Я сидела и слушала. Сначала с изумлением, потом с нарастающим раздражением, а потом... С холодной ясностью. Свекровь отвела глаза, уставившись в свою тарелку с остывающим ризотто. Слава заёрзал, и ножка стула противно скрипнула по паркету — звук, похожий на вскрик мелкого грызуна.
— Леночка, ты должна понять, — начала Тамара Ивановна своим "бархатным" голосом, который она обычно использовала, чтобы отчитывать прислугу или торговаться на рынке. — Это всего лишь формальность. Временная мера. Мы ведь семья.
Я перевела взгляд на мужа. Слава, мой золотой мальчик, мой успешный (как мы всем говорили) предприниматель, сейчас выглядел как нашкодивший школьник, которого застукали с сигаретой. Только вот «сигарета» стоила пятнадцать миллионов рублей, и дым от неё собирался сжечь мою жизнь.
— Повтори, — сказала я. Мой голос звучал ровно. Слишком ровно для человека, которому только что сообщили, что его квартира — добрачная, унаследованная от отца, моя крепость и моя гордость — заложена.
— Лена, ну не начинай, — Слава наконец поднял глаза. В них плескалась паника, смешанная с той самой мужской обидой, когда жена отказывается молча исправлять его ошибки. — Мне нужны были оборотные средства. Срочно. Партнеры подвели, поставка застряла на таможне. Это был вопрос жизни и смерти для бизнеса!
— И ты подделал мою подпись, — констатировала я. Не спрашивала. Утверждала.
— Я не подделывал! — взвился он. — Ты сама подписывала ту доверенность, помнишь? Год назад, когда мы оформляли страховку на машину. Там... там был пункт о распоряжении имуществом.
Я вспомнила тот день. Суматоха, мы опаздывали в аэропорт, Слава сунул мне стопку бумаг: «Подпиши здесь и здесь, это для страховой, чтобы я мог сам всем заниматься, если что». Я подписала. Я доверяла ему. Я любила его.
Господи, какой же дурой я была.
— Хорошо, — я откинулась на спинку стула, чувствуя, как холодная ясность заполняет меня изнутри, вытесняя эмоции. Словно кто-то выключил отопление в душе и открыл окна в морозную ночь. — Допустим. Ты воспользовался доверенностью, которую получил обманом. Ты заложил мою квартиру банку. Но я так понимаю, мы сидим здесь не поэтому. Если бы ты платил по кредиту, я бы об этом даже не узнала. Верно?
В столовой повисла тишина. Слышно было только, как тикают старинные часы в углу — подарок Тамары Ивановны на нашу свадьбу. «Чтобы вы ценили время, проведенное вместе», — сказала она тогда. Ирония судьбы.
— Срок вышел вчера, — тихо произнесла свекровь, не поднимая глаз от ризотто, которое она ковыряла вилкой, превращая в кашу. — Банк не продлевает договор. Они выставляют квартиру на торги. Если...
— Если что? — спросила я.
— Если ты не подпишешь поручительство своим бизнесом, — выпалил Слава. — Лена, у тебя на счетах дизайн-студии достаточно активов. Если ты выступишь поручителем, они дадут отсрочку на полгода. Я всё исправлю! Я клянусь! Товар растаможат, я продам партию и закрою долг. И квартиру спасем, и студия не пострадает.
Я смотрела на них. На эти два лица, которые последние пять лет были моим миром.
Тамара Ивановна — властная, ухоженная женщина, которая всегда знала, как лучше. Она учила меня варить борщ («Слава любит погуще»), выбирать шторы («Этот цвет слишком депрессивный для спальни сына») и жить («Женщина должна быть мудрой, Леночка, а мудрость — это умение закрывать глаза»).
И Слава. Красивый, амбициозный, вечно подающий надежды. Я создала его. Я познакомила его с нужными людьми, я одевала его, я поддерживала его безумные стартапы, пока моя собственная студия архитектуры и дизайна приносила реальные деньги. Я была фундаментом, на котором они строили свои воздушные замки.
И вот теперь они решили разобрать фундамент на кирпичи, чтобы залатать дыры в крыше.
— А если я откажусь? — спросила я.
Тамара Ивановна наконец подняла голову. В её глазах исчезла наигранная кротость. Там появился стальной блеск — тот самый, который я видела, когда она увольняла домработницу за разбитую чашку.
— Ты не откажешься, милая. Потому что тогда Славе грозит уголовное дело. Банк уже намекнул, что доверенность выглядит сомнительно. Если ты заявишь, что не знала о кредите, его посадят за мошенничество. Ты ведь не хочешь быть женой зека? Или, еще хуже, разведенкой, которая посадила собственного мужа? Подумай о репутации своей студии. Кто понесет деньги архитектору, у которого в семье такие скандалы?
Шантаж. Изящный, семейный, с запахом дорогих духов и домашнего ужина.
Вот она, та самая точка невозврата. Момент, когда изумление сменилось раздражением, а затем пришла она — ясность.
Я вдруг увидела всё. Не только этот кредит. Я увидела мелкие исчезновения денег с общего счета. Увидела странные звонки, после которых Слава выходил на балкон. Увидела, как Тамара Ивановна постоянно интересовалась делами моей фирмы, якобы из материнской заботы.
Они не просто ошиблись. Они жрали меня. Кусок за куском. Они были паразитами, которые присосались к здоровому организму, и теперь, когда организм попытался дернуться, они впрыскивали яд.
— Значит, выбор такой: или я рискую своим бизнесом, который строила десять лет, ради спасения квартиры, которую вы уже украли, или Слава идет в тюрьму? — уточнила я.
— Не утрируй, — поморщился Слава. — Никто ничего не украл. Это инвестиция. И никто не сядет, если ты просто подпишешь бумагу. Лена, ну мы же одна команда! Помнишь? "В горе и в радости". Сейчас — горе. Спаси меня.
Он потянулся через стол, пытаясь взять меня за руку. Его ладонь была влажной. Я не отдернула руку, но и не ответила на пожатие. Моя рука лежала на скатерти, как кусок мрамора.
В голове стремительно складывался пазл. Активы студии. Квартира. Доверенность. Если я подпишу поручительство, а Слава (что неизбежно) не отдаст долг, банк заберет всё. И квартиру, и мою фирму. Я останусь нищей. А они?
У Тамары Ивановны была дача в Подмосковье, записанная на троюродную сестру. У Славы была машина, оформленная на маму.
Они готовились к этому. Может быть, не сознательно планировали мое разорение, но подсознательно всегда готовили запасные аэродромы, на которые я не имела права.
— Мне нужно подумать, — сказала я, аккуратно высвобождая руку.
— Времени нет, — жестко сказала свекровь. — Утром нужно быть в банке. Документы уже готовы, юрист пришлет их на почту через час.
— Я сказала, мне нужно подумать, — мой голос стал тише, но в нем прорезались металлические нотки, от которых Слава вздрогнул. — Я пойду в кабинет. Не беспокойте меня.
Я встала из-за стола. Ноги казались ватными, но спину я держала прямо. Я чувствовала их взгляды, сверлящие мне затылок. Взгляд хищника, который загнал жертву в угол, и взгляд шакала, ожидающего своей доли.
Войдя в кабинет, я заперла дверь на ключ. Прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Сердце колотилось где-то в горле, но разум был кристально чист.
Они думали, что загнали меня в ловушку. Они думали, что играют на моем страхе позора, на моей любви, на моей привычке «спасать».
Они ошиблись.
Я подошла к сейфу, скрытому за картиной (абстракция, которую Слава всегда ненавидел, называя "мазней"). Набрала код. Внутри лежали не деньги и не драгоценности. Там лежала синяя папка.
Месяц назад я наняла частного детектива. Не потому, что подозревала Славу в измене — это было бы слишком банально. Я подозревала, что деньги из моего сейфа пропадают не просто так. Отчет пришел три дня назад, но я не решалась его открыть. Мне было страшно разрушить иллюзию счастливой семьи.
Теперь страха не было.
Я достала папку и открыла её. Фотографии, выписки со счетов, стенограммы разговоров.
— Ну что ж, Слава, — прошептала я, глядя на фото, где мой муж передает толстый конверт какому-то человеку в кожаной куртке. — Ты хотел сыграть по-крупному? Мы сыграем.
Но они не знали одного. Квартира, о которой шла речь... Юридически она уже год как не принадлежала мне. Я переписала её в трастовый фонд, управляемый моей фирмой, чтобы обезопасить активы от возможных исков заказчиков. Слава использовал старую выписку из реестра и ту самую "липовую" доверенность, срок которой (если внимательно читать мелкий шрифт, который я всегда читаю) истек три месяца назад.
Банк не мог принять эту квартиру в залог законно. Значит, человек, с которым договаривался Слава в банке — в доле. Это мошенничество группы лиц.
Но если я скажу им об этом сейчас, они начнут выкручиваться. Они сбегут.
А мне нужно было не просто спастись. Мне нужно было наказать.
Я села за компьютер и открыла файл с документами, которые прислал юрист Славы. Быстро пробежала глазами. Кабальные условия. Полная передача прав управления счетами в случае просрочки даже на один день. Они хотели забрать у меня всё.
Я улыбнулась. Улыбка вышла кривой и страшной, я увидела её отражение в черном экране монитора.
Я достала телефон и набрала номер, который надеялась никогда не использовать.
— Алло, — ответил хриплый мужской голос. — Громов слушает.
— Константин, это Елена Власова. Помните, вы предлагали мне выкупить долю в моем бизнесе, а я отказалась?
— Помню, Лена. Передумали?
— Нет. У меня есть предложение получше. Я хочу, чтобы вы купили долг моего мужа. Но с одним условием.
— С каким?
— Кредитором стану я. Анонимно. Через вашу структуру.
Я повесила трубку. План созрел мгновенно, рожденный той самой холодной ясностью. Завтра я подпишу эти бумаги. Я сделаю вид, что я покорная овечка, идущая на заклание. Я дам им поверить, что они победили.
Пусть Слава думает, что спасен. Пусть Тамара Ивановна планирует, как будет тратить прибыль моей студии.
Я уничтожу их. Не спеша. Законно. И, что самое приятное, их собственными руками.
Я вышла из кабинета. Спустилась в гостиную. Они сидели там же, за столом, словно застывшие фигуры в музее человеческой подлости.
— Я согласна, — тихо сказала я.
Слава выдохнул, и этот звук был похож на сдувающийся шарик. Тамара Ивановна едва заметно кивнула, скрывая торжествующую ухмылку.
— Я знала, что ты примешь правильное решение, дочка, — сказала она.
— Да, мама, — ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Семья — это главное.
Игра началась.
Утро началось не с кофе, а с выбора костюма для жертвоприношения. Я стояла перед гардеробной и разглядывала вешалки. Красное? Слишком агрессивно. Черное? Слишком траурно, могут заподозрить неладное. Я выбрала серое кашемировое платье — мягкое, уютное, обволакивающее. Одежда женщины, которая ищет защиты. Одежда покорной жены.
Слава ждал меня внизу. Он уже был при параде: в своем лучшем темно-синем костюме, гладко выбритый, пахнущий дорогим парфюмом, который я подарила ему на годовщину. Но запах страха перебить было невозможно. Он исходил от него волнами — в суетливых движениях, в бегающем взгляде, в том, как он постоянно проверял телефон.
— Ты готова? — спросил он, стараясь придать голосу уверенность. — Мама уехала на дачу, сказала, что не хочет нас нервировать. Будет молиться за нас.
«Будет пить коньяк и ждать звонка, что рыбка в сети», — подумала я, но вслух произнесла лишь тихое:
— Поехали.
Банк, который выбрал Слава (или, вернее, который выбрал его), находился в современном стеклянном бизнес-центре, но сам офис располагался в полуподвальном помещении с отдельным входом. «Кредитный Дом "Авангард"» — гласила вывеска. Название, от которого веяло девяностыми.
Нас встретил управляющий — Илья Петрович. Грузный мужчина с лоснящимся лицом и бегающими глазками-пуговками. Он пожал руку Славе так, словно они были старыми подельниками, а меня окинул липким, оценивающим взглядом.
— Елена Викторовна, наслышан, наслышан. Рад, что мы нашли общий язык, — промурлыкал он, приглашая нас в переговорную.
На столе уже лежала стопка бумаг. Толстая, внушительная.
— Вот, собственно, договор поручительства и дополнительное соглашение к кредитному договору Вячеслава Андреевича, — Илья Петрович постучал пухлым пальцем по бумаге. — Формальность, как мы и обсуждали. Вы поручаетесь активами своего ООО «Архи-Лайн» за обязательства супруга. Срок пролонгации кредита — шесть месяцев.
Я взяла ручку. Пальцы не дрожали. Я чувствовала себя хирургом, который делает разрез, зная, что пациенту будет больно, но это необходимо для вскрытия гнойника.
Я медленно листала страницы. Текст был составлен грамотно, но хищно. Штрафы за просрочку были драконовскими. Право безакцептного списания средств. Полный доступ к аудиту моей компании. Если бы я подписала это всерьез, я бы собственноручно надела петлю на шею своему бизнесу.
Но я знала то, чего не знали они.
— Здесь ошибка в дате, — тихо сказала я, указывая на один из пунктов.
Илья Петрович напрягся. Слава побледнел.
— Где? — резко спросил банкир.
— Вот здесь. Указан прошлый год в дате доверенности на квартиру.
Банкир выдохнул и рассмеялся, но смех вышел нервным.
— Ох, простите, опечатка помощницы. Сейчас исправим. Но это несущественно, мы же подписываем поручительство, а залог квартиры — это отдельный договор.
«Конечно, несущественно, — подумала я. — Потому что вы оба знаете, что залог липовый. Вы оба знаете, что срок доверенности истек, и вы просто прикрываете свои задницы моим бизнесом».
Они исправили дату ручкой, поставили печати «Исправленному верить». Я подписала.
Росчерк пера был похож на звук рвущейся ткани.
— Поздравляю! — Илья Петрович хлопнул в ладоши. — Вячеслав Андреевич, вы спасены. У вас полгода, чтобы закрыть вопрос.
Слава обмяк в кресле, словно из него выпустили воздух.
— Спасибо, Лена, — прошептал он, глядя на меня глазами побитой собаки, которую вдруг погладили. — Ты не представляешь... Ты просто святая.
Мы вышли из банка на свежий осенний воздух. Слава тут же достал сигареты.
— Слушай, Лен, может, отметим? Поедем в «Марио», пообедаем? Я сейчас позвоню маме, обрадую её...
Меня замутило. Физически. От его радости, от его мгновенного возвращения в зону комфорта. Он только что продал меня, чтобы купить себе полгода спокойной жизни, и уже готов был праздновать.
— Не могу, — сухо ответила я. — Мне нужно в офис. Теперь мне нужно работать в два раза больше, раз уж на кону моя фирма.
— Да-да, конечно, — он поспешно кивнул. — Ты права. Я тоже поеду в офис. Растаможка... ну, ты понимаешь.
Он поцеловал меня в щеку — влажный, быстрый поцелуй — и побежал к своей машине. Я смотрела ему вслед. Мой муж. Человек, с которым я планировала завести детей. Человек, который оказался пустышкой в дорогой обертке.
Я села в свой автомобиль, но поехала не в офис. Я поехала на другой конец города, в промзону, где в здании бывшего завода располагался офис Константина Громова.
Громов был легендой в узких кругах. Его называли «санитаром бизнеса». Он скупал долги, банкротил компании, поглощал конкурентов. Жесткий, циничный, но, в отличие от моего мужа и его банкира, он соблюдал свое слово. Кодекс хищника.
Его кабинет был полной противоположностью тому банку: кирпичные стены, огромные окна, минимализм и запах дорогого табака.
— Елена Викторовна, — Громов не встал, лишь указал рукой на кресло напротив. Он был мужчиной лет пятидесяти, с седым ежиком волос и глазами цвета стали. — Не ожидал, что вы так быстро перезвоните.
— Ситуация изменилась, — я положила на стол копию только что подписанного договора.
Громов пробежал глазами по тексту. Его бровь удивленно поползла вверх.
— Вы поручились своей студией за долги мужа перед этой... помойкой? — он брезгливо отбросил листок. — Лена, я считал вас умнее. Зачем вам я? Вы уже сами себя закопали.
— Это не просто долг, Константин, — я подалась вперед. — Этот кредит обеспечен квартирой на Остоженке. Рыночная стоимость — сорок миллионов. Кредит — пятнадцать.
— И что? Квартира в залоге у банка. Если муж не платит, банк забирает квартиру. А теперь, благодаря этой бумажке, банк сначала выпотрошит вашу фирму, а квартиру оставит на десерт.
— Нет, — я улыбнулась. — Банк не заберет квартиру. Потому что залог недействителен.
Громов замер. В его глазах загорелся интерес.
— Продолжайте.
— Квартира уже год принадлежит трастовому фонду. Слава использовал старую выписку и просроченную доверенность. Банкир, Илья Петрович, закрыл на это глаза за откат. Они думают, что у них есть двойное обеспечение: квартира и моя фирма. Но по факту, у них есть только моя фирма.
— И вы хотите...
— Я хочу, чтобы вы выкупили этот долг у банка. Прямо сейчас. Пока они не поняли, что я знаю про квартиру.
Громов нахмурился, постукивая ручкой по столу.
— Зачем банку продавать долг, который только что был обеспечен свежим поручительством?
— Потому что у Ильи Петровича через неделю аудит из ЦБ. Этот кредит «токсичный». Он висит на балансе как проблемный уже три месяца. Мое поручительство сделало его «хорошим» на бумаге, но Илья Петрович знает, что Слава платить не будет. Ему нужно скинуть этот актив, получить кэш и закрыть дыру до проверки. Если вы предложите ему выкуп долга за номинал прямо сейчас — он согласится. Он трус и вор.
— Допустим, — кивнул Громов. — Я выкупаю долг. Становлюсь кредитором вашего мужа. И имею право требовать деньги с вас как с поручителя. В чем моя выгода? И в чем ваша?
— Вы покупаете долг за мои деньги, — произнесла я. — Я перевожу вам пятнадцать миллионов плюс вашу комиссию на офшорный счет. Вы официально выкупаете долг на свою структуру.
Повисла тишина. Громов смотрел на меня с нескрываемым уважением.
— То есть, вы хотите стать тайным кредитором собственного мужа?
— Я хочу держать его за горло, Константин. Когда вы станете владельцем долга, вы подадите на взыскание. Но не с меня. Вы потребуете реализации залога — квартиры.
— Но вы же сказали, залог недействителен.
— Именно. И когда это выяснится в суде, начнется самое интересное. Банкир пойдет под суд за мошенничество. Сделка по залогу будет аннулирована. Долг Славы останется необеспеченным ничем, кроме его личного имущества и моего поручительства.
— И тогда вы, как поручитель, выплачиваете долг мне (то есть, самой себе), получаете право регрессного требования к мужу... — Громов начал улыбаться. — И раздеваете его догола. Машина, дача мамы, его доли в бизнесе. Вы заберете у них всё, что они прятали. И при этом останетесь жертвой обстоятельств в глазах общества.
— Гениально, — он откинулся на спинку кресла. — Жестоко, цинично и гениально. Архитектурный подход. Сначала разрушить фундамент, а потом смотреть, как здание складывается само.
— Какова ваша комиссия? — спросила я.
— Двадцать процентов. И... ужин. Мне интересно посмотреть на женщину, которая так хладнокровно казнит свою семью.
— Договорились насчет процентов. Ужин — после того, как дело будет сделано.
Я вышла от Громова с чувством странной легкости. Механизм был запущен. Деньги, которые я откладывала годами на покупку офиса в центре, уйдут на эту войну. Но это была инвестиция в мою свободу.
Вернувшись домой, я застала идиллию. Слава и Тамара Ивановна пили чай с тортом. Свекровь, видимо, "вернулась с дачи" чудесным образом сразу после звонка сына.
— Леночка! — пропела она. — Садись, покушай. Славик рассказал, какая ты молодец. Настоящая декабристка!
Я села за стол.
— Спасибо, Тамара Ивановна.
— Ну вот, теперь заживем спокойно, — Слава откусил большой кусок торта, крем остался у него на губе. — Я завтра же займусь поставками. Через полгода мы даже не вспомним об этом кредите.
Я смотрела на крем на его губе и думала о том, что через полгода он будет умолять меня о милостыне.
Телефон в кармане Славы пискнул. Пришло сообщение. Он лениво посмотрел на экран, и его лицо вдруг вытянулось. Кусок торта выпал изо рта обратно в тарелку.
— Что такое? — насторожилась свекровь.
Слава поднял на меня абсолютно белые глаза.
— Банк... Банк продал мой долг. Пришло уведомление об уступке прав требования.
— Кому? — голос Тамары Ивановны дрогнул.
— Коллекторскому агентству «Монолит», — прошептал Слава. — Это структура Громова. Говорят, они отбирают почки за долги.
— Но как... мы же только утром подписали... — забормотала свекровь.
Я взяла чашку чая и сделала глоток. Он был остывшим и приторно сладким, но мне показался нектаром.
— Видимо, банк решил не рисковать, — спокойно сказала я. — Поздравляю, дорогой. Теперь у нас новые партнеры.
Игра перешла на следующий уровень. И они даже не подозревали, что крупье за этим столом — я.
Но я не знала одного. Громов был акулой, но в воде плавали твари и пострашнее. И одна из этих тварей уже обратила на нас внимание.
Дом наполнился тишиной, но это была не мирная тишина библиотеки, а гнетущее безмолвие морга. Слава метался по гостиной, как зверь в клетке. Он то хватался за телефон, то бросал его на диван, то наливал себе виски, расплескивая янтарную жидкость на дорогой ковер.
Тамара Ивановна сидела в кресле, сжавшись в комок. Её фасад «железной леди» пошел трещинами. Она, привыкшая манипулировать чувствами сына и невестки, оказалась бессильна перед безликой бюрократической машиной коллекторского агентства.
— Они не берут трубку, — прохрипел Слава, в очередной раз отшвырнув телефон. — В банке говорят, что договор цессии подписан, все вопросы к новому кредитору. А в «Монолите» работает автоответчик: «Оставьте сообщение, мы придем за вами».
— Может, стоит позвонить юристам? — робко спросила свекровь.
— Каким юристам, мама?! — заорал Слава, и я впервые видела, как он кричит на неё. — У нас нет денег на юристов, которые могут бодаться с Громовым! Ты хоть знаешь, кто это? Он банкротил заводы в девяностые! Он людей на завтрак ест!
Я сидела на диване, поджав ноги, и делала вид, что читаю книгу. На самом деле я внимательно следила за каждым их движением. Мне хотелось насладиться их паникой, но тревога, зародившаяся во мне после слов о «новых партнерах», не давала покоя.
— Лена, почему ты молчишь?! — Слава подскочил ко мне. От него разило алкоголем и кислым потом. — Это и твоя фирма тоже! Они заберут у тебя всё! Сделай что-нибудь! Позвони своим заказчикам, у тебя же есть связи в мэрии!
— Я уже позвонила, — спокойно солгала я. — Мне сказали не вмешиваться. Громов действует в рамках закона. Мы сами подписали поручительство, Слава. Сами.
Он отшатнулся, словно я его ударила.
— Ты... ты должна была проверить! Ты же умная!
— Я доверилась мужу, — я захлопнула книгу. — Спокойной ночи. Мне завтра рано вставать. Нужно спасать студию от банкротства, которое ты нам устроил.
Я поднялась в спальню, заперла дверь и тут же набрала Громова.
— Константин, что происходит? Слава в истерике.
— Лена, у нас проблема, — голос Громова был серьезен, исчезли его обычные ироничные нотки. — Мы начали процедуру взыскания. Как и договаривались, потребовали квартиру. Мои юристы поехали в Росреестр с документами, чтобы наложить арест до суда. И знаешь, что они там нашли?
— Что квартира принадлежит трасту? Я же вам говорила.
— Нет. Там уже висит обременение. Причем свежее, трехдневной давности. Не ипотека, а арест по уголовному делу.
У меня похолодело внутри.
— Какому делу?
— По факту мошенничества и легализации средств. Твой муж не просто взял кредит. Эту квартиру «пасли» силовики. Оказывается, через счета фирмы-однодневки, на которую Слава выводил деньги, прогоняли бюджетные средства. И банк, который выдал кредит, был в схеме. Они знали, что квартира «грязная», и кредит был просто способом обналичить взятку.
Я села на край кровати. Пазл складывался, но картинка выходила куда страшнее, чем я думала. Слава был не просто неудачливым бизнесменом. Он был «дропом» — подставным лицом в крупной игре по отмыванию денег. Те пятнадцать миллионов были не для бизнеса. Это был его «гонорар» или доля, которую он должен был передать дальше.
— Что это значит для нас? — спросила я.
— Это значит, что мой план с покупкой долга сработал слишком хорошо, — хмыкнул Громов. — Я влез в схему, где крутятся не мои деньги. Банкир Илья Петрович сейчас в бегах. А люди, чьи деньги зависли из-за моей интервенции, очень недовольны.
— Кто эти люди?
— Не знаю. Но они серьезные. Лена, мой совет: уезжай. Прямо сейчас. Бери паспорт, деньги и уезжай. Я верну тебе твой взнос за вычетом расходов. Эта война мне не по карману.
— Подождите, — меня охватила злость. — Я не буду бегать. Это мой город и моя жизнь. Если квартира арестована, значит, залог недействителен. Значит, долг висит на поручителе. То есть на мне.
— Именно. И теперь ты должна деньги не банку, а мне (фактически себе), но эти люди... они придут не за долгом. Они придут за тем, что Слава им обещал.
— Я разберусь. Спасибо, Константин. Продолжайте давить на Славу. Пусть думает, что это вы его кошмарите.
Я повесила трубку. Спать было невозможно. Я спустилась вниз, в свой кабинет. Мне нужно было видеть документы. Те самые, из сейфа.
Я снова пересмотрела фотографии. Вот Слава передает конверт мужчине в кожаной куртке. Я присмотрелась к лицу мужчины. Раньше я видела только профиль. Теперь я взяла лупу. На шее мужчины была татуировка — маленькая паутина.
Утром я поехала в офис. Город казался серым и враждебным. В студии царила обычная суета: архитекторы спорили над чертежами, клиенты пили кофе. Мой маленький идеальный мир, который я строила десять лет.
Секретарша Катя встретила меня встревоженным взглядом.
— Елена Викторовна, к вам посетитель. Без записи. Я говорила, что вы заняты, но он... он настоял.
— Кто?
— Не представился. Сказал, что он от "партнеров Вячеслава".
Сердце пропустило удар. Началось.
— Зови.
В кабинет вошел мужчина. Не тот, что на фото. Этот был старше, одет в дорогой кашемировый свитер и джинсы. На вид — интеллигентный профессор или владелец галереи. Только глаза у него были мертвые. Как у акулы.
Он сел в кресло напротив, не дожидаясь приглашения.
— Елена Викторовна Власова, — произнес он мягким баритоном. — Прекрасная студия. Вкус, стиль. Редкость в наши дни.
— Кто вы и что вам нужно? — я не стала играть в вежливость.
— Меня зовут Марат. Я представляю интересы людей, которые инвестировали в проекты вашего мужа. К сожалению, произошла техническая накладка. Ваш супруг взял в банке некую сумму... скажем так, под нашу ответственность. А потом этот долг выкупила структура господина Громова.
— И что? — я сцепила пальцы в замок, чтобы они не дрожали. — Это рыночные отношения. Банк продал долг, Громов купил. Все вопросы к банку.
Марат улыбнулся. Улыбка не коснулась его глаз.
— Вы не понимаете. Деньги, которые банк выдал Славе, принадлежали нам. Банк был просто... трубой. Слава должен был снять их и передать нам. Но он, видимо, решил поиграть в бизнесмена и потратил часть. А потом выкупили долг, и счета заморозили. Труба перекрыта. Вода не течет. Мы испытываем жажду.
— Мой муж идиот, — сказала я. — Но при чем тут я?
— При том, Елена, — Марат наклонился вперед, и его голос стал тише, но тяжелее, как могильная плита. — Что вы теперь поручитель. Вы владеете долгом через Громова. Мы знаем, что это вы дали Громову деньги.
У меня перехватило дыхание. Как? Откуда?
— Мир тесен, — ответил он на мой немой вопрос. — У Громова дырявая служба безопасности. Или просто жадная. Неважно. Важно то, что вы, Елена, решили наказать мужа, а наказали нас. Вы заморозили наши пятнадцать миллионов. Плюс проценты за беспокойство. Итого — двадцать.
— У меня нет таких денег, — твердо сказала я. — Я отдала всё Громову.
— У вас есть студия. У вас есть активы. И у вас есть муж. Хотя, судя по всему, муж вам не очень дорог. Но вот репутация...
Он достал из кармана телефон и положил на стол. На экране было видео.
Моя студия. Вид с камеры наблюдения. В кадре — я, пять лет назад, подписываю какие-то бумаги.
— Это старая запись, — сказала я.
— Да. Но документы, которые вы подписываете... Это согласование перепланировки в историческом особняке на Патриарших. Помните? Вы тогда закрыли глаза на снос несущей стены ради вип-клиента. Если это видео и экспертиза попадут в прокуратуру, ваша лицензия будет аннулирована, а вы получите условный срок. Конец карьеры.
Я помнила тот проект. Слава тогда умолял меня подписать, говорил, что это нужно для его «друзей». Я согласилась. Один раз. Единственный раз я пошла на сделку с совестью. И теперь этот скелет выпал из шкафа.
— Чего вы хотите?
— Верните нам долг. Двадцать миллионов. У вас неделя.
— А если нет?
— Тогда мы заберем долг натурой. Ваша студия перейдет под наше управление. Мы сделаем из неё отличную "прачечную". А вы будете работать на нас. Рисовать красивые фасады для наших... не совсем законных строек.
Он встал.
— И не пытайтесь бежать. Мы следим за вашей мамой. У неё ведь больное сердце? Не хотелось бы её волновать.
Марат вышел. Я осталась одна в тишине своего стильного кабинета, который вдруг превратился в тюремную камеру.
Я хотела уничтожить мужа. Хотела проучить свекровь. Я думала, что я — граф Монте-Кристо в юбке. А оказалось, что я — мышь, которая, убегая от кота, забежала в логово к тигру.
Громов знал. Он знал, что они придут, поэтому предлагал бежать. Он сдал меня, чтобы спастись самому? Или его действительно взломали? Сейчас это не имело значения.
Двадцать миллионов за неделю. Это невозможно.
Сдать Славу полиции? Они посадят его, но Марат не отстанет от меня.
Отдать студию? Это значит стать рабом бандитов до конца жизни.
Я подошла к окну. Внизу, на парковке, Слава садился в свою машину. Он выглядел жалким. Он втянул меня в это. Он продал меня дважды: сначала банку, а потом этим людям, когда подсунул мне тот проект пять лет назад.
Ярость, холодная и чистая, снова затопила меня. Страх исчез. Остался только расчет.
Я достала телефон и набрала номер. Не Громова. И не полиции.
— Алло, — ответил женский голос. — Слушаю.
— Привет, Алиса, — сказала я. Алиса была моей однокурсницей, которая бросила архитектуру и ушла в журналистику. Сейчас она работала в федеральном издании, специализирующемся на громких расследованиях. — Помнишь, ты просила эксклюзив про коррупцию в застройке центра?
— Лена? Ты серьезно? Ты же всегда молчала.
— У меня есть кое-что получше слов. У меня есть документы, имена, схемы. И видео. Я хочу слить всё.
— Ты понимаешь, что тебя тоже заденет? — спросила Алиса.
— Я знаю. Но если сгорит мой дом, пусть сгорит и вся деревня.
Я повесила трубку.
Марат хотел мою репутацию? Он её не получит. Потому что я уничтожу её сама, похоронив под обломками и его босса, и коррумпированных чиновников, и, конечно же, Славу.
Я открыла сейф, достала жесткий диск с архивами всех "серых" просьб, которые поступали мне за годы работы, и которые я отвергала... кроме одной.
Если они хотят войны, они получат ядерный взрыв.
В этот момент дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял Слава. Он тяжело дышал, его глаза бегали. В руке он сжимал пистолет — тот самый травмат, который купил "для самообороны".
— Лена, — голос его дрожал. — Марат звонил мне. Он сказал... сказал, что ты хочешь нас кинуть. Что ты владеешь моим долгом.
Он поднял пистолет.
— Перепиши на меня фирму. Сейчас же. Иначе они убьют меня. А я... я не позволю тебе меня погубить.
Я посмотрела в дуло пистолета. И рассмеялась.
