Если вы нашли этот диктофон... не ищите машину. Машины больше нет. И меня, скорее всего, тоже. Просто передайте эту запись моей жене, Лене. Скажите ей, что я не сошел с ума. Я просто хотел заработать денег нам на ипотеку.
Меня зовут Стас. Мне сорок два года, из них двадцать я провел за баранкой. Я водил фуры по всей стране: от Калининграда до Владивостока. Я видел всё: бандитов в девяностые, медведей на трассе, аварии, от которых кровь стынет в жилах. Я думал, что меня уже ничем не удивить. Я был тертым калачом, циником, который верит только в солярку и монтировку под сиденьем. Как же я ошибался.
Всё началось в придорожном кафе под Новосибирском. Я сидел без работы уже месяц — моя старая «Скания» требовала капиталки движка, а денег не было даже на запчасти. Ко мне подсел мужик. Странно одет — не по погоде легко, в какой-то ветровке, хотя на улице давил мороз. Глаза у него бегали, а руки, сжимающие чашку кофе, тряслись мелкой дрожью. Он представился диспетчером частной логистической фирмы «Север-Транс».
— Есть рейс, — сказал он тихо, оглядываясь по сторонам. — Оплата тройная. Наличными. Прямо сейчас половина, остальное — по прибытии.
— Что везти? — спросил я, сразу напрягаясь. — Что-то опасное? Запрещенное? Я в такие дела не лезу, мне проблемы не нужны.
— Никакого криминала. Оборудование. Специфическое, научное. Груз в опломбированном контейнере. Твоя задача — просто доставить его из точки А в точку Б. Маршрут — старый зимник через тайгу, в обход федеральной трассы.
— Почему в обход? Дороги же там нет почти.
— Потому что груз... чувствителен к вибрациям и вниманию ДПС. Документы все в порядке, но лишние глаза нам не нужны.
Он выложил на стол пачку денег. Там было больше, чем я зарабатывал за полгода пахоты. Моя жадность победила мой опыт. Я согласился.
Мы поехали на стоянку. Там меня ждал тягач. Черный, матовый «Вольво», без номеров на дверях, стекла тонированы в ноль. Сзади был прицеплен стандартный морской контейнер, но он выглядел странным — весь покрыт толстым слоем инея, хотя на улице было всего минус пять. И от него исходил едва уловимый гул. Низкий такой, на грани слышимости, от которого сразу заныли зубы.
Мужик протянул мне ключи и папку.
— Это маршрутный лист. И... инструкция.
— Инструкция? Я двадцать лет за рулем, зачем мне инструкция?
— Читайте! — рявкнул он так, что я вздрогнул. — Читайте и запоминайте. Это не просьба. Это условие вашего выживания.
Я открыл папку. На первом листе, красными чернилами, было напечатано всего пять пунктов.
Первое. Движение строго с двадцати трех ноль-ноль до пяти утра. Днем стоять в глухом лесу, накрыв кабину маскировочной сетью.
Второе. Запрещено включать дальний свет. Только ближний и противотуманки.
Третье. Строго запрещено смотреть в зеркала заднего вида, если вы слышите собачий лай. Даже если у вас нет собаки и вы находитесь в глухой тайге.
Четвертое. Если на дороге вы увидите стоящий на обочине автомобиль «Волга» черного цвета с номером 666 — не обгоняйте. Сбавьте скорость и плетитесь за ним, пока он не свернет.
Пятое. И самое важное: Если вы услышите стук из контейнера — прибавьте громкость радио. Не пытайтесь говорить с грузом. Не пытайтесь открыть контейнер. Внутри нет людей.
Я посмотрел на диспетчера как на умалишенного.
— Вы серьезно? «Волга» со странным номером? Стук из контейнера? Вы кого там везете, дикого зверя?Мужик не улыбнулся. Его лицо было серым.
— Если нарушишь пломбу — денег не получишь. Если посмотришь в зеркало, когда не надо — можешь вообще ничего больше не получить, даже места на кладбище. Удачи, Стас.
Он сунул мне в руку спутниковый телефон и буквально растворился в темноте стоянки.
Я выехал на зимник около полуночи. Дорога была паршивой — ухабы, ледяная колея, по бокам стеной стояла черная тайга. Свет фар выхватывал только падающий снег и бесконечные стволы сосен. Первые два часа прошли спокойно. Я слушал шансон, курил одну за одной и посмеивался над инструкцией. «Собачий лай», надо же такое придумать. Контейнер сзади вел себя тихо. Тягач шел мягко, мотор урчал , в кабине было тепло.
Около трех ночи началось.
Сначала пропала связь на магнитоле. Радио зашипело, а потом сквозь белый шум пробился голос. Детский голос.
— Дядя... дядя водитель... мне холодно.
Я дернулся так, что чуть не улетел в кювет. Резко выключил магнитолу. В кабине повисла тишина, только монотонный шум мотора и гудение печки.
«Показалось, — подумал я, вытирая пот со лба. — Эфир ловит какие-то частоты. Может, рядом поселок».
И тут я услышал это. Стук.
Глухой, тяжелый удар по металлу. Он шел не снаружи. Он шел изнутри контейнера, который был прицеплен за моей спиной.
Бум... Бум... Бум...
Ритмично. Настойчиво.
Я вспомнил правило номер пять: «Если услышите стук — прибавьте громкость».
Дрожащей рукой я включил радио обратно, выкрутил ручку на максимум. Динамики ревели, заглушая удары. Но сквозь музыку я чувствовал вибрацию всем телом. Тот, кто сидел в контейнере, бил в переднюю стенку, прямо за моей спиной, с такой силой, что многотонная фура подрагивала. Это не могло быть незакрепленное оборудование. Оборудование не стучит кулаками с такой яростью.
Я гнал машину вперед, вцепившись в руль до побелевших костяшек. Мелькали тени. Мне казалось, что деревья вдоль дороги тянут ко мне ветки, пытаясь схватить кабину.
В четыре тридцать утра я увидел впереди огни. Габариты. Кто-то ехал передо мной.
Я подъехал ближе. Это была старая, черная «Волга» ГАЗ-24. В идеальном состоянии, хром блестит, будто только с конвейера. Она ползла со скоростью сорок километров в час. Я глянул на номер. Его не было видно из-за грязи. Но что-то внутри меня сжалось в комок.
Я хотел пойти на обгон. Дорога позволяла, встречки тут не бывает. Я включил поворотник, выжал газ. Тягач начал набирать скорость, равняясь с легковушкой.
Я повернул голову вправо, чтобы посмотреть на водителя «Волги».
В салоне «Волги» не было никого. Пустое водительское кресло. Руль крутился сам по себе.
А на заднем сиденье... На заднем сиденье сидело что-то, замотанное в белые грязные простыни. И оно смотрело на меня. Там, где должно быть лицо, было просто темное, проваленное пятно.
В этот момент «Волга» резко вильнула в мою сторону, пытаясь столкнуть фуру в кювет. Я ударил по тормозам. Фуру занесло, прицеп сложило, но я чудом удержался на дороге. Легковушка рванула вперед и исчезла в снежном вихре, словно растворилась в воздухе.
Я остановился. Сердце колотилось где-то в горле. Что это, черт возьми, такое? Куда я попал?
Я посмотрел на часы. Пять десять утра. Рассвет. По правилу номер один, я должен был съехать в лес и стоять до следующей ночи. Я нашел старый лесовозный съезд, загнал машину в густой ельник, накрыл кабину сетью, чувствуя себя полным идиотом, и попытался уснуть.
Сон не шел. Из контейнера доносилось тихое царапанье.
Скр-р-р... Скр-р-р...
Как будто кто-то водил огромным когтем по железу, проверяя его на прочность.
Следующая ночь стала адом.
Я выехал в двадцать три ноль-ноль. Мороз усилился до минус тридцати. Стекла затягивало узорами, печка не справлялась, в кабине стало холодно.
Около полуночи я услышал лай. Громкий, злобный лай огромной стаи собак. Казалось, они бегут прямо рядом с кабиной. Рефлекторно я хотел глянуть в левое зеркало. Глаза уже начали движение, но я вспомнил строчку красными чернилами: «Строго запрещено смотреть в зеркала...».
Я зажмурился на секунду. Лай становился громче. Теперь к нему добавилось утробное рычание и звук ударов когтей по металлу подножки. Кто-то пытался запрыгнуть на ходу.
— Не смотри, Стас, не смотри, — шептал я себе, глядя строго вперед на снежную полосу.
Краем глаза, боковым зрением, я все-таки заметил движение в левом окне. Там бежало что-то. Это была не собака. Это было существо, похожее на человека, но оно передвигалось на четырех конечностях. Неестественно выгнутая спина, бледная кожа. Оно скалилось, глядя на меня через стекло, и не отставало от фуры, идущей на скорости восемьдесят километров в час.
Я включил дворники, чтобы сбить наваждение, и вдавил педаль газа в пол.
Внезапно существо отстало. Лай прекратился так же резко, как и начался.
Впереди показался мост через замерзшую реку. Старый, деревянный мост, который скрипел даже от ветра.
А посередине моста стояла девочка.
Маленькая девочка в красном пуховике. Она стояла и плакала, закрыв лицо варежками.
Моя нога рефлекторно дернулась к педали тормоза. Это инстинкт. Ты видишь ребенка на дороге — ты тормозишь.
Фура начала замедляться. Пневматика зашипела.
— Уйди с дороги! — заорал я, вдавливая клаксон.
Гудок паровозной мощности разорвал тишину тайги. Эхо покатилось по лесу. Но девочка даже не вздрогнула. Она медленно опустила варежки.
У меня волосы зашевелились на затылке. На улице минус тридцать. У любого человека лицо было бы красным, изо рта шел бы пар. Её лицо было белым, как мел. И полностью сухим. Ни пара, ни инея на ресницах. А глаза... Там не было глаз. Просто две черные бездонные дыры.
Я вспомнил слова диспетчера, которые он не записал, но сказал мне у машины: «Лес будет тебя проверять. Не верь жалости». Я понял, что если остановлюсь — я не уеду отсюда. Эта тварь на мосту — не ребенок. Это приманка.
Я убрал ногу с тормоза и вдавил газ в пол.
— Прости, Господи, — прошептал я.
Многотонная машина рванула вперед. Девочка стояла неподвижно, глядя на меня своими черными провалами. Я зажмурился за секунду до удара.
Удара не последовало. Фура пролетела сквозь нее, как сквозь туман. Только по кабине прошел ледяной холод, такой, что лобовое стекло мгновенно покрылось инеем изнутри. И в ту же секунду радио, которое я так и не выключил, взорвалось диким, нечеловеческим визгом. Это был не крик ребенка. Это был звук, с которым рвется металл.
Я проскочил мост. Меня трясло так, что я едва удерживал руль. Но самое страшное началось через десять километров.
Гул в контейнере изменился. Если раньше это был стук, то теперь это были удары такой силы, что прицеп раскачивало из стороны в сторону. Тягач мотало по зимнику.
БАМ!
Машину дернуло назад. Скорость упала.
БАМ!
Еще сильнее.
Оно пыталось вырваться. Оно чувствовало, что мы близко к цели? Или я вез его туда, куда оно не хотело?
Вдруг зазвонил спутниковый телефон, который дал мне диспетчер. Я схватил трубку.
— Алло! Что происходит?! Что вы мне подсунули?!
Голос диспетчера был искажен помехами, но я расслышал панику.
— Стас, слушай меня! Датчики показывают критическое нарушение периметра! Ты нарушил правила? Ты смотрел в зеркала?
— Нет! Я ехал как сказали! Тут девочка была на мосту...
— Плевать на девочку! — заорал он. — Ты смотрел на груз? Ты открывал маскировку?
— Нет!
— Тогда почему ОНО видит тебя, Стас? Датчики показывают, что визуальный контакт установлен!
Я похолодел.
— Какой контакт? Между нами стальная стенка контейнера и кабина!
— У «Объекта-71» нет глаз в нашем понимании, идиот! Если ты начнешь его бояться, он просочится сквозь металл! Слушай приказ: останови машину. Сейчас же!
— Вы же говорили не останавливаться!
— Ситуация изменилась! Глуши мотор! Бери канистру с бензином, она у тебя под спальником. Обливай контейнер и поджигай!
— Вы сдурели? Там же груз на миллионы!
— Жги его, Стас! Иначе оно доберется до города! Это не оборудование! Это...
Связь оборвалась. Я бросил телефон.
Что делать? Останавливаться в глухой тайге, где бродят твари с собачьими телами? Жечь машину?
В этот момент я взглянул в зеркало заднего вида. Случайно.
И я увидел.
У контейнера не было передней стенки. Той, что сразу за кабиной. Металл был выгнут наружу, словно вскрытая консервная банка. Рваные края торчали в стороны.
Контейнер был пуст.
То, что я вез, уже вышло наружу.
Оно было на крыше моего тягача. Прямо над моей головой. Я слышал, как металл крыши прогибается под тяжестью чего-то огромного и мягкого.
Скрежет когтей раздался прямо над люком.
Скр-р-р-ы-ы-ч...
А потом я услышал голос. Он звучал не снаружи. Он звучал в моей голове.
— Стас... Ты обещал Лене ипотеку... Мы можем договориться.
Голос был моим.
Я ударил по тормозам. Машину закрутило на льду. Мир перевернулся. Удар. Темнота.
Очнулся я, вися на ремнях безопасности. Лобовое стекло разбито. В кабину задувает снег. Тишина. Мертвая тишина.
Я отстегнулся и выпал в сугроб. Фура лежала на боку. Контейнер был раскурочен, словно картонная коробка.
Следы.
Огромные, мокрые следы, похожие на человеческие ладони, но с шестью пальцами. Они вели от машины в лес.
И они вели... обратно.
К кабине.
Я замер. Я стоял у разбитой кабины, а следы вели ко мне за спину.
Я почувствовал горячее, влажное дыхание на своем затылке.
И шепот:
— Правило номер шесть, Стас. Его не было в списке. Никогда не оборачивайся, если машина перевернулась.
Я медленно потянулся к карману, где лежал диктофон... Я не нажал кнопку «стоп». Я нажал «запись». Я хотел, чтобы кто-то узнал, как я умру.
Я стоял неподвижно, боясь даже моргнуть. Существо за моей спиной было огромным. Я чувствовал, как его тень накрывает меня, закрывая лунный свет. Оно пахло не зверем и не псиной. Оно пахло озоном, как воздух после сильной грозы, и старой, сырой землей.
— Не оборачивайся, Стас, — снова прошептал мой голос у меня над ухом. — Если ты увидишь меня, я стану реальным. Пока ты не смотришь, я — всего лишь твой страх.
Оно играло со мной. Оно наслаждалось моим ужасом, как гурман наслаждается дорогим вином.
Я рванул с места. Я побежал не к дороге, где лежала разбитая фура, а в лес. В глубокий снег, по пояс. Это было глупо, но инстинкт самосохранения отключил мозг. Мне казалось, что деревья могут спрятать меня.
Я бежал, задыхаясь от морозного воздуха. Легкие горели огнем. А за спиной я слышал шаги. Не бег, нет. Оно шло спокойно, размеренно, хрустя снегом. Оно знало, что мне некуда деваться в минус тридцать посреди тайги.
Я упал в овраг, скатился кубарем вниз и замер под корнями поваленной ели. Я зажал рот рукой, чтобы не стучали зубы.
Тишина.
Лес молчал. Даже ветер стих.
Я сидел там, сжимая в руке диктофон, и молился всем богам, которых знал.
«Ушло? — пронеслось в голове. — Может, оно привязано к контейнеру?»
И тут, в этой мертвой тишине, прямо перед моим лицом, из сугроба высунулась рука.
Длинная, бледная, с шестью пальцами. Она медленно разгребла снег.
Я поднял глаза.
Оно не гналось за мной. Оно было везде.
Существо свисало с ветки ели надо мной, как гигантский паук. Его тело было вытянутым, неправильным, словно сломанная кукла. Но самое страшное было лицо.
У него было мое лицо.
Только глаза были закрыты. И рот был открыт в неестественно широкой улыбке, полной мелких, острых игл вместо зубов.
— Я не хочу тебя есть, Стас, — сказало оно, не размыкая зубов. — Мне не нужно мясо. Мне нужна твоя жизнь. Твоя память. Твоя Лена. Я так устал быть ничем в темноте. Я хочу быть Стасом.
Оно протянуло руку к моему лицу.
Я закричал. Я ударил его диктофоном, вскочил и побежал дальше, не разбирая дороги. Я слышал, как оно смеется за моей спиной. Смеётся моим смехом.
Я выбежал на какую-то поляну. Луна светила ярко, заливая всё мертвенным светом.
И тут я остановился.
Посреди поляны стоял дом. Обычный панельный дом, девятиэтажка. Точь-в-точь как мой дом в Новосибирске. В окнах горел свет.
Я увидел свой подъезд. Увидел свою «Тойоту», припаркованную у входа.
Это была галлюцинация. «Объект-71» вытаскивал образы из моей головы и строил из них ловушку.
— Иди домой, Стас, — шептал лес. — Лена ждет. Ужин стынет.
Я сделал шаг. Я так хотел, чтобы это было правдой. Я так хотел тепла.
Но потом я посмотрел на снег.
К подъезду вели следы. Мои следы.
Но тот, кто прошел здесь до меня... он шел босиком.
И тут я понял.
Я не убежал. Я уже проиграл.
Оно не просто хотело стать мной. Оно уже заканчивало трансформацию. Пока я бегал по лесу, оно примеряло мою жизнь.
Это верный признак того, что организм сдается — холод отступает. И рот был открыт в неестественно широкой, пугающей улыбке.
Я поднес диктофон к губам. Пальцы уже не гнулись.
— Лена... если к тебе придет человек, который выглядит как я... который говорит как я... не открывай ему. Спроси его... спроси его про наш отпуск в Крыму в 2010 году. Мы тогда поссорились из-за медузы. Я никогда никому об этом не рассказывал. Этого нет в моей памяти на поверхности, это глубоко. Если он не ответит — беги. Это не я. А то, что вылезло из контейнера.
Я слышу хруст снега. Оно здесь. Оно стоит прямо передо мной.
Оно выглядит... лучше, чем я. Моложе. Без седины. На нем моя куртка, но она чистая.
Оно протягивает мне руку.
— Отдай мне это, — говорит оно, указывая на диктофон. — Тебе это больше не нужно. Теперь я — это ты.
Я... я не отдам. Я спрячу его. В снег.
Оно подходит. У него теплые руки.
Господи, у него теплые...
(Звук борьбы, глухой удар, треск пластика. Запись превращается в пронзительный высокочастотный гул и обрывается).
(Экран гаснет. Появляется текст на черном фоне под тревожную музыку)
ЭТУ ЗАПИСЬ ВОССТАНОВИЛИ ЭКСПЕРТЫ СПУСТЯ ДВЕ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ АВАРИИ.
СТАСА ТАК И НЕ НАШЛИ.
НО СПУСТЯ МЕСЯЦ ЕГО ЖЕНА, ЛЕНА, ПОЗВОНИЛА В ПОЛИЦИЮ.
ОНА СКАЗАЛА, ЧТО ЕЁ МУЖ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ С РЕЙСА.
НО ОН НЕ ПОМНИЛ НИЧЕГО.
И ОН ЗАБЫЛ, КАК МОРГАТЬ.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В КВАРТИРЕ СТАСА ПОСЛЕ ЕГО «ВОЗВРАЩЕНИЯ»?
Продолжение следует...