Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился в Кёнигсберге 24 января 1776 года в семье адвоката королевского суда Кристофа Людвига Гофмана и его кузины. Это была странная семья, где супруги состояли в кровном родстве.
Брака хватило на пару-тройку лет - в 1778 году родители Эрнста развелись. Двухлетний мальчик перебрался жить к бабушке, потому что оказался совершенно не нужен матери. Она была погружена в религию, в свои фантазии и не обращала внимания на ребенка.
Зато мальчиком занимались остальные члены семейства: бабушка, две незамужние тёти (к одной из них, Иоганне, он искренне привязался) и неженатый дядя. Дядя Отто был умницей, мистиком и фантастом, но, увы, ханжой и педантом. Подрастающий Эрнст терпеть не мог дядиной педантичности и иногда в пику родственнику переворачивал в доме всё вверх дном.
Особой страстью маленького Эрнста Теодора стала музыка. К 12 годам он виртуозно играл на фортепиано, скрипке и органе, а также увлекался рисованием и сочинением стихов.
Интересный факт: большую часть жизни Гофман, которого мы знаем как писателя, на самом деле прослужил дирижером, композитором, театральным художником и постановщиком.
В 1781 году Эрнст Теодор начал посещать лютеранскую школу. Там он познакомился с Теодором Готлибом фон Гиппелем (племянником бургомистра Кёнигсберга). Очень быстро их связала дружба, продлившаяся всю жизнь.
Три года - с 1792 по 1795 год - Гофман изучал право. В это время в университете читал лекции Иммануил Кант, но... Гофман их бессовестно прогуливал. Несмотря на явную склонность к музыке, после школы Эрнст Теодор отправился изучать юриспруденцию в Альбертине (Кёнигсбергском университете) - так было решено в семье, а Гофман был ещё слишком молод, чтобы противиться воле дяди и бабушки.
Параллельно с учебой в университете юноша давал уроки музыки очаровательной замужней даме по имена Дора Хатт, матери 5 детей. Чем привлекала она 16-летнего Гофмана? Скорей всего, не только красотой. Вполне возможно, что вначале он, не знавший материнской ласки, нашёл в ней то, чего ему так в жизни не хватало: женскую теплоту и участие.
Но не только уроки музыки он ей давал. Четыре года длилась их мучительная связь - преступная с точки зрения окружающих. Гофман страдал оттого, что его возлюбленная продолжает делить постель с мужем. А Дора, как всякая женщина, влюблённая в молоденького мальчика и лишённая возможности быть с ним всегда, представляла, как он ей изменяет с ровесницами. И устраивала скандалы по поводу этих воображаемых измен...
В 1796 году Дора родила шестого ребенка, подозрительно похожего на учителя музыки. Её связь со студентом перестала быть секретом. Слухи об их «скандальной» связи поползли по домам знакомых и спустя какое-то время стали предметом широкого обсуждения среди кёнигсбержцев. Второй темой был вопрос об отцовстве Гофмана.
Чтобы затушить разгорающийся скандал, семейство Дерферов "пробивает" Гофману (еще не закончившему обучение к Альбертине) назначение судейским чиновником в другой город.
Итак, юному Гофману пришлось уехать из Кёнигсберга. И уезжал он в состоянии, близком к помешательству. Он не мог взять с собой Дору, чужую жену, и её шестерых детей. У него нет денег, чтобы содержать их. Но и оставить её, опозоренную, в городе, где превыше всего ценится соблюдение правил и приличий, - было страшно и больно.
Как показала жизнь, Кёнигсберг он покинул навсегда. Один раз он посетил родной город – в 1797 году приехал навестить родных, встретился с бывшей возлюбленной и … их отношения окончательно заканчились.
Жизнь основательно помотала Эрнста Теодора по Европе - Берлин, Варшава, Бамберг, Лейпциг. Не везде что-то складывалось, не всегда было успешно. Иногда Гофман по 5 дней не ел ничего, кроме хлеба. Удивительно, но на литературном поприще его вообще долго не признавали. Да и он не видел себя литератором – писать начал скорее от безнадеги, чтобы заработать на хлеб.
В 1805 году Гофман сменил свое имя «Вильгельм» на «Амадей» - так велико было его преклонение перед великим Моцартом.
Плодотворно работая в театрах, параллельно Гофман написал и издал «Ночные рассказы», «Детские сказки», «Серапионовы братья», «Эликсир сатаны», «Золотой горшок», «Житейские воззрения кота Мурра», «Песочный человек», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер».
В 1816 году его опера «Ундина» в Берлине имела колоссальный успех - сам Гофман говорил даже о «сенсации», что, возможно, было некоторым преувеличением. Особую похвалу в современных рецензиях получили декорации, выполненные самим Карлом Фридрихом Шинкелем - спустя десятилетия очевидцы вспоминали, что благодаря им опера «приобрела театральную зрелищность, и по сей день не изгладившуюся из памяти видевших это представление».
Но после этого Гофмана словно прокляли. Сценическая жизнь «Ундины» оказалась недолгой. Пожар, уничтоживший все декорации, положил конец её большому успеху. А дальше неприятности нарастали как снежный ком. Критики внезапно перестали ценить талант Гофмана - его сатиричные произведения не соответствовали канонам немецкого романтизма. «Берлинские филистеры» находили либретто «слишком мистичным и набожным». Музыкальная и театральная карьера Эрнста Теодора оказались уничтожены.
Чтобы прокормиться, Гофман пристроился на какую-то должность мелкого чиновника и посвятил себя литературной работе. Если раньше он писал для заработка, теперь это была возможность не сойти с ума.
И случилось чудо – начала расцветать его литературная карьера. В Берлине Гофман завоевал успех, начал издаваться в альманахах «Урания» и «Записки любви и дружбы».
В то время как восходила его звезда писателя, сам Гофман из-за развивающейся психической болезни, тяжелой нервной работы и алкоголя приближался к трагическому финалу.
С 1818 года у писателя развивалась болезнь спинного мозга, которая в течение нескольких лет привела к параличу. В 1819 году здоровье 43-летнего Гофмана было подорвано. Жизненные сложности превратили талантливого человека в пьяницу, сифилис вызывал ослабление конечностей, а с начала 1822 года - паралич до самой шеи.
В январе 1822 года Гофман тяжело заболел. К болезни добавились проблемы с властью: 23 января по распоряжению прусского правительства были конфискованы рукопись и уже отпечатанные листы «Повелителя блох», а 31 января начальник полиции Кампц потребовал строгого наказания для писателя за насмешки над чиновниками. 23 февраля тяжело больной Гофман продиктовал речь в свою защиту, а 26 марта составил завещание. Очень своевременно - вскоре у него начался паралич.
Несколько месяцев он, парализованный, провел на больничной койке. Все, что обездвиженный писатель еще мог, - это диктовать тексты своих последних произведений жене или секретарю.
Утром 25 июня 1822 года наступила развязка. По воспоминаниям родных, Гофман внезапно забился в конвульсиях, а спустя несколько минут умер.
Вот такая не очень сказочная история жизни получилась у сказочного писателя.