Портал Индокс

В бильярдной города Ялты в 1926 году было нечем дышать от табачного дыма. Вокруг стола толпились курортники, поэты и зеваки - все ждали, чем закончится дерзкое пари. У стола стоял Владимир Маяковский, огромный, громогласный, а напротив него - миниатюрная девушка, которую едва было видно из-за кия. Условия поэт выдвинул унизительные: если он проиграет - покупает всем посетителям по бутылке дорогого вина, а если проиграет девушка - она полезет под стол на четвереньках и будет там кукарекать два часа подряд...

В глухой провинции, за тысячи километров от Москвы, толпа окружила автомобиль. Люди скандировали имя пассажира, прижимались к стеклам, а потом машину начали раскачивать. Сидевшая внутри женщина испугалась, что автомобиль сейчас перевернут, но сам пассажир - пожилой мужчина с добрым лицом - сохранял спокойствие, хотя ситуация напоминала штурм рок-звезды. Это не был певец или политик. В машине сидел Владимир Ухин, которого вся страна знала просто как "дядю Володю". Он улыбался с экрана тридцати миллионам детей, укладывая их спать, но в его собственной жизни далеко не всегда всё было хорошо...

Это был, пожалуй, самый страшный момент съемок, о котором зрители даже не догадывались. Финал картины "Табор уходит в небо": гордый конокрад Лойко Зобар убивает свою любимую Раду. Григоре Григориу, которого вскоре весь Союз признает эталоном дикой мужской силы, стоял перед камерой в холодном поту. Он ударил ножом в грудь Светлане Тома, и лезвие вошло в тело подозрительно легко, без сопротивления. Актёр замер. На его лице отразился не сценический, а подлинный, животный ужас - именно этот кадр и вошёл в финальный монтаж...

Париж, гостиничный номер, вечер после официальных мероприятий. Советская кинозвезда Элина Быстрицкая стоит в ванной комнате, склонившись над раковиной. Она занята тем, к чему с детства приучила мама: перед сном обязательно нужно устроить постирушку, чтобы наутро надеть свежее бельё. Вдруг дверь открывается - входит горничная. Актриса замирает, прячет руки в мыльной пене. Горничная смотрит на неё несколько секунд и молча исчезает. Элина Быстрицкая не на шутку испугалась. Кто знает эти западные порядки?...

Зима, подмосковный полигон Алабино. Метель такая, что света белого не видно. На снегу стоит худой, изможденный парень - только что из больницы, после тяжелого воспаления легких. На нем защитный костюм, сверху - танковый комбинезон. Ассистенты режиссёра деловито поливают его бензином. Сейчас будут жечь. Режиссер Владимир Роговой даёт последние наставления: "Главное - от камеры не отворачивайся, лицо береги, если что - сразу потушим!". Команда "Мотор!". Спина парня вспыхивает, огонь ревёт. Парень должен отстреливаться из автомата, но затвор, как назло, клинит...

По возвращении из киноэкспедиции в город Горький Раиса Рязанова переступила порог их общей комнаты в коммуналке и поняла: врать не сможет. Муж, Юрий Перов, встретил её спокойно, по-домашнему, но вместо приветствия или рассказа о том, как рос сын пока её не было, услышал то, что боится услышать любой мужчина. Она призналась сразу. Сказала, что там, на съемках, случилось то, что перевернуло её жизнь, что она полюбила другого. Юра, человек на редкость порядочный и выдержанный, предложил не пороть горячку: "Ты не торопись, подумай"...

В последние дни жизни, когда болезнь Паркинсона уже почти приковала её к постели, Надежда Федосова попросила родных принести ей пыльную коробку со своими вещами. Старые письма, фотографии, документы - всё то, что принято называть семейным архивом. Дрожащими руками она рвала их в клочья, методично уничтожая память о самой себе. Внук и дочь пытались остановить её, но актриса была непреклонна. "Это неинтересно!", - твердила она. - "Никому моя жизнь не нужна. Никто меня и не вспомнит, когда помру". Она ошибалась...

Поздно ночью в дачном посёлке вдруг раздался громкий грохот. В ворота профессора Константина Зубова колотили так, что, казалось, петли вот-вот вылетят. Перепуганные соседи выглядывали из окон, кто-то даже выскочил с ружьем - время послевоенное, неспокойное. А у калитки бушевал студент театрального училища. Когда заспанный профессор наконец открыл, перед ним на коленях стоял огромный парень. Он рыдал, бил себя в грудь и кричал: "Константин Александрович, отец мой родненький, прости! Прости меня дурака!"...

В семье Неведомских существовал нерушимый новогодний ритуал, который соблюдался с математической точностью. Каждый год 31 декабря Леонид Витальевич выносил к столу главное блюдо - утку с антоновскими яблоками. Глава семьи торжественно объявлял "номер" птицы: одиннадцатая, двадцатая, тридцатая... Цифра всегда совпадала с возрастом его дочери Полины. На кухне он колдовал часами, никому не доверяя процесс. А когда праздничный ужин заканчивался, магия не рассеивалась: из остатков утиного сока, нескольких видов колбас, сосисок и квашеной капусты он готовил бигос...

Ровно в полночь в квартире Татьяны, дочери актрисы Александры Завьяловой, зазвонил телефон. В трубке висел тяжелый, пьяный голос, который Татьяна узнала бы из тысячи, но интонация была незнакомой - какой-то пугающей, безжизненной. "Кажется, я убил её..." - произнес родной брат Петр. Татьяна с мужем мчались через ночной Петербург, надеясь, что это просто бред, злая шутка, белая горячка - что угодно, только не правда. Дверь квартиры на Гаврской улице была не заперта. В комнате на диване сидел Петр...

На съемочной площадке режиссёр Александр Митта подошел к маленькому диванчику, где пыталась задремать молодая актриса Ирина Акулова, и вкрадчиво сказал: "Спи, Ира. Толя Васильев задерживается. Как приедет - мы тебя разбудим". Она закрывала глаза, проваливалась в зыбкий сон, но через двадцать минут её трясли за плечо: "Вставай, гримируйся, Толя подъезжает". Она вскакивала, сердце колотилось от волнения, гримеры поправляли макияж, но партнера на площадке не было. "Опять нет, - разводил руками режиссер...

В 1967 году в кинотеатре "Ударник" проходила премьера фильма "Цыган". Пока зрители в зале переживали за героя Евгения Матвеева, на втором этаже, где были накрыты банкетные столы для элиты, разворачивалась маленькая, забавная сценка. Восьмилетний мальчик, оставленный без присмотра, наткнулся на горы дефицитных сладостей. Он не удержался, схватил сладкий коржик и откусил добрую треть. Тут же перед ним выросла суровая администраторша. Женщина отчитывала ребенка так, что недожеванный кусок встал поперек горла: "Как тебе не стыдно! Сейчас по ушам-то тебе надаю!"...