Меня зовут Лира. Я помню тот день с пронзительной ясностью — будто каждый миг отпечатался в хрустале, а потом этот хрусталь разбили, и осколки теперь вспыхивают в памяти без моего позволения.
Я стояла у окна в нашей маленькой квартире на седьмом этаже. За стеклом медленно падал снег — не зимний, а какой‑то странный, почти прозрачный, словно пыль времени. Мама на кухне пекла пироги, и запах ванили смешивался с холодом, просачивающимся сквозь старую раму.
— Лира, помоги достать тарелки! — крикнула мама.
Я обернулась, и в этот момент в дверь позвонили.
На пороге стоял он — человек в сером пальто, с глазами, похожими на два осколка льда.
— Я доктор Эрион, — произнёс он без улыбки. — Мне нужно поговорить с вами и вашим отцом.
Его голос был ровным, почти механическим. Я сразу почувствовала: это не обычный врач. В нём не было тепла, только расчётливая точность движений.
Первая встреча
Отец встретил доктора в гостиной. Я присела на край дивана, стараясь не привлекать внимания. Эрион достал тонкий блокнот и начал задавать вопросы — сухие, чёткие, будто сверял данные в базе.
— Когда впервые проявились симптомы?
— Как часто происходят эпизоды потери контроля?
— Были ли случаи передачи состояния окружающим?
Отец отвечал сдержанно, но я видела, как его пальцы сжимают край стола. Мама стояла в дверях, её рука непроизвольно потянулась к моему плечу.
— Лира, — вдруг обратился ко мне доктор, — вы замечали что‑то необычное в поведении отца?
Я замерла. Что сказать? Что иногда по ночам слышу, как он ходит по квартире, будто ищет что‑то? Что его глаза в эти моменты светятся странным голубоватым светом?
— Нет, — ответила я, опустив взгляд. — Всё как обычно.
Эрион кивнул, словно ожидал этого ответа.
Странные открытия
На следующий день он пришёл снова. На этот раз без предупреждения. Я была дома одна.
— Нужно провести обследование, — заявил он, доставая из сумки странные приборы: стеклянные трубки с мерцающей жидкостью, металлические диски с гравировками.
— Зачем? — спросила я, чувствуя, как внутри растёт тревога.
— Ваш отец — уникальный случай. Его состояние… выходит за рамки известного.
Он начал свои тесты. Прикладывал диски к моим ладоням, просил смотреть в зеркальные сферы, задавал вопросы, от которых голова шла кругом:
— Что вы чувствуете, когда видите падающую звезду?
— Вспомните самый яркий сон. Опишите его цвет.
— Если бы вы могли подарить миру одно чувство, что бы выбрали?
Я отвечала, а он записывал, не меняя выражения лица. Но в какой‑то момент его рука дрогнула.
— Вы… плачете? — спросил он, уставившись на мою щеку.
Я и не заметила, как слёзы покатились по лицу. Вспомнила, как в детстве отец качал меня на руках и пел странную песню — не на нашем языке, но я понимала каждое слово.
— Это нормально, — пробормотала я. — Просто воспоминания.
Эрион замер. Впервые за всё время его глаза потеряли ледяную отстранённость.
Прозрение
Через неделю он пришёл снова, но уже не к отцу. Ко мне.
— Я должен показать вам нечто, — сказал он, протягивая маленькую хрустальную сферу. — Посмотрите внутрь.
Я поднесла её к глазам и увидела… себя. Но не ту, что стоит в этой комнате, а другую — в берёзовой роще, с серым котёнком на руках. Я шептала ему:
— Если придёт беда, пусть она заберёт меня, но оставит их. Моих родителей. Эти деревья. Весь этот мир.
Подняв глаза, я увидела, что Эрион плачет. Его слёзы были такими же прозрачными, как тот странный снег за окном.
— Что это? — прошептала я.
— Это душа, — ответил он. — Я искал её годами, считал мифом. А она… она всегда была здесь. В вас. В вашем отце. В каждом, кто умеет плакать без причины.
Развязка
Он ушёл тем же вечером. Ушёл, не сказав ни слова, оставив на столе хрустальную сферу и записку:
«Я думал, что лечу болезни. Оказалось, я уничтожал то, что делает нас людьми. Простите».
Через месяц я нашла его письмо в почтовом ящике. Оно было адресовано мне, хотя мы больше не виделись.
«Лира, я больше не доктор. Я просто человек, который наконец научился чувствовать. Ваш отец не болен — он хранитель. Хранитель того, что мы почти утратили. Берегите его. Берегите себя. И помните: самые хрупкие вещи — самые ценные».
Постскриптум: вывод
Эта история — о том, как легко принять глубину за болезнь, а искренность за слабость. Доктор Эрион искал вирусы, но нашёл душу. Он хотел «исправить» мир, но мир исправил его.
Хрупкость человеческого бытия — не недостаток, а суть. Как тот прозрачный снег, что падал в начале истории: он не вечен, но именно поэтому прекрасен. Мы живём не потому, что бессмертны, а потому, что знаем — каждый миг может стать последним. И в этом знании — наша сила.
Спасибо за подписку, а за лайк плюс вам в карму!
Так же по этой теме можете ознакомиться по этой ссылке!
Жду ваших вопросов, и комментариев, не пропустите новые истории.