Двадцать восьмого декабря с утра Любу наконец-то выписали. Таня приехала за ней в больницу на такси с целым ворохом тёплых вещей: пледом, шерстяными носками, новой уютной домашней кофтой. Сестра, выходя из дверей стационара, зажмурилась от непривычного дневного света и сделала глубокий, полный грудью вдох, как будто впервые за две недели по-настоящему дышала.
— Свобода, — прошептала она, и в её глазах стояли слёзы радости и облегчения.
Дома их уже ждал Ваня, вертевшийся у окна с самого утра. Увидев маму, он бросился к ней, но не с разбегу, а осторожно, помня, что она ещё хрупкая. Люба опустилась на колени, охая и улыбаясь, и обняла его так крепко, как только позволяли швы.
— Мой мальчик, мой хороший…
Таня наблюдала за этой сценой, и странное чувство завершённости наполняло её. Её крепость-квартира переставала быть только её. Теперь здесь жили они. Втроём. И она не воспринимала это как вторжение, это было так естественно и легко, что Таня сама себе удивилась.
Пол дня дома Люба провела, отдыхая на диване под тем пледом, что подарила ей Таня, с кружкой бульона, наблюдая, как её сын и сестра водят хоровод вокруг неё. К обеду, когда Люба немного освоилась, Таня выдвинула предложение.
— До Нового года осталось пара дней. Предлагаю сегодня устроить фабрики подарков. Не будем покупать, а лучше своими руками сделаем. Что скажете?
Идею поддержали с энтузиазмом. Сначала долго совещались, что и кому можно подарить. И, оказалось, что получается целый список тех, кому бы они хотели вручить подарки. А уж идей, что они могут сделать своими руками, еще больше.
Таня, со свойственной ей педантичностью и любовью все структурировать, поделила новогоднюю «фабрику подарков» на несколько творческих цехов. «Фотолаборатория», «Художественная мастерская», «Сборка и украшение».
И они начали творить! Сначала отобрали в телефоне десятки снимков. Дело это оказалось веселым и занимательным. Здесь было всё: Ваня с гирляндой в руках у окна, Таня с перемазанным в муке лицом на фоне кухонного апокалипсиса, их первая кривая, но такая уютная снежинка, момент на катке (фотографировал Андрей), пёс Балбес, подающий лапу Ване, и, конечно, Люба в больнице, в обнимку с Ваней, который держит коробку с их самодельным печеньем .
У Тани дома был неплохой цветной принтер, и они распечатали самые душевные кадры на фото-бумаге. Эти фотографии они решили подарить родителям для семейного фотоальбома. А Ваня предложил.
— Давайте сделаем картину из наших фотографий и повесим в комнате! Тётя Таня, будешь смотреть на них и вспоминать, как мы с тобой жили вдвоем.
Таня от этих слов растрогалась. Да, фото в телефоне привычно и удобно, но будет здорово смотреть на счастливые моменты на настоящих фотографиях.
Люба, как творческий консультант, разложила фото на большом листе плотного картона, составляя коллаж не по хронологии, а по чувствам: радость, удивление, покой, любовь.
— Вот эта, где ты щуришься от гирлянды, — центровая, — решила Люба. — Это момент, когда ты начала оттаивать.
Таня лишь покраснела, но не стала спорить. Они вместе приклеивали фото, Ваня помогал наносить клей кисточкой с огромным усердием. Таня решила, что позже купит широкую деревянную раму с паспарту. Получится не шаблонное «семейное фото», а настоящая история в кадрах. История их возвращения друг к другу.
Дальше они организовали художественную мастерскую. Ваня захотел нарисовать портрет Балбеса. Это был подарок для Андрея.
Ване выделили лист акварельной бумаги, дали краски, кисти и он погрузился в процесс с видом Микеланджело, приступающего к росписи Сикстинской капеллы. Таня, которая вживую видела Балбеса, давала советы:
— Не забудь про черное пятнышко над левым глазом! И про его мудрый взгляд.
— Он не мудрый, он просто сонный, — честно заметил Ваня, но пятнышко всё же изобразил.
Получился очень душевный портрет: лохматый, уютный пёс, вокруг которого летали книжные страницы в виде птичек, а в уголке красовалась чашка с дымящимся какао. Шедевр.
Конечно, они договорились не покупать подарки, но у Тани была одна задумка. Пока Ваня творил, она сбегала в торговый центр, в известный ей антикварный книжный магазинчик. Она несколько дней назад приметила там кое-что особенное. Небольшой томик в потёртом кожаном переплёте с золотым тиснением: «Зимние вечера. Сказки и легенды народов Севера», издание 1968 года. Бумага была плотной, пожелтевшей, иллюстрации — старинные гравюры с оленями, снежными духами и северным сиянием. Эта книга была как дверь в другой, тихий и таинственный мир. Идеальный подарок для человека, который ценил именно это. Она аккуратно, новой лентой, перевязала книгу, прикрепив к ней Ванин рисунок, свёрнутый в трубочку.
К вечеру квартира превратилась в творческий хаос. На столе лежали клочки бумаги, ленты, краски, клей. Но это был счастливый, плодотворный хаос. Таня, к собственному удивлению, не испытывала желания всё немедленно прибрать. Она заварила в большом фаянсовом чайнике иван-чай с листьями смородины, который привезла Люба из деревни. Аромат разлился по комнате, смешавшись с запахом хвои и акварельных красок.
— Музыку! — предложила Люба. — Без музыки не работает ни одна уважающая себя фабрика!
Таня нашла в стриминговом сервисе плейлист «Советский Новый год». Из колонок полились знакомые с детства, тёплые, немного наивные голоса: «Пять минут», «Снежинка», «Если б не было зимы…». И тут произошло волшебство. Люба, ещё слабая, начала тихо подпевать. Потом громче. Таня, сначала смущённо, потом смелее, подхватила. Ваня, оставив своё художество (он еще решил нарисовать новогодние открытки для бабушки и дедушки), смотрел на них обеих с открытым ртом, а потом засмеялся и начал дирижировать кисточкой.
Они пели. Смеялись. Люба вспоминала, как их мама под эту музыку выносила на стол тазик с оливье. Таня — как папа пытался под неё танцевать. Они не замалчивали прошлое теперь. Они делились им, как смешными и грустными историями из старой, потрёпанной, но любимой книги.
Потом, за ужином Люба сказала, глядя на свою сестру:
— Знаешь, я тебе сейчас так завидую.
— Чему? — удивилась Таня.
— Ты за эти две недели прожила целую жизнь. Настоящую. Я теперь понимаю, что просто бегала по поверхности своей. А ты — нырнула. С головой. И вынырнула вот такой. Настоящей.
Таня молча налила ей ещё чаю. Сказать было нечего. Это была правда.
К вечеру все подарки были готовы, упакованы, подписаны. Они стояли под ёлкой, в коробках и в пакетиках. В их числе — шарф, который Люба связала в больнице для Тани. Пряжу ей подарила одна из женщин, которая лежала в одной палате с Любой. Шарф получился теплый и нежный, крупной вязки, как Таня любила. А еще Люба навязала теплых носков для папы и мамы.
— Скучно было в больнице, вот я и развлекалась. – ответила она смущенно.
Уложив Ваню спать, сестры погасили свет, оставив только гирлянду.
— Знаешь, — тихо сказала Таня в темноте. — Раньше я думала, что главное в подарке — это его стоимость или практичность. А оказалось, главное — это след. Отпечаток пальца на глине, капля краски на границе рисунка, ниточка, выбившаяся из шва. Это доказательство, что кто-то думал о тебе. Несколько часов своей единственной и неповторимой жизни потратил, чтобы сделать тебе хорошо. Это и есть любовь и забота чистом виде.
Люба в ответ лишь улыбнулась в темноте. Не нужно было слов. Их фабрика подарков сегодня выпустила самый главный продукт. Не вещи, а ощущение. Ощущение семьи, которая, несмотря на все трещины и сколы, собралась за одним столом. Не чтобы есть оливье, а чтобы, пачкая руки в клее и краске, заново склеить себя — в новую, более прочную, более красивую мозаику. И название у этой мозаики было простым и ясным: дом.
Продолжение следует...
Меня зовут Ольга Усачева, это 15 глава моей новой истории "Успеть до Нового года"
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь