– Ларис, ну подумай только, мама же дома целыми днями сидит, с ума сходит от одиночества, – Сергей стоял на кухне, держа в руках недопитый чай, и смотрел на меня так, будто просил не о работе для своей матери, а о спасении утопающего. – Ты же сама говорила, что администратор нужен. Вот и возьми её. Она ответственная, аккуратная, всю жизнь экономистом проработала.
Я отложила нож, которым нарезала помидоры для салата, и обернулась к мужу. Сергей выглядел усталым после рабочего дня, седина в висках за последние годы стала гуще, и морщинки у глаз углубились. Мы прожили вместе двадцать восемь лет, и я научилась читать его настроение по одному взгляду. Сейчас он был настроен серьёзно.
– Серёж, я понимаю, что Нине Павловне скучно, – начала я осторожно, вытирая руки о полотенце. – Но салон, это не просто место, куда можно прийти от нечего делать. Там своя атмосфера, свои правила. У нас с девочками отлаженная работа, клиенты постоянные. Я боюсь, что...
– Чего ты боишься? – перебил он, и в голосе прозвучала обида. – Что мама испортит твой бизнес? Она же всю жизнь с людьми работала, с цифрами, с документами. Администратор, это как раз для неё. Записывать клиентов, отвечать на звонки. Что тут сложного?
Я почувствовала, как внутри что-то сжалось. Конечно, Нина Павловна была образованной женщиной, в своё время занимала неплохую должность на заводе, где Сергей до сих пор работает инженером. Но после смерти свёкра три года назад она словно потерялась. Дети взрослые, внуки приезжают редко, подруги одна за другой то болеют, то переезжают к детям в другие города. Она действительно осталась одна в своей двухкомнатной квартире на окраине, и я понимала, как это тяжело.
– Хорошо, – выдохнула я, понимая, что спорить бесполезно. – Давай попробуем. Но только на испытательный срок, договорились?
Лицо Сергея просветлело мгновенно.
– Договорились! Спасибо, Ларис. Ты не пожалеешь, увидишь. Мама будет так рада.
Я улыбнулась ему в ответ, но внутри уже закралось беспокойство. Что-то подсказывало мне, что эта идея не принесёт ничего хорошего. Но я отогнала эти мысли. В конце концов, может быть, я ошибаюсь. Может быть, всё действительно сложится.
Мой салон «У Ларисы» находится на первом этаже жилого дома в нашем спальном районе, в пяти минутах ходьбы от метро. Я открыла его семь лет назад, когда поняла, что больше не могу работать бухгалтером в чужой конторе, где на тебя орут из-за каждой копейки и где твой труд никто не ценит. Накопила денег, взяла небольшой кредит, сделала ремонт в пустующем помещении и начала с нуля. Сначала было страшно до дрожи в коленках. Я просыпалась по ночам и считала в уме, хватит ли денег на следующий месяц, окупятся ли вложения, придут ли клиенты. Но я не сдавалась.
Постепенно всё наладилось. Сейчас у меня работают три мастера: Марина, золотые руки, делает маникюр и педикюр так, что клиентки записываются к ней за месяц вперёд; Ольга, мастер по причёскам, тихая, скромная, но невероятно талантливая; и молоденькая Аня, которая пришла ко мне учеником полтора года назад и уже успела наработать своих постоянных клиенток. Ещё у нас есть Света, косметолог, она приходит три раза в неделю, снимает кабинет почасово. Атмосфера в салоне была домашняя, уютная. Мы знали своих клиенток по именам, помнили их предпочтения, расспрашивали про семьи, работу, планы на отпуск. Многие приходили не только за красотой, но и просто поговорить, поделиться новостями. Это было моё детище, мой второй дом, и я берегла его как зеницу ока.
Нина Павловна вышла на работу в понедельник. Я встретила её рано утром, ещё до открытия салона, чтобы всё объяснить и показать. Свекровь пришла при полном параде: строгий костюм, волосы уложены, на лице лёгкий макияж. Выглядела она торжественно, как будто шла не на работу администратора в небольшой салон красоты, а на приём к министру.
– Доброе утро, Лариса, – поздоровалась она, окидывая помещение оценивающим взглядом. – Ну что, показывай, что тут у тебя.
Я провела её по салону, объяснила, где что находится, показала компьютер, в котором велась запись клиентов, рассказала про телефон, который нужно было держать при себе постоянно. Объяснила, что главное в работе администратора – вежливость, внимательность и умение правильно распределить время мастеров, чтобы клиентки не ждали и не накладывались друг на друга.
– Понятно, – кивнула Нина Павловна, садясь за стойку администратора. – Я же не первый день работаю, Лариса. Всё схвачу на лету.
Девочки, мастера, пришли позже. Я представила им Нину Павловну, объяснила, что теперь она будет помогать мне с администрированием. Марина с Ольгой поздоровались вежливо, но я заметила, как они переглянулись. Аня, самая молодая, улыбнулась застенчиво и сказала:
– Очень приятно, Нина Павловна. Если что, обращайтесь, поможем освоиться.
– Спасибо, девочка, – ответила свекровь, и я почувствовала в её тоне лёгкое превосходство, которое меня насторожило.
Первые дни прошли относительно спокойно. Нина Павловна справлялась с записью клиентов, отвечала на звонки, правда, иногда слишком сухо, без той тёплой интонации, к которой привыкли наши постоянные посетительницы. Но я списывала это на притирку, на новизну обстановки. Говорила себе, что нужно дать ей время.
Но уже к концу первой недели начались мелкие неприятности. Сначала я заметила, что из косметички с пробниками, которую мы держали на стойке для клиенток, стали пропадать маленькие тюбики с кремами и флаконы с духами. Я подумала, что клиентки берут, не спросив, хотя раньше такого не случалось. Потом Марина пожаловалась, что с её рабочего стола исчез новый лак для ногтей, который она только вчера купила.
– Ларис, я его вечером оставила, точно помню, – говорила она озадаченно. – А сегодня пришла, его нет. Может, уборщица убрала?
Уборщица приходила по вторникам и пятницам, а лак пропал в среду. Я пожала плечами, пообещала разобраться, но внутри уже зародилось подозрение. И оно подтвердилось на следующий день, когда я случайно увидела, как Нина Павловна, оглядевшись по сторонам, быстро сунула в сумку два пробника крема и маленький флакон масла для кутикулы.
Я замерла в дверях подсобки, наблюдая эту сцену. Сердце ухнуло вниз. Неужели онаворует? Неужели женщина в её возрасте, бывший экономист, мать моего мужа, способна на такое? Я хотела выйти, сказать что-то, но в этот момент в салон вошла клиентка, и свекровь мгновенно приняла деловой вид, встречая её с улыбкой.
Вечером, когда мы закрылись, я подошла к Нине Павловне.
– Нина Павловна, мне нужно с вами поговорить, – начала я, стараясь держать голос ровным.
– Слушаю, – она собирала свои вещи, не глядя на меня.
– У нас пропадают вещи. Пробники, косметика. Вы случайно ничего не замечали?
Она вскинула на меня взгляд, и в её глазах мелькнуло что-то, похожее на вызов.
– Нет, не замечала. А что, ты думаешь, кто-то ворует?
– Не знаю, – ответила я, чувствуя, как краснеют щёки. – Просто раньше такого не было.
– Ну, мало ли. Клиентки заходят разные, – пожала она плечами. – Может, кто из них прихватил. Или твои мастера не досмотрели.
Я стояла и смотрела на неё, понимая, что прямо обвинить её не могу. Нет доказательств, есть только то, что я видела своими глазами. А если скажу Сергею, он подумает, что я придираюсь к его матери, что ревную или что-то в этом роде. Я решила пока промолчать, но быть настороже.
Однако дальше стало только хуже. Нина Павловна начала вести себя всё более по-хозяйски. Она делала замечания мастерам, указывала им, как правильно работать, хотя сама ничего не понимала в маникюре или стрижках. Однажды она сказала Ане при клиентке:
– Девочка, ты слишком медленно работаешь. Надо быстрее, а то очередь образуется.
Аня покраснела, едва сдержала слёзы, но промолчала. А клиентка, пожилая женщина, наша постоянная посетительница Вера Николаевна, нахмурилась и сказала:
– Нина Павловна, Аня работает прекрасно. Я всегда к ней записываюсь и очень довольна. Не нужно её критиковать.
Свекровь поджала губы, но ничего не ответила. Я в тот момент была в подсобке и слышала весь разговор. Вышла, постаралась сгладить ситуацию, пошутила, но осадок остался. Вера Николаевна ушла недовольная, и я боялась, что она больше не придёт.
Вечером я снова попыталась поговорить с Ниной Павловной.
– Нина Павловна, пожалуйста, не делайте замечания мастерам при клиентах. Это неправильно. Если есть какие-то вопросы, скажите мне, я разберусь.
– Лариса, я просто хотела помочь, – ответила она с обидой в голосе. – Я же вижу, что девочка копается. Клиенты ждать не любят.
– У Ани свой темп работы, и клиенты это знают. Они записываются к ней именно потому, что она аккуратная и внимательная. А если вы будете её торопить, она начнёт нервничать и допускать ошибки.
– Ну ладно, ладно, – махнула она рукой. – Я поняла. Больше не буду.
Но обещание своё она не сдержала. Через несколько дней произошёл новый инцидент. К нам пришла молодая девушка, впервые, по рекомендации подруги. Она хотела сделать сложное окрашивание волос. Ольга, наш мастер-парикмахер, внимательно выслушала её пожелания, показала примеры работ, объяснила, сколько времени займёт процедура и какова будет стоимость. Девушка согласилась, но попросила небольшую скидку, сославшись на то, что студентка и денег немного. Ольга посмотрела на меня вопросительно, и я кивнула. Мы иногда делали скидки новым клиентам или студентам, это привлекало людей и создавало хорошую репутацию.
Но тут вмешалась Нина Павловна.
– Никаких скидок, – заявила она громко. – У нас не благотворительная организация. Хочешь красивые волосы, плати полную цену.
Девушка растерялась, посмотрела на меня, потом на Ольгу. Ольга побледнела. Я почувствовала, как внутри вскипает гнев.
– Нина Павловна, это решаю я, – сказала я как можно спокойнее, хотя руки тряслись. – Мы делаем скидку.
– Лариса, ты разоряешь свой бизнес такими подачками, – свекровь посмотрела на меня с укоризной. – Я же экономист, я знаю, как надо.
– Это мой салон, и я решаю, как им управлять, – ответила я, стараясь не повышать голос при клиентке. – Пожалуйста, займитесь своими обязанностями.
Девушка в итоге осталась, Ольга сделала ей шикарное окрашивание, и та ушла довольная, пообещав прийти ещё. Но я видела, как Нина Павловна весь оставшийся день надувалась и что-то бурчала себе под нос. Вечером, когда мы остались одни, она не выдержала.
– Ты меня унизила при всех, – сказала она холодно. – Я пытаюсь помочь, а ты ставишь меня на место, как какую-то девчонку.
– Нина Павловна, я не хотела вас обижать, – попыталась объяснить я. – Но у нас есть правила, и я не могу позволить, чтобы кто-то, даже вы, их нарушал. Я здесь хозяйка, и решения принимаю я.
– Хозяйка, – передразнила она. – Ты забываешь, что я мать твоего мужа. Я не какая-то посторонняя.
– Здесь, в салоне, мы коллеги, – ответила я твёрдо. – И я прошу вас уважать мои решения.
Она схватила сумку и вышла, хлопнув дверью. Я осталась одна, чувствуя себя опустошённой. Неужели это только начало? Неужели мне придётся каждый день воевать с собственной свекровью на рабочем месте?
Дома я попыталась поговорить с Сергеем. Он слушал рассеянно, уткнувшись в телевизор, где шёл какой-то футбольный матч.
– Серёж, твоя мама ведёт себя неправильно в салоне, – начала я. – Она вмешивается в мою работу, критикует мастеров, хамит клиентам.
– Ларис, не преувеличивай, – отмахнулся он. – Мама просто пытается помочь. Она же привыкла всё держать под контролем, это у неё профессиональная привычка.
– Но это мой салон, моё дело. Я не могу допустить, чтобы она разваливала то, что я строила годами.
– Ничего она не разваливает. Ты просто не хочешь, чтобы кто-то вмешивался. Дай ей время привыкнуть, освоиться.
– Ей уже две недели как привыкать! И она не привыкает, а наоборот, ведёт себя всё хуже.
– Лариса, прекрати. Мама старается, а ты к ней придираешься. Может, это ты просто не хочешь делиться своим салоном?
Я посмотрела на мужа и поняла, что дальше говорить бесполезно. Он не слышит меня. Он видит только то, что хочет видеть: мама при деле, мама счастлива, мама не сидит дома одна. А то, что я каждый день хожу на работу как на пытку, его не волнует.
Я ушла на кухню, налила себе чай и села у окна. За окном уже стемнело, фонари горели тускло, редкие прохожие спешили домой. Я думала о том, что же делать. Уволить Нину Павловну? Но это вызовет грандиозный скандал в семье. Сергей никогда мне этого не простит. Его мать обидится до конца жизни. Терпеть дальше? Но сколько можно терпеть, если ситуация с каждым днём становится всё хуже?
Я вспомнила, как начинала свой бизнес. Как боролась за каждого клиента, за каждый отзыв. Как радовалась, когда кто-то приходил по рекомендации. Как гордилась, когда девочки благодарили меня за хорошие условия работы. Неужели я позволю всё это разрушить? Неужели из-за родственных связей я потеряю то, что создавала с таким трудом?
Следующая неделя принесла новые испытания. Нина Павловна начала требовать особого отношения к себе. Она приходила на работу не к открытию салона, как было договорено, а на полчаса-час позже, объясняя это тем, что плохо спала или что-то болит. Я молчала, хотя это создавало неудобства: звонили клиентки рано утром, записаться хотели, а администратора нет, приходилось самой бросать всё и бежать к телефону.
Потом она стала уходить раньше, не дожидаясь закрытия. Говорила, что устала, что ей тяжело весь день на ногах стоять. Я напоминала, что все устают, что такова работа, но она только отмахивалась. Однажды она ушла в середине дня, сославшись на головную боль, и мне пришлось отменить три записи, потому что я физически не успевала и администрировать, и принимать своих клиенток.
Девочки начали роптать. Марина подошла ко мне в конце недели и сказала тихо:
– Ларис, извини, но я должна сказать. Твоя свекровь, она портит атмосферу. Клиентки жалуются, что она грубо разговаривает, что встречает их без улыбки. Вчера Галина Петровна, помнишь, она к нам ходит лет пять уже, сказала мне, что больше не придёт, если эта дама и дальше здесь будет работать.
Я закрыла лицо руками. Галина Петровна была одной из наших самых щедрых и верных клиенток. Она всегда оставляла хорошие чаевые, приводила подруг, рекомендовала нас всем знакомым. Потерять её, значило потерять не только деньги, но и репутацию.
– Я знаю, Марин, – ответила я устало. – Я пытаюсь решить эту проблему.
– Реши быстрее, пожалуйста, – попросила она. – А то мы все разбежимся. Я серьёзно. Ольга уже сказала, что если так будет продолжаться, она уйдёт. А Аня вчера плакала в раздевалке после того, как твоя свекровь отчитала её за то, что она, видите ли, слишком долго моет руки между клиентами.
Я кивнула, чувствуя, как подступают слёзы. Я не могла допустить, чтобы команда развалилась. Эти девочки были не просто сотрудницами, они были моими помощницами, моими единомышленницами. Мы вместе строили этот бизнес, вместе переживали трудные времена, вместе радовались успехам. И вот теперь одна женщина, которая пришла сюда всего месяц назад, рушит всё, что мы создавали годами.
Вечером я снова попыталась поговорить с Сергеем. На этот раз я была решительна.
– Серёж, нам нужно серьёзно поговорить, – сказала я, садясь напротив него за кухонным столом. – Твоя мама не может больше работать в салоне. Это не обсуждается.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них усталость и раздражение.
– Опять? Ларис, ну сколько можно? Каждый день ты жалуешься на маму. Может, проблема не в ней, а в тебе?
– Во мне? – я почувствовала, как гнев поднимается волной. – Серёжа, она ворует из салона, грубит клиентам, нарушает график работы! Из-за неё я теряю клиентов и мастеров! Это не придирки, это факты!
– Ворует? – он усмехнулся недоверчиво. – Лариса, ты себя слышишь? Ты обвиняешь мою маму в воровстве? Женщину, которая всю жизнь честно работала?
– Я своими глазами видела, как она берёт пробники и косметику и кладёт в свою сумку!
– Может, ты ей разрешила? Может, она думала, что может взять, раз ты её родственница?
– Я не разрешала! И она даже не спросила!
Сергей встал из-за стола, взял куртку с вешалки.
– Я не буду это слушать. Ты просто ревнуешь, что мама теперь тоже занята делом, что не только у тебя есть работа. Разбирайтесь сами, я в ваши женские дрязги не встреваю.
Он вышел из квартиры, хлопнув дверью. Я осталась сидеть на кухне, глядя в пустоту. Слёзы текли по щекам, но я даже неытирала их. Я чувствовала себя загнанной в угол. Муж мне не верит, свекровь разрушает мой бизнес, а я не знаю, что делать.
Той ночью я почти не спала. Лежала, глядя в потолок, и думала. К утру решение созрело само собой. Если Сергей мне не верит, значит, нужны доказательства. Объективные, неопровержимые доказательства того, что его мать ведёт себя неподобающе. И я знала, как их получить.
В салоне у нас уже давно стояли камеры видеонаблюдения. Две камеры: одна в зале, другая в подсобке. Я установила их пару лет назад для безопасности, после того как в соседнем магазине был взлом. Записи хранились на жёстком диске около месяца, потом стирались автоматически. Я редко просматривала их, да и не было нужды. Но теперь эти камеры могли стать моим спасением.
Кроме того, у меня был маленький диктофон, который я когда-то купила для записи лекций на курсах повышения квалификации. Он лежал дома в ящике стола, забытый и ненужный. Теперь я решила взять его с собой в салон и держать включённым на стойке администратора. Может быть, удастся записать хотя бы некоторые из разговоров Нины Павловны с клиентами.
Я понимала, что это не самый честный способ. Но я также понимала, что другого выхода у меня нет. Если я просто скажу свекрови, что увольняю её, начнётся грандиозный скандал. Она пожалуется Сергею, выставит меня злодейкой, и он встанет на её сторону. А с доказательствами он хотя бы увидит правду. Увидит, что я не придираюсь, не ревную и не выдумываю.
Я начала просматривать записи с камер за последние две недели. Уже на второй день работы Нины Павловны я нашла момент, когда она берёт пробники с полки и прячет в сумку. Потом ещё один эпизод, через несколько дней, когда она взяла флакон массажного масла. Я сохранила эти фрагменты на флешку.
Дальше я стала просматривать записи её общения с клиентами. И то, что я увидела, повергло меня в шок. Она действительно была груба и высокомерна. Вот она говорит пожилой женщине, пришедшей на маникюр: «Что вы так долго выбираете цвет? Вам в вашем возрасте всё равно уже какой лак, всё одно руки старые». Женщина обиделась, заплатила и ушла, больше не придя. Вот другая сцена: молодая девушка спрашивает, можно ли записаться на завтра, а Нина Павловна отвечает: «Завтра всё занято. Вообще-то надо заранее записываться, а не в последний момент». Хотя я точно помнила, что на завтра было свободное окно у Ольги.
Я записала и эти фрагменты. Сердце болело, когда я смотрела на эти кадры. Как можно так относиться к людям? Как можно быть настолько бестактной и грубой?
Диктофон я положила на стойку, замаскировав его под держатель для ручек. Он был маленький, незаметный, и записывал всё, что происходило рядом. Через несколько дней у меня уже была целая коллекция аудиозаписей, где Нина Павловна хамила клиенткам, учила мастеров, как им работать, и жаловалась подругам по телефону на то, какая я жадная и придирчивая.
Но кульминация наступила в пятницу, ровно через шесть недель после того, как Нина Павловна начала работать у меня. Этот день я запомню до конца жизни.
Утро началось как обычно. Я пришла в салон к восьми, чтобы подготовиться к рабочему дню. Нина Павловна явилась только в половине девятого, хотя должна была быть в восемь тридцать. Я промолчала, как обычно. Девочки пришли вовремя, все были на своих местах. У нас был плотный день, практически без пробелов в расписании. Марина должна была принять семь клиенток на маникюр и педикюр, Ольга – пять на стрижку и укладку, Аня – четыре на маникюр. У меня самой было три клиентки на окрашивание бровей и коррекцию формы. Всё шло по графику.
Около одиннадцати утра Нина Павловна вдруг объявила:
– Марина, запиши меня на педикюр на двенадцать.
Марина, которая в тот момент работала с клиенткой, подняла голову и растерянно посмотрела на свекровь.
– Нина Павловна, на двенадцать у меня уже записана Елена Сергеевна. Могу записать вас на вечер, на шесть часов, там есть окно.
– На вечер не подходит, – отрезала та. – Мне нужно сейчас. У меня вечером дела.
– Но Елена Сергеевна записалась ещё неделю назад, – попыталась объяснить Марина. – Я не могу её отменить.
– Ничего, позвонишь, перенесёшь на другое время. Я здесь работаю, между прочим, имею право на обслуживание вне очереди.
Я находилась в соседнем кабинете и слышала весь этот разговор. Во мне что-то переломилось. Я вышла в зал и увидела, что все замерли: Марина с кисточкой для лака в руке, её клиентка с недоумением на лице, Ольга, которая перестала стричь свою посетительницу и стояла с ножницами наготове, и Нина Павловна, которая смотрела на Марину требовательно, скрестив руки на груди.
– Нина Павловна, нам нужно поговорить, – сказала я как можно спокойнее. – Пройдёмте в подсобку.
– Не нужно никуда проходить, – ответила она громко. – Я сказала, что хочу записаться на педикюр на двенадцать, и точка. Марина, записывай.
– Я не позволю вам отменять запись клиентки ради себя, – сказала я твёрдо. – Это неправильно и непрофессионально.
– Лариса, я твоя свекровь, мать твоего мужа, – начала она, повышая голос. – И я работаю здесь. Я имею право на некоторые привилегии. Или ты забыла, кто я такая?
– Здесь вы администратор, и не более того. И у вас нет никаких привилегий, которые позволяли бы вам отменять записи клиентов.
Клиентка Марины, женщина средних лет в элегантном платье, встала и сказала тихо:
– Девочки, может, мне лучше уйти? Я не хочу быть причиной конфликта.
– Нет, пожалуйста, оставайтесь, – я повернулась к ней. – Марина сейчас продолжит. Нина Павловна, если вам нужен педикюр, запишитесь на вечер или на другой день.
Свекровь побагровела.
– Ты что, с ума сошла? Ты меня выставляешь дурой перед всеми? Я тебе не какая-то там клиентка, я твоя родственница!
– Именно поэтому вы должны понимать, что не можете требовать особого отношения. Мне нужно думать о салоне, о клиентах, о репутации.
– Да какая репутация у этой парикмахерской на районе! – выкрикнула она, и я почувствовала, как всё внутри сжимается. – Ты возомнила себя бог знает кем, а на самом деле у тебя обычная парикмахерская, где пенсионерки маникюр делают!
Воцарилась тишина. Я видела, как Марина побледнела, как Ольга стиснула губы, как Аня прижала руку ко рту. Клиентки, которые находились в салоне, смотрели на нас с ужасом и недоумением.
– Хватит, – сказала я тихо, но в голосе была сталь. – Нина Павловна, вы уволены. Заберите свои вещи и уходите. Немедленно.
– Что?! – она не поверила своим ушам. – Ты не смеешь меня увольнять! Я скажу Серёже, он с тобой разберётся!
– Говорите что хотите. Но вы больше здесь не работаете. Уходите.
– Не уйду! Это место работы моего сына даёт мне! Ты не имеешь права!
– Это моё место, мой салон, и я имею полное право решать, кто здесь работает, а кто нет.
Нина Павловна схватила сумку, швырнула на пол ключи от салона, которые я ей выдала в первый день, и прошипела:
– Ты об этом пожалеешь. Я сделаю всё, чтобы Серёжа от тебя ушёл. Ты разрушила нашу семью!
Она выбежала из салона, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла. Я стояла посреди зала, чувствуя, как дрожат колени. Потом посмотрела на девочек.
– Простите, – сказала я. – Простите за этот скандал.
Марина подошла ко мне и обняла.
– Ларис, ты молодец. Это нужно было сделать давно.
Остальные закивали. Клиентки, которые были свидетельницами сцены, тоже выразили поддержку. Одна из них, постоянная посетительница по имени Татьяна, сказала:
– Лариса, я рада, что вы так поступили. Эта женщина действительно портила атмосферу. Я несколько раз хотела сказать вам об этом, но не решалась.
Я кивнула, чувствуя, как подступают слёзы, но сдержалась. Нужно было работать дальше, принимать клиенток, делать вид, что всё в порядке. Только внутри бушевала буря. Я понимала, что скандал в семье неизбежен. Нина Павловна уже, наверное, звонит Сергею, жалуется, плачет, рассказывает, какая я ужасная. И что он скажет? Поддержит ли меня или встанет на сторону матери?
Рабочий день закончился только в восемь вечера. Последняя клиентка ушла, девочки привели в порядок свои рабочие места, попрощались и разошлись по домам. Я осталась одна. Села за стойку администратора, где ещё утром сидела Нина Павловна, и достала флешку с записями. Переписала на неё все файлы с камер и диктофона за последние недели. Потом положила флешку в сумку. Это было моё оружие. Моя защита. Если Сергей не поверит мне на слово, я покажу ему эти записи.
Домой я шла медленно, оттягивая момент встречи. Было уже темно, на улице моросил дождь. Я шла под зонтом, утопая в своих мыслях. Что будет дальше? Разрушится ли наш брак из-за этого? Сможет ли Сергей понять меня? Или он выберет мать?
Когда я открыла дверь квартиры, Сергей уже был дома. Он сидел на диване в гостиной, мрачный, с красными глазами. Я поняла, что Нина Павловна уже успела с ним поговорить.
– Серёж, – начала я, снимая мокрое пальто.
– Мама звонила, – перебил он, не глядя на меня. – Сказала, что ты её уволила. При всех. Устроила ей скандал, унизила.
– Я вынуждена была это сделать, – ответила я, садясь в кресло напротив. – Она устроила сцену в салоне, требовала, чтобы ей сделали педикюр вне очереди, отменив запись клиентки. Кричала, оскорбляла меня и салон.
– Мама говорит, что ты с самого начала к ней придиралась. Что ты не давала ей нормально работать. Что ты ревновала её ко мне.
Я почувствовала, как внутри поднимается обида.
– Серёжа, неужели ты действительно думаешь, что я способна на такое? Что я стала бы увольнять твою маму без причины?
– Не знаю, – он провёл рукой по лицу. – Мама плачет, говорит, что ты разрушила её жизнь. Что она теперь опять одна, никому не нужна.
– А ты хоть на минуту подумал о том, что я чувствую? О том, через что я прошла эти полтора месяца?
– Лариса, это же моя мама! Ты не могла просто потерпеть? Закрыть глаза на какие-то мелочи?
– Мелочи? – я встала, чувствуя, как гнев заглушает обиду. – Серёжа, твоя мама воровала из салона, хамила клиентам, срывала график работы, учила моих мастеров, как им работать! Из-за неё я потеряла несколько постоянных клиенток! Девочки хотели уволиться! Это не мелочи, это катастрофа для моего бизнеса!
– Ты преувеличиваешь. Мама не могла так себя вести.
– Не могла? – я достала из сумки флешку и протянула ему. – Вот. Здесь записи с камер видеонаблюдения и с диктофона за последние недели. Посмотри сам. Увидишь, как твоя мама «не могла».
Он взял флешку, посмотрел на неё, потом на меня.
– Ты записывала маму? Втайне от неё?
– Да, я записывала. Потому что знала, что иначе ты мне не поверишь. И я была права. Ты мне не веришь. Ты веришь ей.
– Лариса, это подло. Следить за человеком, записывать его без согласия.
– Подло, это когда твоя мать разваливает дело, в которое я вложила годы жизни и все свои силы! Подло, это когда ты не веришь своей жене и не хочешь даже выслушать её!
Я развернулась и пошла в спальню, захлопнув за собой дверь. Легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и дала волю слезам. Я плакала от обиды, от усталости, от отчаяния. Мне казалось, что весь мир рухнул. Муж не на моей стороне. Свекровь ненавидит меня. Семья трещит по швам. И всё из-за чего? Из-за того, что я попыталась защитить свой бизнес, своих сотрудников, своих клиентов?
Я не знаю, сколько времени прошло. Может, час, может, два. Потом дверь в спальню тихо открылась. Я не поворачивалась, делая вид, что сплю. Сергей прошёл в комнату, сел на край кровати.
– Ларис, – позвал он тихо. – Ты спишь?
Я не ответила. Он вздохнул.
– Я посмотрел записи. Всё посмотрел. Я... я не знал. Я не думал, что мама могла так себя вести.
Я медленно повернулась к нему. Его лицо в полумраке комнаты выглядело осунувшимся, постаревшим.
– Прости меня, – сказал он. – Прости, что не поверил тебе сразу. Прости, что защищал маму, не разобравшись в ситуации.
Я села на кровати, обняв колени.
– Серёж, я не хотела всего этого. Я правда не хотела. Я пыталась говорить с твоей мамой, пыталась объяснить, что так нельзя. Но она меня не слушала. Она считала, что ей всё позволено, раз она твоя мать.
– Я понимаю. Я всё видел на записях. Видел, как она брала пробники. Видел, как грубила клиенткам. Слышал, что она говорила девочкам. Мне... мне стыдно. Стыдно за маму, стыдно за себя.
Он опустил голову, и я увидела, как его плечи вздрогнули. Сергей плакал. Я не видела его слёз много лет, может быть, с тех пор, как умер его отец. Я протянула руку, коснулась его плеча.
– Не надо, – сказала я тихо. – Не вини себя. Ты просто любишь свою маму и хотел ей помочь.
– Но я должен был поверить тебе. Ты моя жена. Мы вместе столько лет. Я должен был знать, что ты не стала бы обманывать меня или придираться без причины.
Мы сидели молча, держась за руки. За окном шумел дождь, ветер трепал голые ветки деревьев. В квартире было тихо и темно.
– Что теперь делать? – спросил Сергей наконец.
– Не знаю, – ответила я честно. – Твоя мама никогда мне этого не простит. Она будет считать, что я её предала, выгнала, унизила.
– Я поговорю с ней. Объясню, что ты была права.
– Она тебя не послушает. Она будет думать, что я тебя настроила против неё.
– Может быть. Но я всё равно попробую.
На следующий день, в субботу, Сергей поехал к матери. Вернулся он поздно вечером, усталый и молчаливый. Я не спрашивала, как прошёл разговор. По его лицу было всё понятно. Нина Павловна не приняла его доводов, не признала своих ошибок. Она осталась при своём мнении, что я злодейка, разрушившая её жизнь.
Прошло несколько недель. Жизнь понемногу входила в прежнее русло. В салоне снова воцарилась спокойная рабочая атмосфера. Девочки вздохнули с облегчением. Клиентки возвращались, некоторые даже благодарили меня за то, что я решила проблему. Я наняла новую девушку на должность администратора, молодую, энергичную Дашу, студентку университета. Она оказалась ответственной и приятной в общении. Всё наладилось.
Но дома осталась трещина. Нина Павловна перестала со мной общаться полностью. Не отвечала на звонки, не приезжала в гости. Сергей навещал её один, раз в неделю, по воскресеньям. Возвращался каждый раз мрачный, замкнутый. Я знала, что она жалуется ему на меня, плачется, обвиняет. Но он больше не пытался меня убедить примириться с ней или извиниться. Он понимал, что я была права, но это понимание не делало ситуацию легче.
Однажды вечером, когда мы сидели на кухне за ужином, он вдруг сказал:
– Мама говорит, что больше не хочет меня видеть. Говорит, что я предал её, встав на твою сторону.
Я подняла на него глаза. Он смотрел в тарелку, не поднимая головы.
– Серёж, мне жаль, – сказала я искренне. – Правда жаль. Я не хотела, чтобы так получилось.
– Я знаю. Просто... просто это тяжело. Она одна, ей семьдесят четыре года. А я, единственный сын, теперь почти не вижу её.
– Ты продолжай ездить к ней. Не бросай её. Она твоя мама.
– Она не открывает дверь. Говорит, что я для неё больше не существую.
Я встала, подошла к нему, обняла его голову, прижав к себе. Мы стояли так долго, молча. Я чувствовала его боль, его растерянность. И мне было больно за него, за нас, за эту ситуацию, из которой не было хорошего выхода.
В конце концов, через месяц, Нина Павловна всё же позвонила Сергею. Попросила приехать. Он приехал, провёл у неё весь день. Вернулся и рассказал, что она немного смягчилась, согласилась продолжать общение. Но меня видеть отказывалась категорически.
– Она сказала, что может простить меня, но тебя никогда не простит, – передал он её слова.
– Понятно, – кивнула я.
И это было правдой. Я понимала, что примирения не будет. Нина Павловна будет до конца жизни считать меня виновницей своего несчастья. Будет рассказывать подругам и родственникам, какая я плохая, как я её обидела. И я ничего не могла с этим поделать.
Прошло ещё несколько месяцев. На дворе стояла весна, город расцветал. Салон работал хорошо, у нас появились новые клиентки, Даша оказалась прекрасным администратором. Девочки были довольны. Я тоже. Но иногда, по вечерам, когда Сергей уезжал навещать мать, я сидела одна на кухне и думала о том, какую цену пришлось заплатить за спокойствие в работе.
Личные границы на работе, конфликт со свекровью, отношения с мужем после ссоры с его матерью, всё это теперь было частью моей жизни. Я научилась защищать свой бизнес, научилась говорить "нет", даже родственникам. Но при этом я потеряла хорошие отношения со свекровью и внесла напряжение в свой брак.
Иногда я спрашивала себя: а стоило ли? Может быть, нужно было потерпеть, закрыть глаза, смириться? Но потом вспоминала лица своих мастеров, когда Нина Павловна их унижала. Вспоминала клиенток, которые уходили обиженные. Вспоминала, как разваливался мой бизнес, моё детище, во что я вложила столько сил. И понимала: нет, я поступила правильно. Я не могла жертвовать делом всей моей жизни ради сохранения видимости семейного мира.
Однажды субботним утром, когда я сидела дома с чашкой кофе, мне позвонила подруга Света. Мы дружили ещё со школы, и она знала обо всей этой истории.
– Ларис, привет, – сказала она бодро. – Как дела? Как салон?
– Привет, Светуль. Всё хорошо. Салон работает, клиентов много, девочки довольны.
– А как с семьёй? С Сергеем? Со свекровью?
Я вздохнула.
– С Сергеем нормально. Мы пережили кризис, стали, наверное, даже ближе. Он понял, что был не прав. А со свекровью... ну, ты знаешь. Она не простила и не простит. Мы не общаемся. Сергей ездит к ней один.
– И как ты себя чувствуешь?
– По-разному. Иногда мне жаль, что так получилось. Иногда я чувствую вину. Но в глубине души я знаю, что поступила правильно. Я не могла допустить, чтобы она разрушила то, что я строила годами.
– Знаешь, Лариска, я тебя понимаю и поддерживаю. Ты сделала то, что должна была сделать. Ты защитила свой бизнес, своих людей. Это не эгоизм, это ответственность.
– Спасибо, Свет. Мне важно это слышать.
– А как Сергей относится ко всему этому сейчас?
Я задумалась.
– Он редко говорит об этом. Но я вижу, что ему тяжело. Он разрывается между мной и матерью. Пытается сохранить отношения с обеими, но это не всегда получается. Мама давит на него, требует, чтобы он выбрал. А он не хочет выбирать.
– И ты его не заставляешь?
– Нет. Я понимаю, что это его мать. Как бы она ни вела себя со мной, она остаётся его мамой. Я не хочу, чтобы он потерял её из-за меня.
– Ты молодец, Ларис. Правда. Не каждая женщина смогла бы так поступить.
Мы ещё немного поговорили о разных мелочах, потом попрощались. Я положила телефон на стол и допила остывший кофе. За окном светило солнце, птицы пели, во дворе смеялись дети. Жизнь продолжалась.
Через несколько дней, в среду вечером, когда я закрывала салон, мне позвонил Сергей.
– Ларис, ты ещё на работе? – спросил он.
– Да, заканчиваю. Что случилось?
– Можешь зайти в магазин по дороге домой? Купи хлеб и молоко. И ещё, если не трудно, возьми торт какой-нибудь. У нас сегодня маленький праздник.
– Праздник? Какой?
– Просто захотелось отметить. Мы вместе двадцать восемь лет, Ларис. Это много. Это важно.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
– Хорошо, Серёж. Куплю. Скоро буду.
Я зашла в магазин, купила всё, что он просил, и ещё букет цветов. Тюльпаны, его любимые. Шла домой медленно, думая о том, что у нас впереди. Мы переживём это. Мы уже пережили столько вместе: ссоры, кризисы, трудности, радости. Переживём и это.
Когда я открыла дверь квартиры, Сергей встретил меня на пороге. Он улыбался, и в глазах была та тёплая искорка, которую я знала много лет.
– Привет, – сказал он и обнял меня.
– Привет, – ответила я, прижимаясь к нему.
Мы стояли так в прихожей, обнявшись, а за окном медленно опускалась вечерняя темнота. И в этот момент я поняла: да, мы потеряли многое. Да, отношения со свекровью разрушены, возможно, навсегда. Да, в семье остался осадок, лёгкое напряжение, которое, наверное, никогда не исчезнет полностью. Но мы сохранили главное. Мы сохранили друг друга. И мой салон, моё дело, продолжает жить и развиваться.
Иногда в жизни приходится делать трудный выбор. Выбор между семейным миром и справедливостью. Между желанием угодить всем и необходимостью защитить своё. И я сделала свой выбор. Правильный ли он был? Я не знаю наверняка. Но это был мой выбор, и я готова нести за него ответственность.
Той ночью, когда мы сидели на кухне за чаем и тортом, Сергей вдруг сказал:
– Знаешь, Ларис, я много думал обо всём, что произошло. И понял одну вещь. Мама не права. Она была не права с самого начала. Она пришла к тебе на работу не для того, чтобы работать, а для того, чтобы почувствовать себя значимой, показать, что она всё ещё что-то из себя представляет. А когда ты попыталась поставить её на место, она обиделась. Но это её проблема, не твоя.
– Серёж, не надо, – начала я, но он перебил меня.
– Нет, надо. Я должен это сказать. Ты поступила правильно. Ты защитила свой бизнес, своих людей. И я горжусь тобой. Горжусь, что у меня такая сильная, смелая жена.
Я не знала, что ответить. Просто взяла его руку и крепко сжала. Мы сидели молча, пили чай, смотрели друг на друга. И этого было достаточно.
Прошло ещё несколько месяцев. Лето сменилось осенью. Листья на деревьях пожелтели, дни стали короче. Жизнь текла своим чередом. Салон работал, клиенты приходили, девочки радовали своими успехами. Даша, администратор, влилась в коллектив так, будто работала с нами всегда. Иногда я ловила себя на мысли, что уже почти забыла о том кошмаре, который творился полгода назад.
Но память о тех событиях оставалась. Оставалась в том, как Сергей стал внимательнее относиться ко мне, к моим словам, к моим чувствам. Оставалась в том, как я научилась говорить твёрдое "нет", когда это было необходимо.
Оставалась в том, как изменились наши семейные праздники. Раньше мы собирались вместе со свекровью на дни рождения, на Новый год. Теперь этого не было. Нина Павловна категорически отказывалась встречаться со мной, и Сергей ездил к ней отдельно. Иногда он пытался устроить какие-то совместные мероприятия, предлагал нейтральную территорию, ресторан или кафе, но она каждый раз находила причину отказаться.
Однажды в ноябре Сергей вернулся от матери особенно мрачный. Он прошёл в комнату, даже не разувшись, сел на диван и закрыл лицо руками. Я подошла, села рядом.
– Что случилось? – спросила я тихо.
– Она плохо себя чувствует, – ответил он глухо. – Давление скачет, сердце болит. Врач сказал, что нужно меньше нервничать, больше отдыхать. А она всё время переживает, плачет. Говорит, что я её бросил, что осталась совсем одна.
– Серёж, ты не бросил её. Ты приезжаешь каждую неделю, звонишь ей каждый день.
– Но она хочет большего. Хочет, чтобы я бросил тебя и переехал к ней. Сегодня прямо так и сказала: "Выбирай, Серёжа, или я, или она".
Я почувствовала, как внутри всё сжимается.
– И что ты ответил?
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них усталость и боль.
– Я сказал, что не буду выбирать. Что вы обе мне дороги, но жена, это другое. Мы с тобой семья, мы прожили вместе почти тридцать лет. Я не могу просто взять и уйти от тебя, потому что мама так решила.
– Как она отреагировала?
– Велела уходить. Сказала, что раз я сделал выбор, значит, она мне больше не нужна.
Мы сидели молча. Я не знала, что сказать. С одной стороны, я чувствовала облегчение от того, что Сергей не поддался на манипуляции. С другой, мне было жаль его. Жаль, что он оказался между двух огней. Жаль, что его мать использует своё здоровье как оружие, чтобы давить на него.
– Может быть, мне всё-таки попробовать с ней поговорить? – предложила я осторожно. – Попытаться объяснить, извиниться?
– За что извиняться? – он посмотрел на меня удивлённо. – Ты ни в чём не виновата. Ты защищала свой бизнес, своё право на работу. Это мама вела себя неправильно, а не ты.
– Но если это поможет...
– Не поможет, – он покачал головой. – Она не хочет слышать извинений. Она хочет, чтобы ты признала, что была неправа, что обидела её без причины. А это неправда. И я не позволю тебе унижаться перед ней.
Я обняла его, прижалась к плечу. Он обнял меня в ответ, и мы так сидели долго, молча. За окном шёл дождь, ветер бился в стёкла. Было холодно и сыро, но в нашей квартире было тепло.
К Новому году напряжение усилилось. Нина Павловна звонила Сергею каждый день, плакала, жаловалась на здоровье, на одиночество. Он приезжал к ней всё чаще, иногда даже в будни, после работы. Возвращался поздно, усталый, молчаливый. Я видела, как эта ситуация его изматывает, как он худеет, как появляются новые седые волосы.
За неделю до Нового года он предложил:
– Ларис, давай я встречу праздник с мамой. Ты тут, дома, а я съезжу к ней. Она одна, ей тяжело.
Я почувствовала укол в сердце.
– Хорошо, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Поезжай.
– Ты не обижаешься?
– Обижаюсь, – призналась я честно. – Но понимаю. Она твоя мама, и она действительно одна. Поезжай, Серёж. Только не забывай, что у тебя есть и жена.
Он обнял меня крепко.
– Спасибо, Ларис. Спасибо, что понимаешь. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Новый год я встречала одна. Накрыла стол, зажгла свечи, включила телевизор. Слушала поздравления президента, бой курантов. Загадала желание: чтобы этот кошмар закончился, чтобы всё наладилось. Выпила бокал шампанского и легла спать. Сергей вернулся только на следующий день, вечером. Выглядел он ужасно: небритый, с красными глазами, измученный.
– Как мама? – спросила я, встречая его в прихожей.
– Плохо, – он снял куртку, прошёл на кухню, налил себе воды. – Всю ночь плакала, говорила, что это её последний Новый год, что она скоро умрёт и никто даже не заметит.
– Серёж, это манипуляция. Она давит на твою жалость.
– Может быть. Но что, если она правда плохо себе чувствует? Что, если с ней действительно что-то случится, а я не буду рядом?
Я подошла к нему, взяла за руку.
– Ты делаешь всё, что можешь. Ты приезжаешь к ней, звонишь, заботишься. Больше ты не можешь. Ты не можешь жить её жизнью, не можешь нести ответственность за её чувства и её здоровье. У каждого человека есть своя ответственность за себя.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– Когда ты стала такой мудрой?
– Когда пришлось, – улыбнулась я грустно. – Когда поняла, что иначе мы все утонем.
Январь выдался трудным. Холодным, снежным, бесконечным. В салоне было много работы, клиентки валом валили, готовясь к разным праздникам, корпоративам, встречам. Я работала с утра до вечера, приходила домой без сил. Сергей продолжал разрываться между мной и матерью. Мы почти не разговаривали, только о бытовых вещах. Близости между нами не было, каждый был погружён в свои мысли, свои переживания.
В конце января случилось то, чего я боялась. Нина Павловна попала в больницу с гипертоническим кризом. Сергей позвонил мне в обед, голос его дрожал.
– Ларис, маму увезли на скорой. Давление подскочило, она потеряла сознание. Я еду в больницу.
– Серёж, всё будет хорошо, – попыталась успокоить я его, хотя сама чувствовала, как похолодели руки. – Сейчас медицина на высоком уровне, врачи помогут.
– Если с ней что-то случится, я себе не прощу.
Он бросил трубку. Я осталась стоять в салоне с телефоном в руке. Девочки смотрели на меня вопросительно.
– Что случилось? – спросила Марина.
– Свекровь в больнице. Гипертонический криз.
– Господи, – она перекрестилась. – Ларис, может, тебе к ним поехать? К Сергею?
Я покачала головой.
– Нет. Она меня видеть не хочет. Моё присутствие только ухудшит ситуацию.
Я дождалась конца рабочего дня, постаралась закончить все дела, хотя мысли были совсем не о работе. Голова раскалывалась, руки дрожали. Я боялась. Боялась, что Нина Павловна умрёт и Сергей будет винить во всём меня. Боялась, что этот кошмар никогда не кончится.
Вечером я приехала домой. Сергея не было. Я позвонила ему, он ответил не сразу.
– Серёж, как дела? Как мама?
– Стабильно тяжёлое состояние. Давление сбили, сейчас она спит. Врачи говорят, что нужно наблюдение, возможно, положат в стационар на неделю.
– Ты где?
– В больнице. Останусь здесь на ночь.
– Серёж, приезжай домой. Ты же не можешь там ночевать.
– Могу. Мама не должна быть одна.
– Но...
– Лариса, пожалуйста. Не сейчас.
Он отключился. Я бросила телефон на диван и села, обхватив голову руками. Слёзы катились по щекам, но я не вытирала их. Я плакала от бессилия, от страха, от отчаяния. Я не знала, что делать. Не знала, как спасти свою семью, свой брак, свою жизнь.
Три дня Сергей практически жил в больнице. Приезжал домой только переодеться и поесть. Мы почти не разговаривали. Я чувствовала, как между нами растёт стена. Холодная, непробиваемая стена отчуждения.
На четвёртый день Нину Павловну выписали. Давление стабилизировалось, кризис миновал. Врачи прописали лекарства, диету, покой. Сергей привёз её домой, устроил, всё проверил. Вернулся поздно ночью, молча лёг в постель. Я лежала рядом, не смея пошевелиться. Хотела обнять его, прижаться, но боялась, что он оттолкнёт.
– Врачи сказали, что это от стресса, – произнёс он вдруг в темноте. – От нервного напряжения. Сказали, что нужно исключить все источники стресса.
Я молчала, понимая, к чему он клонит.
– Мама до сих пор переживает из-за того, что произошло. Она не может смириться, не может отпустить. И это разрушает её здоровье.
– Серёж, я понимаю, – сказала я тихо. – Но я не знаю, что я могу сделать. Я не могу вернуть её на работу в салон, это невозможно. Она разрушит всё, что я строила. Я не могу извиниться за то, что была права. Это будет ложь, и твоя мама всё равно это почувствует.
– Я знаю. Я просто... я просто не знаю, что делать. Мне кажется, что я теряю маму. И это страшно.
Я протянула руку, нашла его руку в темноте, сжала.
– Ты не теряешь её. Она просто очень обижена и не хочет принимать реальность. Но это её выбор, Серёж. Её выбор, не твой и не мой.
Он не ответил. Мы лежали в темноте, держась за руки, и каждый думал о своём.
Прошёл февраль, март. Весна пришла рано, снег быстро растаял, на деревьях набухли почки. Жизнь понемногу налаживалась. Нина Павловна восстановилась после кризиса, вернулась к обычному режиму. Сергей продолжал её навещать, но уже не так часто, раз в неделю-полторы. Мы с ним постепенно находили общий язык, учились жить дальше с этой раной, которая не заживала, но и не кровоточила так сильно, как раньше.
Однажды в апреле, когда я закрывала салон, ко мне подошла Марина.
– Ларис, можно с тобой поговорить?
– Конечно, – я отложила журнал с записями. – Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто хочу сказать спасибо. За то, что ты тогда, полгода назад, сделала правильный выбор. За то, что защитила нас, салон, наш общий дом. Я знаю, что тебе было тяжело, знаю, что ты многим пожертвовала. Но ты была права. И мы все тебя поддерживаем.
Я почувствовала, как к горлу подступает ком.
– Спасибо, Марин. Мне правда важно это слышать.
– Мы все видели, через что ты прошла. Видели, как тебе было тяжело. Но ты держалась, не сломалась. Ты сильная, Ларис. И мы гордимся, что работаем с тобой.
Она обняла меня, и я не сдержала слёз. Мы стояли посреди пустого салона, обнявшись, и плакали. Плакали от облегчения, от усталости, от благодарности. От понимания, что мы вместе, что мы команда, что мы пережили это испытание и стали сильнее.
Тем вечером, когда я пришла домой, Сергей встретил меня на кухне. Он готовил ужин, что-то приятно пахло, на столе стояли две тарелки.
– Привет, – сказал он, улыбаясь. – Садись, я сделал твоё любимое, пасту с морепродуктами.
– Спасибо, – я села за стол, чувствуя, как расслабляются плечи. – Пахнет замечательно.
Мы ужинали, разговаривали о мелочах, о работе, о планах на выходные. Было спокойно, уютно, по-домашнему. Как раньше, до всех этих событий. Почти как раньше.
Когда мы закончили есть, Сергей налил нам по бокалу вина.
– Хочу сказать тост, – произнёс он. – За нас. За то, что мы вместе, несмотря ни на что. За то, что мы пережили и стали сильнее.
Мы чокнулись, выпили. Вино было терпким, с горчинкой. Как наша жизнь. Не идеальной, не сладкой, но настоящей.
– Серёж, как мама? – спросила я осторожно.
– Нормально. Чувствует себя лучше. Я говорил с ней на днях, она... она попросила передать тебе, что не держит больше зла.
Я подняла на него глаза удивлённо.
– Правда?
– Ну, не совсем так она сказала, – усмехнулся он. – Она сказала: "Передай Ларисе, что я не злая. Просто обиженная. Но жизнь продолжается". Это для мамы большой прогресс.
– Да, – согласилась я. – Большой.
– Может быть, когда-нибудь вы помиритесь. Может быть, не скоро, но когда-нибудь.
– Может быть, – повторила я, хотя не верила в это.
Но я не стала спорить. Пусть он верит, пусть надеется. Надежда, это то, что помогает жить.
Прошло лето. Жаркое, долгое, наполненное работой и редкими выходными на даче. Мы с Сергеем ездили за город, отдыхали, купались в реке, готовили шашлыки. Он больше не говорил о матери при мне, навещал её в одиночку. Я не спрашивала подробностей, он не рассказывал. У нас появилось какое-то молчаливое соглашение: не ворошить прошлое, не давить на больное. Жить дальше.
В салоне всё шло хорошо. Мы даже расширились, сняли соседнее помещение и открыли кабинет массажа. Наняли ещё двух мастеров. Дела шли в гору, клиенты были довольны, отзывы положительные. Я наконец-то могла вздохнуть спокойно, зная, что мой бизнес стабилен и развивается.
В конце августа позвонила Света, моя подруга.
– Ларис, привет! Как дела? Как жизнь? Я давно не звонила, прости, была в отъезде.
– Привет, Светуль. Всё нормально. Работаем, живём.
– А как там семейная ситуация? Помнишь, ты рассказывала про свекровь?
– Помню. Ситуация... сложная. Мы со свекровью не общаемся. Сергей ездит к ней сам. Между нами с ним всё более-менее наладилось, но трещина осталась. Понимаешь, такие вещи не проходят бесследно.
– Понимаю. А ты не жалеешь, что так поступила?
Я задумалась. Жалею ли? Иногда, по ночам, когда не сплю, когда думаю о том, как могло быть всё иначе, мне кажется, что жалею. Но потом вспоминаю лица своих мастеров, вспоминаю клиенток, вспоминаю, как развивается мой салон, и понимаю: нет, не жалею.
– Нет, Свет. Не жалею. Я поступила правильно. Я защитила своё дело, своих людей. Да, цена была высокой. Да, отношения со свекровью разрушены, возможно, навсегда. Да, с Сергеем у нас теперь есть эта невидимая стена, которую мы оба чувствуем, но не говорим о ней. Но я не предала себя. Не предала свои принципы. И это важнее.
– Ты молодец, Ларис. Правда. Не каждая женщина смогла бы так поступить. Многие согласились бы на роль жертвы, стали бы терпеть, лишь бы сохранить мир в семье.
– Я тоже так думала раньше. Думала, что главное, это мир, покой, чтобы все были довольны. Но потом поняла: если ради этого мира нужно предать себя, свои интересы, своё дело, тогда это не мир. Это капитуляция.
– Золотые слова, – согласилась Света. – Ну ладно, подруга, держись. Я рада, что у тебя всё хорошо. Давай встретимся как-нибудь, посидим, поболтаем как в старые добрые времена.
– Давай. Обязательно.
Мы попрощались. Я положила трубку и посмотрела в окно. За окном медленно угасал летний день, солнце садилось за крыши домов, окрашивая небо в красно-оранжевые тона. Было красиво и спокойно.
Я подумала о том, что жизнь, это не сказка. В ней не бывает однозначно счастливых концовок. Бывают решения, которые приходится принимать, и последствия, с которыми приходится жить. Я приняла своё решение и живу с его последствиями. Иногда мне тяжело. Иногда я чувствую себя виноватой. Но в глубине души я знаю: я поступила так, как считала правильным. И это даёт мне силы двигаться дальше.
Вечером того же дня Сергей вернулся домой раньше обычного. Он вошёл, снял ботинки, прошёл на кухню, где я готовила ужин.
– Привет, – сказал он, обнимая меня сзади.
– Привет. Ты рано сегодня.
– Решил, что хватит задерживаться. Хочу больше времени проводить с тобой.
Я повернулась к нему, посмотрела в глаза. В них была усталость, но и что-то ещё. Что-то тёплое, знакомое.
– Я тоже хочу, – сказала я тихо.
Он поцеловал меня, и в этом поцелуе было всё: и прощение, и понимание, и любовь, которая не исчезла, несмотря на все испытания. Мы стояли на кухне, обнявшись, и за окном медленно опускалась ночь.
Жизнь продолжалась. Не идеальная, не безоблачная, но наша. И мы учились жить в этой новой реальности, где есть место и радости, и боли, и надежде на то, что когда-нибудь, может быть, всё наладится окончательно. Или не наладится. Но мы будем вместе, и это самое главное.