Постерная сессия — это ад для интровертов и рай для сетевых охотников. Ты стоишь рядом со своим научным постером, а мимо тебя проплывает поток людей, часть из которых бросает рассеянный взгляд, а часть — задаёт каверзные вопросы, пытаясь понять слабое место твоей работы. Мой постер был посвящён предварительным результатам по тому самому алгоритму, который мы с Орловым доработали в поезде. Я нервничала, но была готова. До того момента, пока к моему стенду не подошла небольшая группа во главе с профессором Мавериным.
Он сиял улыбкой, но его глаза, быстрые и оценивающие, напоминали сканер. «Анастасия Петрова, да? — произнёс он сладковатым голосом, громко enough, чтобы привлечь внимание соседей. — Рад видеть новые лица. И особенно рад видеть работу из лаборатории моего старого друга, Кирилла Орлова». Он сделал паузу, давая своим аспирантам оценить юмор. Потом его взгляд скользнул по моим графикам и выводам. «Любопытно... очень любопытно. Подход, который вы используете... он мне до боли знаком. Не находите?»
Меня сковало ледяное предчувствие. «Это модифицированный алгоритм на основе...», — начала я, но он мягко перебил меня. «Нет-нет, я о самой концепции. О поиске маркеров через фильтрацию шума. Это же чистейшей воды развитие старых идей Маргариты Орловой, не так ли? Её незаконченных работ». Он произнёс это так, словно делал мне комплимент, но каждый вокруг понял подтекст: моя работа — не моя. Это перепевка чужих, причём краденых, мыслей.
Кровь прилила к лицу. «Я основывалась на современных методах анализа, профессор. Идея фильтрации — общее место в биоинформатике», — попыталась я парировать, но голос дрогнул. Маверин покачал головой с видом снисходительного сожаления. «Конечно, общее место. Но конкретная комбинация, этот акцент на предсказательной, а не диагностической модели... Это же почерк Маргариты. Жаль, что её сын не смог развить её наследие дальше черновиков, но, видимо, поручил это... вам». Он бросил многозначительный взгляд на своих студентов, и те захихикали. Унижение было тотальным. Он намекал не просто на плагиат, а на то, что я — бездумный инструмент в руках Орлова, который эксплуатирует идеи покойной матери.
Я открыла рот, но слов не было. Только жгучий стыд и бессильная ярость. В этот момент из толпы позади группы Маверина раздался спокойный, чёткий голос, который разрезал гул зала, как лезвие.
«Вы правы в одном, Георгий Семёнович. Почерк — действительно узнаваем».
Все обернулись. К стенду подходил Орлов. Он не шёл быстро, но его движение было неотвратимым. Он был в своём обычном тёмном свитере, но в эту секунду он казался на голову выше всех вокруг. Его лицо было каменной маской, но глаза горели тем самым холодным стальным огнём. Он остановился рядом со мной, слегка прикрыв меня собой от Маверина.
«Почерк моей матери, — продолжил он, глядя прямо в глаза Маверину, — действительно уникален. Как уникален и её вклад, который вы в своё время так старательно пытались присвоить, переиначив расчёты и убрав её имя из соавторов». В зале воцарилась мёртвая тишина. Маверин побледнел, но сохранил улыбку. «Кирилл, дорогой, не надо переходить на личности...»
«Мы как раз о личности, — перебил его Орлов. Его голос звучал громко и отчётливо, на всю секцию. — Мы о личности учёного, чьи идеи вы украли. И мы о личности этого молодого исследователя, — он кивнул в мою сторону, — чью работу вы только что попытались дискредитировать, используя грязные намёки вместо научной критики». Он повернулся к моему постеру и ткнул пальцем в блок-схему алгоритма. «Концепция фильтрации — общее место. Верно. Но конкретная реализация, которую вы видите здесь, — это алгоритм Петровой. Его математический каркас, его эффективность, его программный код — всё это результат её труда. Я лишь задал направляющий вопрос, когда она заблудилась в лабиринте O(n²). Как и должен поступать любой научный руководитель».
Он сделал паузу, обводя взглядом замершую аудиторию. «И если уж говорить о преемственности, то лучшая дань памяти Маргариты Орловой — не паразитирование на её черновиках, а развитие её подхода новым поколением, которое мыслит свободно и смело. Именно это вы здесь и видите. А всё остальное, Георгий Семёнович, — либо ваше непонимание методологии, либо сознательная попытка ввести коллег в заблуждение. Что, впрочем, для вас не ново».
Воздух в зале сгустился. Маверин пытался что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами. Его студенты отодвинулись от него, смущённо глядя в пол. Орлов же повернулся ко мне. «Анастасия, будь добра, объясни профессору Маверину разницу между интерполяционным и бинарным поиском в контексте твоего алгоритма. Кажется, у него с этим пробелы в образовании».
Это была не просьба. Это была команда. И это была передача мне слова. Он не просто защитил меня. Он вручил мне оружие и показал на врага. Взяв дрожащее дыхание, я начала объяснять. Голос сначала срывался, но потом окреп. Я говорила о хэш-таблицах, о сортировке, о сложностях. Я говорила технично, чётко, без эмоций, просто излагая факты моей работы. Маверин слушал, и его лицо становилось всё бледнее. Он не смог задать ни одного вопроса по существу. Он был разоблачён как профан в том, в чём только что пытался обвинить меня.
Когда я закончила, Орлов кивнул. «Вопросы есть?» — спросил он ледяным тоном, обращаясь уже ко всей аудитории. Вопросов не было. Была тишина, полная нового уважения. Потом кто-то из молодых учёных на другом конце зала начал аплодировать. К нему присоединились ещё и ещё. Это были не овации, а твёрдые, одобрительные хлопки — салют профессионализму и принципиальности.
Маверин, не сказав больше ни слова, развернулся и ушёл, расталкивая людей. Орлов не смотрел ему вслед. Он смотрел на меня. И в его глазах, за стеклами очков, я увидела нечто новое. Не просто удовлетворение от выигранного спора. А гордость. Настоящую, глубокую гордость за меня. «Хорошо держались, Петрова, — сказал он тихо, так, что слышала только я. — Хотя в начале дрожали, как осиновый лист. Но взяли себя в руки. Это главное».
В тот момент я поняла всё. Он не просто отстоял свою мать и её наследие. Он отстоял меня. Мою честь, мою работу, моё право называться учёным. Он вступил в открытую конфронтацию со своим заклятым врагом, рискуя разжечь войну, о которой предупреждал в кулуарах. И сделал это не как мой «бойфренд» по контракту, а как мой научный руководитель, как старший коллега, как человек, который верит в меня. И эта весть стоила всех унижений, всех страхов и всей неразберихи наших фальшивых отношений. Потому что в ней была правда. Та самая, которую не подделать никаким протоколом.
💗 Если эта история затронула что-то внутри — ставьте лайк и подписывайтесь на канал "Скрытая любовь". Каждое ваше сердечко — как шепот поддержки, вдохновляющий на новые главы о чувствах, которых боятся вслух. Спасибо, что читаете, чувствуете и остаетесь рядом.
📖 Все главы произведения ищите здесь:
👉 https://dzen.ru/id/683960c8fe08f728dca8ba91