликались в кронах, где‑то стучал дятел, а солнце пробивалось сквозь листву золотыми лучами.
Но гроза налетела внезапно. Небо почернело в считанные минуты, молнии сверкали так, что глаза болели. Ветер взвыл, срывая листья, и первые тяжёлые капли забарабанили по земле.
Вдруг ослепительная вспышка — и гром расколол небо. Молния ударила в дерево на поляне, где они были. Ствол вспыхнул, словно факел, и с треском рухнул, разделяя поляну огненной преградой.
Так Настя и Ира оказались разделёнными пламенем. Огонь усиливался, жадно пожирая сухую траву и ветки. Девушки, не сговариваясь, бросились прочь от огня, разбегаясь в разные стороны.
Пожар набирал обороты, гнал Иру прочь от этого места. Она бежала, задыхаясь от дыма и жара, пока нога не зацепилась за корягу. С криком она рухнула в овраг, катясь по скользким камням.
Ливень хлестал, заливая лицо, вода струилась по одежде, но Ира, дрожа, приподнялась и огляделась. Она смогла спрятаться под громадную корягу, понимая, что в такую грозу это опасно, но выбора не было.
Сквозь потоки воды она увидела их — погибших парней. Они не были как обычные люди, а словно мерцали, то пропадая, то появляясь. Их глаза светились холодным светом, а движения были рваными, нечеловеческими.
Ира попятилась в ужасе, но бежать было некуда. Они окружили её, протягивая руки, их губы шевелились, но слов не было слышно — только раскаты грома заглушали всё.
Она открыла рот, чтобы закричать, но крик потонул в очередном ударе молнии.
Когда призраки окружили Иру в овраге, их мерцающие силуэты вдруг стали чётче, словно проявились сквозь пелену времени. Высокий парень с выгоревшими вихрами — тот самый, что заговорил первым — медленно поднял руку, и перед глазами Ирины развернулось видение.
Картина первая: лагерь в лесу
Тёплый вечер. Костёр мягко потрескивает, отбрасывая пляшущие тени на палатки. Мальчишки сидят вокруг огня — смеются, жарят хлеб на прутьях. Один из них, самый младший, рассказывает анекдот, все хохочут. В воздухе пахнет дымком, жареной картошкой и хвоей.
Но за деревьями, в темноте, шевелятся другие тени. Пятеро мужчин, шатаясь, пробираются к лагерю. Их лица искажены пьяной злобой, в руках — дубинки и ножи. Слышны обрывки разговора:
— Городские… думают, тут им курорт…
— Пусть знают, кто тут хозяин…
— Развели пикник на нашей земле…
Картина вторая: нападение
Мальчишки уже спят в палатках. Тишину прорезает резкий крик — первый удар. Палатка рвётся, кто‑то пытается выбраться, но его бьют по голове. Остальные просыпаются в панике, но нападающие действуют быстро и жестоко.
Один из парней, тот самый местный, что привёл друзей в лес, бросается к старшему из нападавших:
— Дядь Коль, это же я! Андрей!
Мужчина с багровым лицом и мутными глазами лишь ухмыляется:
— А теперь ты — никто.
Дубинка опускается со страшным хрустом.
Картина третья: железная дорога
Ночь. Дождь. На путях лежат тела — неподвижные, изувеченные. Нападавшие, тяжело дыша, перетаскивают их, раскладывая в ряд.
— Так лучше, — хрипит один, вытирая кровь с лица. — Поезд пройдёт — никто и не поймёт, что тут было.
— А если кто увидит? — испуганно оглядывается другой.
— Кто тут увидит? Лес да болота. А кто болтать начнёт — сам знаешь…
Они исчезают в темноте, оставив после себя лишь капли крови на мокрых рельсах.
Возвращение к реальности
Ира вздрогнула, вырванная из видения. Призраки стояли перед ней, их глаза горели холодным огнём.
— Теперь ты знаешь, — прошептал парень с вихрами. — Они смеются по ночам, пьют, хвастаются. А мы… мы не можем уйти, пока они не заплатят.
— Но почему вы показали это мне? — с трудом произнесла Ира, чувствуя, как дрожат колени.
— Потому что ты слушаешь. Потому что ты видишь. Потому что лес выбрал тебя свидетелем.
— Что я должна сделать?
Призраки не ответили. Их фигуры начали растворяться в тумане, а голоса превратились в шёпот ветра:
— Найди… правду… пока не стало слишком поздно…
Последнее, что увидела Ира перед тем, как видение исчезло, — лица нападавших, искажённые пьяной ухмылкой. Она запомнила их. Навсегда.
Когда она очнулась, дождь уже стих, а в небе проглядывали первые звёзды. Дрожащими руками она вытерла лицо — на пальцах осталась грязь, но не было ни крови, ни следов от ударов. Всё произошло не здесь. Всё произошло тогда.
Но теперь это стало её правдой. Её бременем. Её задачей.
Она медленно поднялась, оглядываясь на лес, который больше не казался тихим и безобидным. Где‑то там, среди деревьев, всё ещё бродили тени — не только призраков, но и тех, кто остался живым. И они знали: кто‑то теперь знает их секрет.
Ира долго стояла, вглядываясь в сумрак леса. Ветер шевелил мокрые пряди, холодил разгорячённое лицо, но она не замечала ни сырости, ни дрожи в коленях. Перед глазами всё ещё стояли картины той ночи — костёр, пьяные силуэты, окровавленные рельсы.
«Лес выбрал тебя свидетелем».
Эти слова звучали в голове, словно набат. Она знала: вернуться к обычной жизни уже не получится. Теперь она — часть этой истории, этой мести, этого леса.
Когда Ира наконец добралась до дома, Настя уже металась по крыльцу.
— Где ты была?! — вскрикнула она, бросаясь навстречу. — Я весь лес обыскала!
Ира молча обняла подругу, прижимаясь к её тёплому плечу. Слова застряли в горле — как объяснить то, что нельзя уложить в привычные рамки?
— Потом, — прошептала она. — Всё потом.
В доме было тепло и пахло травяным чаем. Настя усадила Иру у печки, налила горячего настоя, накрыла плечи пледом. Но даже сквозь уют и заботу подруга чувствовала: что‑то изменилось.
— Ты побледнела, — тихо сказала Настя, всматриваясь в её лицо. — Что ты видела?
Ира подняла глаза. В них читалась не только усталость — там горело нечто новое, почти пугающее.
— Правду.
И она рассказала. Всё — от мерцающих призраков до кровавых картин той ночи. Настя слушала молча, сжимая чашку так, что побелели пальцы. Когда Ира закончила, в комнате повисла тяжёлая тишина.
— Это… безумие, — наконец выдохнула Настя. — Но я верю. Потому что сама видела… странные вещи.
— Какие?
— Вчера, когда искала тебя, я зашла за старую берёзу. Там, где поляна. И увидела… следы. Свежие. Как будто кто‑то стоял и смотрел на меня. Но когда я обернулась — никого. Только ветер.
Ира кивнула. Она понимала. Лес не отпускал. Он требовал действий.
На следующий день подруги отправились к Тимофею. Старик встретил их у калитки, будто ждал. Его глаза, обычно сонные и безразличные, теперь горели острым, почти молодым огнём.
— Узнали, да? — хрипло спросил он, не дожидаясь вопросов. — Аня тоже узнала. Потому и пошла на сделку.
— Но как? Как остановить это? — спросила Ира.
Тимофей медленно опустился на скамью, провёл ладонью по седым волосам.
— Только правда. Только суд. Но кто нам поверит? Милиция закрыла дело, а местные… они боятся.
— А если не бояться? — тихо сказала Настя. — Если рассказать всем?
Старик горько усмехнулся:
— Расскажешь — станешь следующей. Они не остановятся. Звери, а не люди.
— Тогда что делать? — голос Иры дрогнул.
— То, для чего лес тебя выбрал. Докажи. Найди доказательства. Покажи людям, что это не случайность.
Вечером подруги сидели на крыльце, глядя на закат. Небо пылало багровым, словно напоминая о крови на рельсах.
— Мы должны, — сказала Ира, сжимая кулаки. — Не ради мести. Ради правды.
Настя кивнула. В её глазах больше не было страха — только решимость.
— Значит, начнём завтра.
Где‑то в глубине леса раздался протяжный, почти человеческий вздох. Но теперь он не пугал. Он звал.
Через месяц в деревне появился следователь — молодой, настойчивый, с холодным взглядом и папкой, полной вопросов. Он слушал рассказы о пропажах, о странных огнях в лесу, о криках по ночам.
А потом нашёл.
Старые рельсы, скрытые в зарослях, с едва заметными пятнами ржавчины. Заброшенную охотничью избушку, где хранились вещи нападавших — дубинки, ножи, окровавленная одежда. И главное — свидетельства. Десятки свидетелей, которые раньше молчали, теперь говорили.
Пятеро мужчин были арестованы. На суде они отрицали вину, но доказательства оказались сильнее их лжи.
После приговора Настя и Ира стояли у околицы, глядя, как увозят преступников. Солнце светило ярко, птицы пели, и лес казался обычным — тихим, зелёным, живым.
— Всё закончилось? — тихо спросила Настя.
Ира закрыла глаза, прислушиваясь к ветру. Где‑то вдали, среди деревьев, прозвучал лёгкий, почти радостный смех.
— Да, — ответила она. — Теперь всё.
Но в глубине души она знала: лес никогда не забывает. И если снова понадобится свидетель — он найдёт кого‑то другого.
Потому что правда всегда находит дорогу. Даже через тьму.
Примечание автора:
История основана на реальных событиях. Случилось это в 1989 году, а закончилась эта история лишь в 2001. К сожалению не все виновные понесли заслуженное наказание. Я смешала реальную историю и приправила ее вымыслом с долей мистики.
В предновогодней суете стараюсь быстрее закончить историю Лачи. 29.12 выйдет заключительная часть о Лачи и приключениях в горах. Это не значит, что приключения шовихани окончены. Все только начинается.