— Ты там картошки побольше положи, Михалыч зайдет, — буркнул Сергей утром, натягивая старый свитер. — И огурцов тех, хрустящих.
Я тогда только кивнула. Мужчины в субботу в гараже — это святое. Это ритуал. Клуб по интересам, где под запах машинного масла и крепкого решаются судьбы мира. Или просто перемываются косточки женам.
Я застегнула молнию на красной термосумке. Внутри, укутанный в кухонное полотенце, стоял лоток с котлетами. Не магазинными, «бумажными», а настоящими — домашними, с лучком перекрученным, с хлебом, в молоке вымоченным. Картофельное пюре с маслом — желтое, сливочное, еще горячее.
Если бы я знала, что через двадцать минут эта сумка станет для меня тяжелее плиты, я бы, наверное, даже чаю не стала заваривать.
Осенний марафон
На улице было сыро. Ноябрь в этом году выдался никакой: снег не ложился, а сразу превращался в серую кашу. Я шла осторожно, выбирая места посуше. Сапоги новые, жалко, да и скользко. Возраст такой, что падать уже нельзя — слишком дорого обходится восстановление. А здоровье нынче роскошь.
Мы с Сергеем прожили двадцать семь лет. Нормально прожили. Не хуже других. Квартиру выплатили, сына выучили, женили. Сейчас, казалось бы, живи для себя. Я вот записалась на гимнастику для спины, Сергей увлекся рыбалкой и своей «ласточкой» — стареньким внедорожником, который он перебирал чаще, чем я перестилала постель.
Иногда мне казалось, что у нас второй медовый месяц. Спокойный такой, осенний. Без страстей, зато с уверенностью: спина прикрыта.
— Оль, ты чего такая сияющая? — окликнула меня соседка, гуляющая с внуком у подъезда.
— Да Сереже обед несу, — улыбнулась я. — Заработался он там.
— Золотая ты, Оля. Памятник тебе надо. Мой бы сухарей не допросился, если б в выходной сбежал.
Я только отмахнулась. Какой там памятник. Просто забота. Кто ему еще горячего принесет? У него же желудок слабый, чуть что — сразу изжога.
За закрытой дверью
Гаражный кооператив встретил меня тишиной и запахом прелой листвы. Ряд номер четыре. Наши ворота синие, краску я сама выбирала в прошлом году. Сергей тогда ворчал, что дорого, а потом хвастался приятелям: «Смотрите, как жена расстаралась, цвет — огонь».
Я подошла ближе. Калитка в воротах была приоткрыта. Оттуда тянуло дымом и слышался смех. Громкий, раскатистый смех моего мужа.
Я уже взялась за холодную железную ручку, хотела распахнуть дверь, крикнуть весело: «А вот и служба доставки!», но что-то меня остановило. Какая-то фраза, брошенная кем-то из приятелей.
— ...ну ты даешь, Серый! А твоя-то что? Не пилит?
Я замерла. Рука так и осталась на металле.
— Да куда она денется? — голос мужа звучал лениво и самодовольно. Так говорят хозяева, обсуждая старую, но полезную в хозяйстве технику.
— Моя Олька, она, знаешь, как тот УАЗик "буханка".
В гараже загоготали.
— В смысле? — переспросил кто-то, кажется, Михалыч.
— В прямом. Расход большой, выглядит уже так себе, подвеска скрипит, зато прет как танк по любому бездорожью. Надежная, рабочая лошадь. Не жалко ее. Сломал — подлатал, и дальше поехала. Комфорта ноль, зато хозяйственная.
Я почувствовала, как румянец отлил от лица. Ноги, обутые в теплые сапоги, вдруг стали ледяными.
Правда без прикрас
— Ну ты сравнил, конечно, — хмыкнул Михалыч. — Жена все-таки.
— А что жена? — Сергей, судя по звуку, открыл банку с напитком. Пшикнуло, зашипело.
— Жена — это сервис. Постирала, приготовила, мозг не выносит, и ладно. А для души... Для души, мужики, надо «ласточку» искать. Молодую, резвую. Чтоб глаз горел. Я вот присматриваю сейчас одну... на работе в отделе кадров новенькая.
— И что, подкатывал?
— Работаем над этим. А Олька... Она привычная. Куда она на шестом десятке рыпнется? Кому она нужна-то, кроме меня? Тюнинг уже не поможет, пробег скрутить нельзя.
Смех в гараже стал громче. Они смеялись. Смеялись над моей стряпней, над моими морщинками, над моей верностью. Над тем, что я шла по слякоти двадцать минут, чтобы этот человек поел горячего.
В груди что-то оборвалось. Словно лопнула струна, на которой все держалось эти двадцать семь лет. Не было обиды. Была какая-то звонкая, ледяная пустота.
Я посмотрела на термосумку в своей руке. Она все еще хранила тепло. Котлеты с пюре. С любовью. С укропчиком. «Надежная, как трактор. Не жалко».
Из-под соседнего гаража, виляя облезлым хвостом, вылез местный пес — рыжий, с рваным ухом. Он посмотрел на меня умными, голодными глазами, втянул носом вкусный запах из сумки и тихонько заскулил.
Я перевела взгляд с двери гаража на собаку. В голове вдруг стало ясно и звонко, как в морозное утро.
— А знаешь, дружок, — прошептала я, ставя сумку на бетон. — Кажется, сегодня у тебя будет праздник.
Я решительно расстегнула молнию.
С глухим, влажным звуком первая котлета шлепнулась на кусок картона, валявшийся у ворот. За ней вторая, третья. Пюре я вытряхивала ложкой, стараясь не оставить на стенках ни грамма масла.
Пес не верил своему счастью. Он прижал уши, опасливо покосился на меня, а потом, не жуя, проглотил первый кусок. Его трясло — то ли от холода, то ли от жадности.
— Кушай, — сказала я громко. — Тебе нужнее. Ты хоть хвостом вилять умеешь.
Я специально громко хлопнула пластиковой крышкой о контейнер. В гараже стихло. Скрипнула тяжелая дверь, и на порог вывалился Сергей. Лицо красное, распаренное, в руках — надкушенный сухарик.
— Оль? Ты чего не заходишь? — он расплылся в улыбке, но глаза оставались цепкими, бегающими. — О, запах какой! Я уж думал, ты нас бросила. Михалыч, наливай, закуска прибыла!
Немая сцена
Он шагнул ко мне, протягивая руки к сумке, и только тут его взгляд упал вниз.
На грязном картоне, захлебываясь от восторга, рыжий пес доедал его обед. Говядина со свининой. Лучшее, что было в холодильнике.
Сергей замер. Его рука так и зависла в воздухе, не дотянувшись до ручки сумки. Он моргнул, потом перевел взгляд на меня, потом снова на собаку. Улыбка сползла с его лица медленно, как старая, потрескавшаяся штукатурка.
— Ты... Ты чего натворила? — голос его дрогнул, сорвался на фальцет. — Олька, ты ошалела, что ли? Это ж мясо! Это ж денег стоит!
Из глубины гаража выглянул Михалыч, за ним еще кто-то. Они таращились на пустые контейнеры в моих руках и на чавкающего пса.
Я спокойно закрыла сумку. Щелкнул замок. В тишине этот звук прозвучал сухо и окончательно.
— Мясо денег стоит, — согласилась я. Голос был ровный, почти чужой.
— А обслуживание старой техники еще дороже. Ты же сам сказал, Сережа.
Он хмурился, не понимая. В его глазах мелькнул испуг — так смотрят на привычную вещь, которая вдруг ударила током.
— Чего я сказал? Ты перегрелась?
— Про УАЗик, — я посмотрела ему прямо в переносицу. — Про то, что жрет много, а комфорта ноль. Про то, что не жалко. Я все слышала, Сереж. Каждое слово.
Снято с баланса
В гараже повисла такая тишина, что стало слышно, как вдалеке гудит трансформатор. Михалыч смущенно крякнул и спрятался обратно в тень. Сергей покраснел — густо, от шеи до корней волос.
— Да ты... Ты чего, шуток не понимаешь? — он попытался вернуть прежнюю вальяжность, но вышло жалко. — Это ж мы так, мужской треп! Сравнений, метафор, так сказать...
— Метафор, ага. — Я поправила шарф. — Ну так вот тебе, Сережа, новая реальность. Твой "УАЗик" снят с эксплуатации. Списан в утиль. Капремонта не будет, запчастей тоже. Ищи "ласточку", пусть она тебе котлеты жарит. Если, конечно, она умеет что-то, кроме как фарами хлопать.
— Оль, ну хватит глупить! — он сделал шаг ко мне, пытаясь схватить за рукав. — Домой пошли. Перед мужиками не позорь!
Я отступила назад. Пес, доевший последнюю крошку, вдруг поднял голову и негромко, утробно рыкнул в сторону Сергея. Встал между нами, оскалив желтые клыки. Защитник. За две котлеты он был готов порвать любого. Дешевле и надежнее, чем двадцать семь лет брака.
— Я домой иду, — кивнула я. — А ты оставайся. У тебя тут весело. И "ласточка" где-то на подходе. Не скучай.
Я развернулась и пошла к выходу из кооператива. Спиной я чувствовала его растерянный взгляд. Он что-то крикнул мне вслед — кажется, стандартный набор про "истеричку" и "возраст", когда крыть нечем. Но я даже не сбилась с шага.
Цена свободы
Обратно идти было легко. Сапоги больше не казались скользкими, а ноябрьская слякоть — противной. Я дышала полной грудью, и воздух казался вкусным, морозным.
У подъезда я остановилась. Достала телефон. Зашла в приложение банка.
У нас с Сергеем был накопительный счет. «На старость», как мы шутили. Ну, или на ремонт машины, если быть честными. Я перевела ровно половину суммы на свою карту. Секунда — и деньги ушли. Справедливость — это не когда ты мстишь, а когда ты забираешь свое.
Дома было тихо. Пустая кухня встретила меня запахом утреннего кофе. Я посмотрела на плиту. Там, в сковородке, оставалась еще пара котлет.
Знаете, что я сделала? Я не стала их выбрасывать. Я и плакать не стала.
Я достала красивую тарелку — ту, из праздничного сервиза. Положила еду. Налила себе бокал из бутылки, которая стояла открытая с моего дня рождения. Включила на планшете сериал, который Сергей терпеть не мог.
И впервые за много лет я обедала не на бегу, не доедая за кем-то, а как королева.
Гарантийный срок истек
Через два часа заскрежетал ключ в замке. Сергей вернулся. Я слышала, как он возится в прихожей, нарочито громко швыряет ботинки, сопит. Он ждал. Ждал, что я выйду, начну выяснять отношения, кричать. Что дам ему шанс оправдаться, сказать, что «бес попутал» и «мужики подначивали».
Но я сидела в кресле и заказывала через интернет доставку продуктов. Йогурты, фрукты, рыбу, которую он не ест.
Он заглянул в комнату. Вид у него был побитый, но все еще с претензией.
— Ну и? — спросил он. — Долго мы будем в молчанку играть? Есть что на ужин?
Я подняла глаза от экрана. Посмотрела на него спокойно, как смотрят на постороннего человека в очереди.
— В морозилке, — сказала я. — Пельмени из пачки. Сваришь сам. УАЗики, Сережа, больше не обслуживают. У них закончился гарантийный срок.
Он открыл рот, чтобы что-то ответить, но промолчал. Хлопнул дверью и ушел на кухню греметь кастрюлями.
А я подумала: хорошо, что я тогда не зашла сразу. Хорошо, что услышала. Иногда, для новой жизни, нужно просто узнать свою рыночную цену в глазах того, кому ты отдала лучшие годы. И понять, что ты стоишь гораздо дороже.
Собаку, кстати, я потом еще видела. Подкармливаю теперь, когда мимо гаражей хожу. Она меня узнает. А муж... Муж пока живет в соседней комнате. Но это уже совсем другая история — история про раздел имущества, а не про любовь.
А как бы вы поступили на моем месте? Вынесли бы мужу скандал при друзьях или тоже ушли бы молча? Делитесь. Мне важно ваше мнение.
(О том, как делить имущество, если муж годами вкладывался в свою машину, а не в квартиру, мы еще поговорим в одной из следующих историй).
Подписывайтесь, если тоже считаете, что женщина — это не бытовая техника с гарантией/
P.S. Месть — это блюдо холодное, но что делать дальше? Жить одной с половиной денег?