Запах лекарств в этой квартире въелся, казалось, даже в обои. Ирина поморщилась, переступая порог, и инстинктивно прикрыла нос надушенным платком. В прихожей было темно и тихо, лишь старые напольные часы отбивали ритм, похожий на медленное, угасающее сердцебиение.
— Ирочка, это ты? — донесся слабый голос из глубины коридора.
Ирина закатила глаза. Ей меньше всего хотелось сейчас играть в заботливую невестку, особенно когда на часах было уже шесть вечера, а в семь у неё была запись на маникюр. Она скинула дорогие туфли, небрежно отшвырнув их к обувной полке, и прошла в спальню.
Анна Петровна лежала на высокой кровати, утопая в подушках. За последние полгода она сильно сдала: некогда властная женщина, державшая в страхе весь отдел кадров крупного завода, теперь напоминала высохший листок гербария. Только глаза оставались прежними — цепкими, внимательными, видящими всё насквозь.
— Здравствуй, Анна Петровна, — сухо бросила Ирина, не приближаясь к кровати. — Звонили?
— Звонила, — старушка попыталась приподняться, но бессильно опустилась обратно. — Ирочка, мне хуже. Врач был утром. Сказал, нужен постоянный уход. Уколы, переворачивать, кормить с ложки... Силы уходят, детка.
Ирина нервно теребила ремешок сумки «Birkin» — качественной реплики, которой она очень гордилась.
— И что вы предлагаете? — спросила она, глядя куда-то поверх головы свекрови, на старый ковёр с оленями.
— Переезжай ко мне, Ира. Или забери меня к вам с Петей. Сыну я звонила, он сказал, что всё решает жена. Он у меня всегда был мягким...
— К нам? — Ирина издала короткий, лающий смешок. — Анна Петровна, вы в своём уме? У нас «двушка», у Пети кабинет, у меня — пространство для йоги. Куда мы вас положим? На балкон?
— Тогда сюда переезжай. Временно.
— У меня работа, Анна Петровна. У меня фитнес, курсы английского, встречи с подругами. Я не собираюсь хоронить свою молодость рядом с судном и капельницами.
В комнате повисла тишина. Анна Петровна медленно перевела взгляд на невестку. В этом взгляде не было обиды, скорее — холодное любопытство исследователя, наблюдающего за насекомым.
— Но ведь квартира, Ира... — тихо проговорила она. — Трехкомнатная, «сталинка», центр города. Ты ведь всегда говорила, что мечтаешь здесь жить. Петя — мой единственный наследник. Всё и так достанется вам. Неужели я не заслужила стакана воды перед смертью?
Ирина фыркнула, поправляя идеально уложенные волосы.
— Давайте без патетики. Вы не умираете, это просто старость. У меня свои дела, наймите сиделку. Пенсия у вас хорошая, накопления, я знаю, есть. Хватит на какую-нибудь узбечку. А я не нанималась горшки выносить. Я жена вашего сына, а не служанка.
— Сиделку, значит... — эхом повторила старушка. — Чужого человека в дом пустить?
— А вы думаете, я вам родная? — Ирина уже развернулась к выходу, поглядывая на часы. — Всё, Анна Петровна. Вопрос закрыт. Звоните в агентство. Петя заедет на выходных, привезет продукты.
Она вышла, громко хлопнув тяжелой входной дверью. Анна Петровна осталась одна. Она долго смотрела в потолок, где в свете уличного фонаря плясали тени от ветки клена. Потом с трудом дотянулась до тумбочки, взяла старый кнопочный телефон и, надев очки, начала листать записную книжку. Палец остановился на имени, написанном карандашом: «Варя (дер.)».
Варя приехала через два дня. Маленькая, крепкая, с обветренным лицом и большими, красными от работы руками, она казалась чужеродным элементом в этой квартире, наполненной антиквариатом и запахом старой интеллигенции. Варя была дальней родственницей, какой-то троюродной племянницей по линии покойного мужа, которую Анна Петровна видела последний раз лет десять назад на похоронах.
Ирина, узнав о приезде «деревенщины», лишь презрительно скривила губы.
— Ну вот, я же говорила, выход всегда найдется, — сказала она мужу за ужином. — Примчалась за бесплатной едой и крышей над головой. Пусть возится. Нам же легче.
Петр, полноватый и мягкотелый мужчина, лишь кивнул, уткнувшись в тарелку с пельменями. Он привык не спорить с женой. Мама всегда была сильной, она справится. А Ира... Ира страшна в гневе.
Следующие три месяца прошли для Ирины прекрасно. Она перестала отвечать на звонки свекрови, полностью переложив ответственность на Варю. Иногда Варя звонила сама, робко прося купить специфические лекарства, которых не было в ближайшей аптеке, или памперсы. Ирина раздраженно переводила деньги на карту, бурча, что «эта колхозница могла бы и сама сбегать в центр».
Варя не жаловалась. Она мыла, стирала, готовила диетические супы, часами читала Анне Петровне книги и слушала истории о её молодости. Она спала на раскладушке рядом с кроватью больной, вставая по первому зову. Между ними возникла странная связь — не просто больной и сиделки, а двух одиноких людей, нашедших понимание.
— Варенька, — как-то вечером спросила Анна Петровна, когда племянница расчесывала ей седые волосы. — А у тебя мечта есть?
Варя замерла с гребнем в руке.
— Мечта, теть Ань? Да какая мечта... Хотела бы фельдшером стать. У нас в деревне медпункт закрыли, до города далеко. Людям помощь нужна. Я курсы хотела закончить, да денег нет, и мать болела долго... А теперь вот вы.
Анна Петровна промолчала, лишь задумчиво погладила руку девушки своей сухой ладонью.
Развязка наступила в ноябре, дождливым серым утром. Варя позвонила Петру в шесть утра. Голос её дрожал и срывался:
— Петр Иванович... Тетя Аня... Всё. Во сне ушла.
Похороны Ирина организовала с размахом. Не ради памяти свекрови, а ради того, чтобы пустить пыль в глаза знакомым и коллегам мужа. Дорогой гроб, элитное место на кладбище, поминки в ресторане. Она стояла у могилы в черном дизайнерском пальто и темных очках, умело изображая скорбь. Варя стояла в стороне, в стареньком пуховике, и искренне вытирала слёзы дешевым платком. На неё никто не обращал внимания.
На поминках Ирина уже мысленно переставляла мебель в квартире свекрови. «Этот хлам — на помойку, — думала она, оглядывая тяжелые дубовые шкафы. — Сделаем ремонт в скандинавском стиле. Сдадим задорого. Или продадим и купим дом за городом».
Когда через девять дней их пригласили к нотариусу, Ирина шла туда как на праздник. Она уже присмотрела в витрине мехового салона шубу из голубой норки. «Как раз с первой сдачи квартиры куплю», — решила она.
Кабинет нотариуса, господина Вельского, был обставлен со строгой роскошью. Сам Вельский, седовласый мужчина с безупречной осанкой, приветливо кивнул вошедшим. В кабинете, к удивлению Ирины, сидела и Варя, сжавшись в комок на краешке стула.
— А эта зачем здесь? — громко спросила Ирина, не стесняясь. — Ей что, за работу не доплатили?
— Прошу садиться, — спокойно, но твердо произнес нотариус. — Анна Петровна оставила завещание, составленное за неделю до её кончины. Я обязан огласить его в присутствии всех упомянутых лиц.
Ирина фыркнула и села, демонстративно закинув ногу на ногу. Петр сел рядом, нервно протирая очки.
Вельский вскрыл конверт, достал плотный лист бумаги и начал читать ровным голосом. Стандартные фразы пролетали мимо ушей Ирины, она ждала главного.
— ...Все мои денежные сбережения, находящиеся на счетах в банке, а также драгоценности, я завещаю моему сыну, Петру Ивановичу...
Ирина довольно кивнула. Счета там были неплохие.
— ...Квартиру, находящуюся по адресу... — нотариус сделал паузу и посмотрел поверх очков на Ирину, — ...я завещаю своей племяннице, Варваре Сергеевне Тихоновой.
В кабинете повисла звенящая тишина. Ирина побледнела, потом покраснела.
— Что?! — взвизгнула она, вскакивая со стула. — Кому? Этой деревенщине?! Вы шутите? Это ошибка! Петя, скажи ему!
Петр сидел, открыв рот, и переводил взгляд с нотариуса на жену. Варя закрыла лицо руками.
— Это не ошибка, — холодно отрезал Вельский. — Завещание составлено по всем правилам, Анна Петровна была в здравом уме и твердой памяти. Медицинское освидетельствование прилагается.
— Я оспорю это! — заорала Ирина, теряя весь свой лоск. — Она же сумасшедшая была! Или эта девка её опоила чем-то! Мы в суд пойдем! Это мошенничество!
— Подождите, это еще не всё, — голос нотариуса перекрыл истерику Ирины. — Есть отдельный пункт, касающийся вас, Ирина Викторовна.
Ирина замерла, тяжело дыша. Надежда, что ей досталось хоть что-то существенное, предательски кольнула сердце.
— «Моей невестке, Ирине Викторовне, которая так ценит своё время и пространство, я оставляю свой старый семейный фотоальбом в бархатном переплете. Надеюсь, он поможет ей понять то, чего она не смогла понять при моей жизни».
Вельский достал из ящика стола тяжелый, потертый альбом и положил его перед Ириной.
Ирина смотрела на альбом как на ядовитую змею.
— Альбом? — прошипела она. — Старые фотки? Вы издеваетесь? Трехкомнатная квартира в центре — какой-то приживалке, а мне — макулатуру?! Ну уж нет! Мы встретимся в суде!
Она схватила альбом, намереваясь швырнуть его в Варю, но в последний момент передумала. Ярость сменилась холодным расчетом. Она докажет, что бабка была невменяема. Она уничтожит эту Варю.
— Пошли, Петя, — скомандовала она мужу. — Нам нужно найти хорошего адвоката.
Варя осталась сидеть в кресле, ошеломленная свалившимся на неё наследством, а Ирина вылетела из кабинета, прижимая к груди старый альбом. Она еще не знала, что держит в руках ключ к тайне, которая стоит гораздо больше, чем «сталинка» в центре города.
Адвокат Аркадий Борисович Штерн принимал клиентов в офисе из стекла и бетона, вид из которого открывался на всю Москву. Он был похож на дорогую рептилию: безупречный костюм, холодные немигающие глаза и улыбка, которая не сулила ничего хорошего оппонентам.
Ирина сидела напротив него, нервно постукивая наманикюренным пальцем по столешнице из черного мрамора. Петр, как обычно, жался в кресле сбоку, стараясь слиться с интерьером.
— Значит, справка о вменяемости есть, — задумчиво протянул Штерн, изучая копии документов. — Это осложняет дело. Нотариус Вельский — старый лис, он подстраховался. Оспорить завещание «в лоб» не получится.
— Я плачу вам не за то, чтобы слышать «не получится», — резко оборвала его Ирина. — Эта деревенская девка, Варя, наверняка пичкала свекровь таблетками. Психотропными. Анна Петровна в последние месяцы была сама не своя. Она могла подписать что угодно под давлением.
Штерн откинулся в кресле, сцепив пальцы в замок.
— Давление — это хороший аргумент. Нам нужно доказать, что Варвара Тихонова изолировала вашу свекровь от семьи, настраивала против сына и невестки. Создала, так сказать, информационный вакуум.
— Так и было! — подхватила Ирина, хотя прекрасно помнила, как сама сбрасывала звонки свекрови. — Она не давала нам общаться! Петя, скажи!
Петр вздрогнул и неуверенно кивнул:
— Ну... когда я звонил, Варя часто говорила, что мама спит...
— Вот видите! — торжествующе воскликнула Ирина. — Узурпация! Мы подадим иск о признании наследника недостойным. Мы раздавим её, Аркадий Борисович. Выпотрошим всю её подноготную. У неё наверняка нет ни копейки на хорошую защиту.
— Это будет стоить дорого, Ирина Викторовна. Экспертизы, свидетели, запросы...
— Квартира стоит двадцать пять миллионов, — отчеканила Ирина, в её глазах загорелся хищный блеск. — Я готова вложиться. Главное — вышвырнуть её оттуда.
Тем временем в квартире Анны Петровны время словно застыло. Варя сидела на кухне, обхватив руками чашку с давно остывшим чаем. На столе лежала повестка в суд. Ирина не бросала слов на ветер: война началась мгновенно.
Варе было страшно. Она чувствовала себя маленькой лодкой, попавшей в идеальный шторм. Ей не нужна была эта огромная, гулкая квартира с высокими потолками, где каждый шорох отдавался эхом. Ей хотелось сбежать обратно в деревню, в свой маленький домик с печкой, где всё было простым и понятным.
— Зачем она так со мной, теть Ань? — прошептала Варя, глядя на пустой стул, где любила сидеть старушка. — Я же не просила...
Телефон разрывался от звонков с незнакомых номеров. Один раз она взяла трубку и услышала вкрадчивый мужской голос, посоветовавший «по-хорошему отказаться от наследства, пока не начались проблемы с полицией». Варя испугалась и выдернула шнур стационарного телефона из розетки.
Чтобы не сойти с ума от тревоги, она принялась за уборку. Анна Петровна, при всей своей внешней строгости, в последние годы запустила дальние углы квартиры. Варя начала с кабинета покойного мужа Анны Петровны — комнаты, в которую свекровь почти не заходила.
Разбирая пыльные стопки журналов «Наука и жизнь» за восьмидесятые годы, Варя случайно задела нижнюю полку книжного шкафа. Массивная деревянная планка отошла. За ней обнаружилась ниша.
Сердце Вари забилось быстрее. Она просунула руку в темное отверстие и нащупала плотный пакет, перевязанный бечевкой.
Внутри оказались не деньги и не драгоценности. Это были письма. Десятки писем, написанных одним и тем же размашистым почерком. Бумага пожелтела, но чернила сохранились хорошо. Варя, чувствуя себя преступницей, развернула верхнее письмо. Даты стояли сорокалетней давности.
«Милая Анечка, я знаю, что ты боишься. Но он никогда не узнает. То, что мы сделали ради будущего, должно остаться между нами. Риск огромен, но и награда стоит того. Если всё пойдет по плану, наши дети никогда не будут знать нужды...»
Подписи не было. Только буква «Г».
Варя читала письмо за письмом, и её глаза округлялись. Речь шла о каких-то махинациях на заводе, где работала Анна Петровна, о "списанных партиях" и "редкоземельных металлах". Но самое странное было в другом: в письмах упоминался некий "схрон", который должен быть передан наследнику в "нужный час".
— Господи, тетя Аня, во что же вы ввязались? — прошептала Варя. Она поняла одно: эта квартира — не просто жилплощадь. Это хранилище чего-то, о чем Ирина даже не догадывается. И если Варя сейчас сбежит, она предаст доверие старушки, которая, видимо, не просто так выбрала её.
Вечер у Ирины не задался. Петр ушел спать пораньше, сославшись на мигрень (на самом деле, он просто прятался от её гнева), а она сидела в гостиной своей тесной «двушки» и пила третье бокале вина.
На журнальном столике лежал тот самый проклятый фотоальбом. Бархат потерся, золотое тиснение «Наш альбом» потускнело.
— Старая ведьма, — зло процедила Ирина, глядя на обложку. — Фотоальбом она мне оставила. С намёком. Какой тут может быть намёк? Что я должна ценить семью? Чушь собачья.
Она рывком открыла альбом, намереваясь вырвать пару страниц, просто чтобы выместить злость. Со страниц на неё смотрели черно-белые лица. Молодая Анна Петровна на демонстрации. Анна Петровна с мужем на море. Маленький Петя на горшке. Скука смертная.
Ирина листала страницы с остервенением, почти не глядя. Её взгляд зацепился за одну фотографию в середине альбома. На ней Анна Петровна, ещё молодая и красивая, стояла на фоне какого-то здания с колоннами. Но внимание Ирины привлекло не здание, а то, что было на шее у свекрови.
Ирина прищурилась и включила настольную лампу поярче. На шее у «простой советской кадровички» висело колье. Даже на черно-белом зернистом снимке было видно, что это не бижутерия. Крупные камни ловили свет.
— Откуда у тебя такие цацки, свекровушка? — пробормотала Ирина. Она знала все украшения Анны Петровны: пара золотых колец, янтарные бусы и серебряные серьги. Этого колье в описи наследства не было.
Ирина перевернула страницу и нахмурилась. Следующий лист был приклеен к задней обложке, но как-то небрежно, с пузырями воздуха. Это было странно для педантичной Анны Петровны, у которой всё всегда было идеально.
Подгоняемая внезапной догадкой, Ирина подцепила край плотной картонной страницы длинным ногтем. Картон поддался. Клей рассохся от времени.
Она с силой дернула лист. Под фотографией выпуска 1975 года в картонной «подкладке» обложки было вырезано углубление.
Внутри лежал не ключ, как часто показывают в дешевых детективах. Там лежал сложенный вчетверо листок бумаги с какими-то цифрами и схемой. А рядом была приклеена маленькая, плоская флешка — совсем современная, черная, явно спрятанная туда недавно.
Ирина затаила дыхание. Хмель мгновенно выветрился. Она аккуратно достала флешку и развернула листок. На нём рукой Анны Петровны было написано:
«Ира. Если ты это читаешь, значит, ты всё-таки решила посмотреть альбом. Я знала, что ты алчная, но надеялась, что любопытство победит. Ты хотела квартиру? Это мелочь по сравнению с тем, что я хранила 30 лет. Но чтобы это получить, тебе придется сделать выбор: либо ты продолжаешь войну с Варей и теряешь всё, либо ты идешь к ней и вы вместе открываете то, что спрятано на флешке. Пароль знает только она, хотя сама об этом не догадывается. Выбор за тобой».
Ирина перечитала записку три раза. Её руки дрожали. «Пароль знает Варя...»
Она вскочила, схватила ноутбук и вставила флешку. На экране появилась единственная папка под названием «Наследство». При попытке открыть её система запросила пароль.
Ирина попробовала ввести дату рождения Петра. Ошибка. Дату смерти свекрови. Ошибка. «Квартира». Ошибка.
Она захлопнула ноутбук и нервно рассмеялась.
— Ах ты старая интриганка, — прошептала она, и в её голосе впервые прозвучало нечто похожее на уважение. — Ты всё просчитала.
Ирина посмотрела на часы. Час ночи. Звонить адвокату было поздно. Но план действий в её голове уже изменился кардинально. Суд отменяется. Ей нужно подружиться с Варей. Любой ценой.
Варя проснулась от настойчивого, почти агрессивного звонка в дверь. На часах было девять утра. После бессонной ночи, проведенной за чтением писем из тайника, голова гудела, как трансформаторная будка. Она спрятала пакет с перепиской под матрас (в старый тайник возвращать побоялась) и на цыпочках подошла к глазку.
Увидев на лестничной площадке Ирину, Варя отпрянула. Невестка выглядела безупречно, как всегда: кашемировое пальто песочного цвета, укладка волосок к волоску. Но в руках у неё был не судебный иск, а огромная коробка из дорогой кондитерской «Волконский».
— Открывай, Варвара! — голос Ирины звучал приглушенно через металл двери. — Я знаю, что ты там. Я пришла с миром. И с эклерами.
Варя колебалась. С одной стороны, она до смерти боялась этой женщины. С другой — письма Анны Петровны намекали на опасность, и Варя чувствовала, что одной ей не справиться. А теперь ещё этот визит...
Она медленно повернула замок.
Ирина ворвалась в квартиру вихрем дорогих духов, сразу заполнив собой всё пространство прихожей.
— Господи, какой тут спёртый воздух, — сморщилась она, ставя коробку на тумбочку. — Окна вообще не открываешь? Ладно, это детали. Ставь чайник. Нам нужно серьезно поговорить.
Варя стояла, прижимаясь спиной к стене, и молчала.
— Ну чего застыла? — Ирина скинула пальто, оставшись в элегантном брючном костюме. — Я не кусаюсь. Сегодня. Суд я отменила. Точнее, поставила на паузу.
— Почему? — хрипло спросила Варя.
Ирина внимательно посмотрела на неё, оценивая состояние «противника». Бледная, круги под глазами, испуганная. «Идеальная жертва», — подумала Ирина, но вслух сказала другое:
— Потому что Анна Петровна, земля ей пухом, оказалась хитрее нас обеих. Пошли на кухню.
Когда чай был разлит по фарфоровым чашкам (Варя достала парадный сервиз, боясь гнева гостьи), Ирина выложила на стол записку и флешку.
— Читай.
Варя пробежала глазами по строкам, написанным знакомым почерком. «Пароль знает только она...»
— Я? — Варя растерянно подняла глаза. — Но я ничего не знаю! Анна Петровна мне ничего не говорила про пароли! Мы про книги говорили, про сад, про её молодость...
— Вспоминай, — жестко сказала Ирина, подаваясь вперед. — Любая мелочь. Странные слова, цифры, которые она повторяла. Может, она просила тебя что-то запомнить? Какую-то фразу?
Варя наморщила лоб.
— Она... она в последние дни часто бредила. Говорила про какую-то «Синеглазку». И про «тринадцать ступеней». Я думала, это из детства.
— Синеглазка... — Ирина быстро набрала слово на клавиатуре ноутбука, который принесла с собой. — Нет. Не подходит. Тринадцать? Нет.
Ирина раздраженно захлопнула крышку эклера и откусила кусок, даже не почувствовав вкуса.
— Думай, Варя! На кону, возможно, миллионы. Бабка была не промах. Ты видела её фото в колье?
— Нет... — Варя замялась. Стоит ли говорить Ирине про письма? Про тайник в кабинете? Интуиция подсказывала, что пока не стоит. Ирина — союзник поневоле, доверять ей нельзя.
— Ладно, зайдём с другой стороны, — Ирина сменила тон на более вкрадчивый. — О чем вы говорили в самый последний вечер? Перед тем, как она... ушла.
Варя опустила глаза в чашку. Воспоминание было болезненным.
— Ей было плохо. Она почти не говорила. Только попросила... клубнику.
— Клубнику? В ноябре?
— Да. Она сказала: «Варенька, так хочется клубники со сливками. Как тогда, в «Метрополе», в семьдесят пятом». Я сказала, что магазины закрыты, но утром куплю. А она улыбнулась так странно и прошептала: «Не надо, детка. Вкус уже не тот. Главное — помнить дату».
Ирина замерла.
— В семьдесят пятом... Дата. Варя, ты помнишь точную дату, когда она это сказала?
— Это было... — Варя посмотрела на календарь на стене. — Четвертого ноября.
— Нет, не то. Дата, о которой она говорила! Когда они были в «Метрополе»! Она называла число? Месяц?
Варя покачала головой.
— Нет. Только год. 1975.
Ирина выругалась. Она снова открыла ноутбук.
— Так, фото в альбоме тоже 1975 года. Это не совпадение. «Метрополь», 1975 год. Какое-то событие. День рождения? Нет, она родилась в марте. Годовщина свадьбы? Нет, они поженились в шестидесятом.
В этот момент в дверь позвонили. На этот раз звонок был коротким и требовательным.
Женщины переглянулись.
— Ты кого-то ждешь? — шепотом спросила Ирина.
— Нет. А вы? Адвоката?
— Я ему отбой дала, — Ирина нахмурилась. — Сиди здесь. Я открою.
Ирина на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок. На площадке стояли двое мужчин в серой спецодежде с надписью «Мосгаз».
— Газовая служба, проверка оборудования, — глухо донеслось из-за двери.
Ирина хотела уже открыть — проверки дело обычное, — но что-то её остановило. У одного из «газовщиков» были слишком дорогие ботинки для рабочего. И он нервно оглядывался на лестничный пролет.
— Мы никого не вызывали! — крикнула Ирина через дверь.
— Плановая проверка, девушка. У нас утечка по стояку, открывайте, иначе МЧС вызовем дверь ломать.
Ирина вернулась на кухню, бледная.
— Варя, у нас проблемы. Там какие-то ряженые. Это не газ.
— Откуда вы знаете?
— У «газовщика» часы за двести тысяч на руке. Я в брендах разбираюсь. Они пришли за чем-то.
Варя схватила Ирину за руку, её глаза расширились от ужаса.
— Письма! — выдохнула она.
— Какие еще письма? — Ирина тряхнула её за плечо. — Говори!
— Я нашла письма в кабинете! В тайнике! Там про завод, про какие-то металлы и про... про то, что Анна Петровна что-то украла. И спрятала.
Ирина на секунду лишилась дара речи.
— Так вот оно что... Старая контрабандистка... Где письма?
— Под матрасом у меня.
В этот момент в замок начали вставлять отмычку. Скрежет металла заставил обеих вздрогнуть.
— Быстро! — скомандовала Ирина, мгновенно собравшись. — Неси письма! И ноутбук хватай. Мы уходим через черный ход. Он же есть? В этих сталинках всегда был черный ход на кухне!
— Он заколочен! — Варя чуть не плакала. — Туда шкаф поставлен сто лет назад!
— Значит, отодвинем! Ты деревенская, сильная, давай!
Под аккомпанемент скрежета в замке входной двери, две женщины — ухоженная светская львица и простая девушка из провинции — уперлись в тяжелый дубовый буфет, закрывавший старую дверь черного хода.
— Раз, два, взяли! — шипела Ирина, ломая ногти о полированное дерево.
Буфет поддался со стоном, открыв облупленную дверь, закрашенную слоями масляной краски. Щеколда заржавела, но Варя, вспомнив, как открывала заевшие ворота в деревне, с силой ударила по ней кулаком. Щеколда отскочила.
Они вывалились на пыльную, темную лестницу черного хода ровно в тот момент, когда парадная дверь квартиры с треском распахнулась.
— Ищи везде! — раздался грубый мужской голос из прихожей. — Девка должна быть здесь. И найди бумаги!
Ирина и Варя, прижимая к себе ноутбук и пакет с письмами, кубарем скатились по лестнице вниз, во двор-колодец.
На улице шел мокрый снег. Ирина, дрожа в одном костюме (пальто осталось в прихожей), потащила Варю к своей машине — красному «Мерседесу», припаркованному за углом.
— Садись! Быстрее!
Они рванули с места, едва не задев мусорные баки. Только отъехав на пару кварталов, Ирина позволила себе выдохнуть.
— Ну, свекровушка... — истерически хохотнула она, глядя в зеркало заднего вида. — Устроила нам квест.
Варя сидела, вжавшись в кожаное сиденье, и прижимала пакет к груди.
— Куда мы теперь? — тихо спросила она.
— Ко мне нельзя, они могут знать адрес Пети. К тебе в деревню — далеко и найдут. — Ирина задумалась, барабаня пальцами по рулю. — Поедем в одно место. В спа-отель в Подмосковье. Там у меня «блат», заселят без регистрации в дальний коттедж. И там мы с тобой, дорогая моя родственница, будем подбирать этот чертов пароль. Потому что теперь это вопрос выживания.
Она посмотрела на Варю.
— Рассказывай про «Метрополь» подробнее. Всё, что помнишь. Любую деталь. Цвет платья, музыку, еду. Пароль там.
Варя закрыла глаза, пытаясь вернуться в тот вечер у постели умирающей.
— Она говорила... «Музыка играла. Полонез Огинского. И он подарил мне этот кулон. 25 карат чистого страха».
— 25 карат... — прошептала Ирина. — Это не про золото. Это про тот камень, о котором вычитала в письмах?
— Наверное...
Ирина резко крутанула руль, объезжая пробку.
— Кажется, я начинаю понимать. Это не просто наследство. Анна Петровна сидела на бомбе замедленного действия. И теперь фитиль подожгли мы.
