- Здравствуйте, доктор!
Столько событий, даже не знаю, с чего начать… Держу в памяти три самых важных и думаю, что же самое важное из этих трёх…
Я недавно упала, вернее, чуть не упала, поднималась по лестнице в подземном переходе и вдруг стала падать, вывернулась каким-то непонятным образом и устояла на ногах, хотя носом уже почти была у земли, я её коснулась только ногтем мизинца… Но дело в том, что что-то случилось с косточкой на большом пальце — мне больно ходить, я еле доковыляла до дома.
И на следующий день, это был последний рабочий день, мне нужно было раздавать зарплату на работе, я хотела поехать с утра в травмпункт с мужем, а потом на работу, потому что люди ждали, Новый год ведь на носу… Но он так долго спал, а потом всё время говорил по телефону по работе, что моё терпение лопнуло, и я просто убежала … Из дома, импульсивно, чтобы не ругаться, потому что меня ужасно бесило это его равнодушие. И так было всегда. Я вам сейчас это говорю и вдруг перед глазами вижу не его, а отца. Это он всегда был занят только собой, это его дела были самыми важными, и мы с мамой всегда ему мешали и раздражали его…
Но когда мама устраивала истерику, а это случалось почти каждый день, папа убегал на улицу… Как и я…сейчас… Ну, да… Бей или беги.
Он ее бил один раз (может, и больше, но я этого не помню) в состоянии аффекта (это мама потом так сказала), я закрывала ее тело своим, но он все равно бил и по мне и по ней… Мог и убить…
… Я поехала на работу, ехала часа полтора, наверное, и вот, пришла к вам. Сюда я тоже еле доковыляла, но это были очень важные для меня дела, и я не могла их отменить ни в коем случае. А он, муж, он бежал за мной до лифта, а потом хлопнул изо всех сил дверью.
Позже он позвонил мне на работу и сделал вид, что ничего не случилось, и спросил, куда за тобой приехать, я сказала, что это не нужно, он настаивал, что повезёт меня с работы к вам, так мы и ничего не решили. Когда я была у вашего дома и уже собиралась выключить телефон, я ждала его звонка, потому что мне казалось, что можно меня отсюда забрать, хотя я и не хотела с ним ехать. Но он не позвонил. Я вообще боюсь с ним ездить, но об этом мы как-нибудь потом поговорим, не сейчас.
А сейчас я хочу вернуться к папе. Я звонила ему. Сначала всё шло хорошо, если ему говорить ничего не значащие фразы и не давать никакой информации, то всё идёт отлично, но он спросил, получил ли Макс дневник с четвертными оценками, а врать я не люблю, обязательно потом запутаешься и забудешь, я вру только в очень важных вопросах, когда нельзя сказать правду, иначе всё развалится… Пришлось сказать, что у него две тройки — по геометрии и английскому.
Папа сразу впал в состояние аффекта и стал говорить какие-то ужасные вещи про то, что тройка — это неудовлетворительная оценка, что это позор и вообще… И опять вспомнил этих своих двух девочек — я о них не говорила? Это потрясающе, доктор… Ему их подсунула его «молодая» жена, вместо меня. Их зовут Анастасия и Ася, представляете? Оба моих имени!
— Вы никогда об этом не рассказывали…
До двенадцати лет я была Анастасией, я ненавидела это имя, потому что Анастасией меня звали только тогда, когда я что-то натворила или мной просто были недовольны. До сих пор слышу этот ужасный истошный крик:
Анастасия! Ну-ка быстро иди сюда!
И потом у нас в классе было пять или шесть Насть, а в новой школе ещё больше… И уж если моя жизнь так круто изменилась — я потеряла отца, теперь я видела его раз в год в метро, в мой день рождения, когда он совал мне свои двадцать пять рублей… Меня увезли из родного района, сменили мне школу, группу художественной гимнастики, отправили в новый пионерский лагерь… И тогда я поменяла себе имя, это было логично, я стала другой. Потому что Анастасия в этом новом мире выжить не могла. Появилась Ася. Я прочитала рассказ Тургенева и поняла, что это я.
Но всё-таки вернёмся к папе. Вместо меня ему подсунули замену — двух прекрасных девочек, у которых умер отец, а папина жена была очень дружна с их матерью. Каждый раз, когда Максом нельзя было гордиться, а такое случалось, папа рассказывал о новых успехах Анастасии и Аси — то одна из них выигрывает олимпиаду по биологии, то другая становится круглой отличницей — их всегда ставили нам в пример - и мне и сыну. И я всегда молчала и тихо их ненавидела, как и Макс. Потому что мне тоже в детстве всё время кого-то ставили в пример и давали понять, что я хуже всех.
И тут я не сдержалась и выдала ему по полной программе. Я сказала, что мне неинтересно слышать про людей, которых я никогда не видела, что у него есть единственная дочь и единственный внук (второго он просто никогда не видел), что я горжусь своим сыном, он сам исправил двойку по алгебре на четвёрку без репетитора, что две тройки в этом лицее стоят пятёрок в его бывшей школе, и что у Макса и у меня идиосинкразия на этих чужих детей и что, если он не хочет Макса потерять, пусть никогда про них больше ничего не рассказывает.
И тут зависла пауза, папа просто обалдел, я никогда не позволяла себе так с ним разговаривать. Я защищала не себя, а ребёнка. Как тигрица! И он растерянно попросил повторить… что вызывает? И тут я поняла, что он не знает этого слова — идиосинкразия! Это был полный разгром! К счастью меня позвали к телефону, и я сказала, что перезвоню, но, конечно же, не перезвонила.
— И что вы почувствовали?
Мне стало гораздо легче. Во-первых, я выпустила пар, который кипел во мне много лет, а во-вторых, я просто поняла, что он — робот, инопланетянин, бесчувственный чурбан и что глупо ждать от козла молока. Нам недавно на лекциях рассказывали про различные типы психических расстройств — так вот, он — классический театральный нарцисс! Больной человек! И с ним просто бесполезно разговаривать на человеческом языке!
И тут у меня в голове выстроилась ужасная цепочка… Мой дед — робот, мой отец — робот и мой муж — тоже робот. Это так интересно, доктор! А я смогу полюбить нормального, живого человека?
— Думаю, да! Но мы к этому вернёмся на следующей встрече.