В тот душный летний день Римма Васильевна влетела в квартиру брата, готовая убивать. Внизу, у подъезда, стояла и рыдала очередная жена Леонида, пожаловавшаяся золовке: муж домой не пускает, наверняка там бабы, разврат, пьянка. У Марковой от квартиры брата всегда были свои ключи, а характер такой, что двери можно было и не открывать - вышибла бы взглядом.
Она ворвалась в комнату, набрала воздуха, чтобы заорать, и замерла. Никаких голых девиц. На полу сидели трое мужиков в трусах - Леонид и двое коллег из театра. Рядом стояла начатая бутылка водки, а сами они, пьяные в стельку, сосредоточенно двигали по доске шахматные фигуры.
"И это твоя сестра! Ужас!" - только и успел сказать один из гостей, когда Маркова, шагнув своим сорок вторым размером в комнату, схватила бутылку и со звоном расколотила её.
Леонид Марков, красавец с породистым лицом белого офицера, по которому сохла половина женщин Советского Союза, всю жизнь боялся только одного человека. Свою старшую сестру. А она, громогласная, резкая, способная остановить поезд на скаку, всю жизнь считала его своей собственностью, своим ребёнком и своей главной болью.
Их связь завязалась тугим узлом задолго до московских сцен. В голодном Поволжье, где семья провинциального актера Василия Маркова пыталась выжить, Римме кукол не покупали. Куклой стал брат. Лёня родился белокурым ангелом, улыбчивым и мягким, полной противоположностью сестре. Римма тряслась над ним с маниакальным упорством.
В Саратове, когда была съедена последняя лебеда, мать, опухшая от голода, собирала и варила кору, а дети падали в обмороки. У маленького Лёни на голове вместо кудрей образовалась корка, и Римма боялась его трогать - ей казалось, что её живая кукла сломалась, испортилась.
Выжили чудом. Тётка потребовала, чтобы семья добиралась в Казахстан, где её муж работал в санаторной пекарне. Там впервые за долгие месяцы дети увидели хлеб. Дядя Даня воровал его с работы, прятал под кофтой, чтобы накормить не только своих четверых детей, но и приехавшую родню. Когда воровство вскрылось, его выгнали с работы с позором, но Марковы уже успели отойти от края могилы.
Уроки выживания дети усвоили по-разному. Леонид замкнулся, ушёл в себя, вырезал ножичком фигурки и прятался за спину сестры. Римма же отрастила броню. В школе её дразнили "Каланчой" и "Циркулем", а она, вооруженная деревянным баулом - портфелей тогда не было, - с яростным взглядом лупила обидчиков.
Однажды, после переезда семьи в Вологду, Лёня признался, что боится ходить в школу: местные хулиганы требовали от новичка, чтобы он воровал вместе с ними, а он отказался. Римма, сжимая кулаки так, что белели костяшки, повела брата сквозь строй шпаны. "Иди, Лёнь, вперед", - скомандовала она. Он хотел обойти, спрятаться, но она толкнула его в спину. Они прошли сквозь живой коридор. Хулиганы расступились, увидев звериное лицо девочки, готовой бить и грызть за своего тихого брата. С тех пор его не трогали. А её прозвище сменилось на уважительное "Майор".
В Москву они приехали вместе, поступать в студию при Театре имени Ленинского комсомола. И снова - голод, холод и абсолютная неприкаянность. Жили сначала прямо в театре, в красном уголке, среди вымпелов и гипсовых голов Ленина, потом перебрались в общежитие, в крохотную комнатку-пенал.
В этот "пенал" Римма однажды притащила долговязого, странного парня, приехавшего из Махачкалы. "Да с таким талантом, как у тебя! - говорила она ему. - Ты в Москве звездой станешь!".
Парня звали Иннокентий Смоктуновский. Жить ему было негде, и он поселился между матрасами Марковых. Римма опекала его так же яростно, как брата: возила по показам, кормила, чуть ли не силой заставляла режиссеров смотреть на "гения". Смоктуновский, застенчивый до немоты, спал на полу, носил вещи Марковых и однажды от чувства стыда даже предложил Римме выйти за него замуж. "Ты чокнулся?" - только и спросила она. Ей было не до него, она была занята собственными безответными влюбленностями и карьерой.
Спустя годы Смоктуновский напишет на подаренной книге: "Сестра моя, если бы не ты, всё было бы по-другому".
Студенчество запомнилось вечным поиском еды. Худрук Театра имени Ленинского комсомола Иван Берсенев отдавал им свои талоны на обеды, звезда театра Валентина Серова делилась картошкой. Римма и Лёня были длинными, худыми, вечно бледными. Однажды на физкультуре оба рухнули на маты и не смогли встать - организм просто не справлялся с нагрузкой без еды. Мать, жившая тогда далеко, зашивала мешочки с крупой наглухо, чтобы самой не съесть ни зернышка, - копила к приезду детей на каникулы.
Если Римма была "мужиком в юбке", пробивной и резкой, то Леонид, несмотря на свою мощную фактуру и густой бас, оставался человеком ведомым. Его личная жизнь напоминала череду катастроф, которые Римма, разумеется, принимала близко к сердцу.
Его первой большой любовью стала Тамара Басова, сокурсница, красавица с кукольным лицом. Леонид был влюблен до обмороков - буквально падал на пол, если она кому-то улыбалась. Они поженились, когда началась война. Тамара оказалась патологически ревнивой. Она поставила ультиматум: "Или я, или сестра". И Леонид, этот большой и сильный мужчина, под её напором сдался.
Два года брат и сестра не разговаривали. В театре все видели, как они проходят мимо друг друга, словно чужие, но никто не смел спросить почему. Римма злилась, плакала, но первого шага принципиально не делала. Примирение случилось в коридоре общежития. Римма возвращалась домой и увидела у своей двери длинную тень. Тень опустила голову и рухнула на колени. "Прости меня, сестра, - сказал Леонид. - Я так её любил. Дурак! Потерял голову...".
Он ушёл от Тамары, не выдержав её сцен ревности. Жена царапала ему лицо перед выходом на сцену, устраивала допросы из-за каждого косого взгляда. Римма, увидев однажды следы ногтей на шее брата, сама подошла к Тамаре в театре и тихо, но так, что мороз по коже, сказала: "Больше к нему не подходи. Подойдёшь - прибью".
Следующие браки брата Римма тоже курировала, хоть и негласно. Была Валентина, замечательная актриса, которую Леонид разлюбил. Была Ирина, которая вызывала у Риммы приступы хозяйственного бешенства. Ирина не мыла посуду, выбрасывала грязное белье в мусоропровод и пилила мужа за маленькую зарплату. Маркова не выдерживала: дожидалась, пока супруги уедут в гости, врывалась в их квартиру, мыла, чистила, жарила котлеты. Ей было физически больно видеть, что её Лёня, её "бриллиант", ходит в несвежей рубашке.
Когда Ирина довела Леонида до тяжелой депрессии и он перестал ходить на репетиции, из театра звонили не жене, а сестре: "Римма, твой опять не пришел!". И она летела спасать. Вбегала в спальню, где Леонид лежал лицом к стене, и рявкала так, что он подпрыгивал. Для него сестра была страшнее любого худрука и парторга. Он вставал и шёл работать.
Счастье он нашел только с четвертой попытки, когда ему было уже за сорок лет. Лена, инженер с телевидения, была на семнадцать лет моложе, маленького роста, не пользовалась косметикой - полная противоположность его прежним ярким пассиям. Римма поначалу не верила в их отношения. "Что ты в ней нашел?", - спрашивала она брата. А потом увидела, как они часами гуляют по даче и просто разговаривают. О средневековой истории, о книгах, о чём угодно. Впервые Леониду было с кем поговорить, а не перед кем оправдываться.
Сама Римма в любви была такой же, как в жизни: стихийной и честной до глупости. Она влюблялась, страдала, ночами рыдала в подушку.
Её первый муж, красавец-грек Семён, лётчик, поставил условие: "Или я, или театр". Римма, не думая ни секунды, выбрала театр. Семён уехал, и больше они не виделись. Второй муж, музыкант Владимир Никитин, отец её дочери Тани, был, по словам самой Марковой, красив до сердечной боли. Но красота шла в комплекте с изменами.
Однажды, найдя в кармане мужа телеграмму от любовницы, Римма выставила его за дверь. Навсегда. Никаких "поживем ради ребенка", никаких компромиссов. "Немедленный развод. И никогда мне не звони!", - отрезала Римма. Она осталась одна с маленькой дочерью, моталась с концертными бригадами по всей стране, ютилась в дешёвых гостиницах, но ни копейки алиментов не просила. Слишком гордая для этого.
Самый экзотический роман случился уже после тридцати, когда к Марковой пришла слава после фильма "Бабье царство". На кинофестивале в Сан-Себастьяне она встретила Антонио. В московских сплетнях он фигурировал как "испанский барон" и миллионер, на деле же был очень востребованным инженером, вывезенным в СССР детьми во время гражданской войны в Испании.
Антонио боготворил её. Римма расцвела: шубы, духи, дорогие костюмы. Она впервые почувствовала себя женщиной, а не ломовой лошадью. Но сказка разбилась о географию. Антонио звал её в Испанию, обещал безбедную жизнь.
"Нет, - сказала Римма. - Я русская актриса. Куда я поеду? А Лёня? А родители?".
Антонио уехал один. Они даже официально не развелись, и Римма долго надеялась, что он всё-таки вернётся. Но он не вернулся.
Римма сублимировала нерастраченную любовь в заботу. Готовила так, что легенды ходили по всей театральной Москве. На съемках "Родни" Никита Михалков ел её стряпню прямо из казана. Она лепила пельмени тысячами, варила борщи вёдрами. Продюсер Сергей Касьянов вспоминал, как однажды заехал к ней на минуту, а попал на гастрономический марафон: борщ, пельмени, курзе, манты, вареники - и всё это нужно было попробовать, иначе обидится.
Она была щедрой до абсурда. Могла подарить соседке три сотки дачной земли просто так. "Мне не надо", - говорила она. "Мам, вообще-то у тебя внук растет!" - возмущалась дочь Татьяна. "Ну что я, совсем дурная? Ему тоже достанется", - отмахивалась Римма. Драгоценности, подаренные поклонниками, исчезали через неделю - она их передаривала тем, кому, как ей казалось, нужнее.
Особая глава в жизни Марковой - дружба с Нонной Мордюковой. Две великие бабы русского кино, две казачки по духу, они начали знакомство с конфликта. Роль в "Бабьем царстве", которая сделала Маркову звездой, очень хотела сыграть Мордюкова. Режиссёр выбрал Римму. Нонна была в ярости. Она пришла посмотреть на ту, что её обошла, и, увидев её, неожиданно по-доброму сказала: "Ой, как же ты похожа на мою мать".
Так началась их дружба, продлившаяся сорок лет. Жили рядом, ходили друг к другу в халатах, ссорились до крика и мирились со смехом. Мордюкова приходила к Марковой жаловаться на мужчин, на сына, на жизнь. Римма кормила её, слушала и ругала. "Танька, твоя мать мне покоя не дает! - жаловалась Мордюкова дочери Марковой. - Приду к ней отдохнуть, а она меня на кухню тянет, готовит опять!".
В девяностые годы они снялись вместе в социальной рекламе "Русский проект" - сыграли двух шпалоукладчиц. Сценарий был примитивный, актрисы ворчали, но сыграли так, что зрители были в восторге. Там была сцена, где они должны были петь. Договорились об одной песне, но на съемке Мордюкова, у которой после инсульта путались мысли, вдруг затянула другую. Римма в кадре опешила, уставилась на подругу с открытым ртом - и этот живой, неподдельный шок вошёл в ролик.
Маркова не умела врать. Физически. Если дочь просила соврать по телефону, что её нет дома, Римма начинала заикаться, краснеть и швыряла трубку. Эту прямоту она несла как знамя и как оружие.
Однажды в поезде "Сапсан" компания братков громко хамила пассажирам. Маркова, уже глубоко пожилая, повернулась к главарю и громко, на весь вагон, сказала: "Вы видели его? Он же больной! Понятно, почему кричит. Он умирает, посмотрите, уже позеленел весь!". Этот "браток", опешив от такого диагноза, действительно побледнел и молча ехал до самой Москвы. А в тот же день на перроне Маркова устроила разнос носильщику, заломившему цену: "Со старухи такие деньги драть?! Начальника вокзала сюда! Я вам устрою! Будете за бесплатно работать!".
Леонид быстро ушёл из жизни. Рак. Он всегда был мнительным, но тут скрывал болезнь до последнего. Возможно, боялся расстроить сестру. Когда его всё-таки обследовали врачи, оказалось, что делать что-то уже поздно - метастазы были всюду.
В больнице он лежал огромный, красивый, спокойный. Римма принесла святую воду, суетилась, пыталась шутить. Он смотрел на неё умными, все понимающими глазами. "Я тогда впервые зауважала его мужское начало по-настоящему, - вспоминала она. - Он уходил как мужик".
Его не стало первого марта. А через четыре дня, пятого марта, ушла из жизни и их мать. Мистика, которую Римма не любила упоминать, настигла их в самом конце. За несколько дней до ухода Леонид в бреду упал с койки и рассёк бровь. В тот же день дома упала мать и рассекла ту же бровь. Они ушли вместе, мать и сын, оставив Римму одну.
Она выстояла. Работала, занималась политикой, помогала пенсионерам, выбивала квартиры чужим людям. Но тоска по брату грызла её изнутри. "Пропустила! - корила она себя. - Надо было волоком его к врачам тащить, заставить, спасти". Ей казалось, что она, всесильный "Майор" с деревянным баулом, снова не уберегла свою живую куклу.
Сама она уходила так же стоически. Когда врачи нашли у неё рак, она запретила говорить об этом кому-либо. Дочь и внук знали, но молчали, делая вид, что всё хорошо. Она собрала себе похоронный наряд заранее, сложила в пакет. "Не вздумайте плакать, - сказала она дочери. - Я прожила хорошую жизнь".
И добавила, в своем репертуаре: "Как хранила вас на земле, так и оттуда хранить буду". И почему-то в это верится. От такой опеки невозможно спрятаться даже на том свете.
Дорогие читатели, спасибо за внимание, лайки, комментарии и подписки на канал. Отдельно благодарю тех, кто поддерживает меня донатами - я это очень ценю.