Надежда Павловна всегда считала, что у одиночества есть свой запах. В ее квартире, типичной «двушке» в панельном доме на окраине города, пахло старыми книгами, ванилью и немного — корвалолом. Этот запах въелся в обои, которые она клеила еще с покойным мужем десять лет назад, впитался в тяжелые бархатные шторы и в саму Надежду. 31 декабря этот запах пытался перебить аромат вареной моркови и дешевого майонеза. Надежда стояла у кухонного окна, глядя, как метель заметает двор. Двор был уныл, как отчетность в конце четверти: серые сугробы, переполненные мусорные баки и одинокий фонарь, который мигал, словно передавал азбуку Морзе кому-то, кто мог спасти этот район от тоски. — Так, Надя, без паники, — сказала она сама себе, отворачиваясь от окна. — Это просто ночь. Обычная ночь, когда люди сходят с ума и едят больше, чем нужно. Ей было пятьдесят два. Она работала учителем русского языка и литературы в обычной средней школе, носила очки в тонкой оправе и умела одним взглядом заставить замолча
Публикация доступна с подпиской
Клуб Читателей