Мне пятьдесят. Пять-де-сят. Когда я произношу это вслух в пустой квартире, голос звучит глухо, будто я говорю о ком-то постороннем. Полвека. Солидный срок. Должен бы быть багаж, мудрость, какая-то внутренняя сталь. А у меня — тишина по вечерам, аккуратная чистота после уборщицы, которая приходит раз в две недели, и привычка пить кофе, глядя в окно на одинаковые балконы напротив. Жизнь, будто замершая на паузе. Не плохая, нет. Устроенная. Теплая. Пустая.
Работа у меня хорошая, главный бухгалтер в небольшой, но крепкой фирме. Цифры меня не предают. Они сходятся. Дебет с кредитом. А вот с людьми как-то после развода все пошло наперекосяк. То ли я разучился, то ли мир вокруг стал другим — более резким, более расчетливым. Сыновья выросли, живут своей жизнью, звоним раз в неделю, встречаемся по праздникам. Люблю их безумно, но их взрослая жизнь — это уже отдельные планеты, куда я прилетаю с кратким визитом.
И вот в этой тишине я встретил Катю. Елену. Лену. Она представлялась по-разному. Но для меня сначала она была просто «Та девушка с собачкой».
Это было в парке, в тот странный ноябрьский день, когда солнце вдруг решило, что еще не сдалось, и осветило пожухлую траву и голые ветки таким теплым, пыльным светом. Я шел по аллее, думая о ни о чем, а точнее — о том отчете, который ждал меня дома. И вдруг на меня, задыхаясь и смеясь, налетел маленький, кудрявый комок шерсти цвета капучино на тонких лапках. Поводок волочился сзади.
— Простите, простите! — послышался голос.
Она бежала следом, размахивая вторым концом поводка. Не бежала даже, а летела — в длинном драповом пальто цвета хаки, с развевающимся свободным шарфом, волосы, русые с проседью, но такие живые, выбивались из-под шапки. Не красавица. Но в ней было... движение. Энергия. Ей могло быть и тридцать пять, и сорок пять — не понять. Лицо умное, с лучиками морщин у глаз, которые говорили, что она много смеется.
Поймала собаку, нагнулась, прижала к себе, что-то шепча ей на ухо. Потом подняла на меня глаза — карие, очень внимательные.
— Вы уж извините, Боня совсем обнаглел. Почему-то решил, что вы — его давно потерянный друг.
Я улыбнулся. По-настоящему, впервые за день.
— Ничего страшного. Красивый пес.
— Пес? — она фыркнула. — Это мальчик. И он не просто красивый. Он — личность. Со своими тараканами. Прямо как мы все.
Мы разговорились. Гуляли вместе еще час. Собака, Боня, бегал между нами, как связующее звено. Она оказалась удивительно легкой в общении. Не было того напряженного скрипа, который обычно возникает при разговоре с незнакомыми женщинами моего возраста. Она шутила, рассказывала забавные истории о работе (она занималась организацией каких-то корпоративных мероприятий), слушала внимательно, кивала. Говорила, что ценят в людях честность и чувство юмора. Что устала от игр. Что в ее возрасте уже нет времени на прелюдии, хочется простого человеческого тепла.
Когда мы прощались, она сама, без тени кокетства, протянула мне телефон.
— Давайте обменяемся. Если, конечно, вы не против. Мне… с вами было очень приятно. Как будто поговорил с хорошим старым приятелем.
Я, конечно, дал номер. И сам попросил. В груди что-то екнуло — забытое, почти детское чувство предвкушения.
Первое свидание было в уютной, не пафосной грузинской харчевне. Она пришла в джинсах и простом свитере, без намека на вечерний туалет. Заказали сациви, хинкали. Она ела с аппетитом, облизывала пальцы, смеялась над тем, как я осторожно пытаюсь справиться с хинкали, чтобы не обжечься. Говорила о книгах (оказывается, оба любим Ремарка), о путешествиях (мечтала проехать на машине по Исландии), о том, как ненавидит пафос и фальшь. Казалась такой… настоящей. Земной. И в то же время с искрой. Она смотрела прямо в глаза, и в ее взгляде была какая-то глубокая, спокойная заинтересованность.
— Ты знаешь, — сказала она к концу вечера, уже на «ты», совершенно естественно, — я устала от этих беготни по кругу. Хочется чего-то стабильного. Надежного. Человека, на которого можно опереться. Не в финансовом смысле, нет. А вот так… чтобы знать, что он есть.
Мне это было так близко. Так созвучно моим тихим вечерам и тихой тоске. Я видел в ней родственную душу. Такую же уставшую от одиночества, такую же ценящую простые радости.
Второе свидание было у меня дома. Она пришла с пирогом собственного приготовления — «шарлоткой сбунтовавшейся», как она ее назвала, с добавлением корицы и груши. Осмотрела квартиру не как оценщик, а с искренним интересом. Заметила мою скромную коллекцию старых монет на книжной полке, расспросила про каждую. Вечером мы сидели на диване, смотрели старый французский фильм, и она положила голову мне на плечо. Было тихо, тепло, пахло яблоками и корицей. Я обнял ее, и у меня в груди расправилось что-то сжатое, ледяное. Казалось, вот он — тот самый шанс. Поздний, да. Но оттого не менее ценный.
Боня, ее собака, оставался у ее подруги. «Не хочу его таскать по гостям, привыкнет», — сказала она. Я тогда оценил ее ответственность.
Перед третьим свиданием, которое должно было состояться в субботу (планировали поехать за город, погулять по лесу), у нас состоялся странный разговор по телефону в четверг вечером. Сначала все было как обычно: смеялись, строили планы. А потом голос ее стал чуть более деловым.
— Слушай, Андрей, я человек прямолинейный. И ценю то же в других. Чтобы потом не было недопониманий… Я считаю, что в отношениях между взрослыми людьми все должно быть четко и ясно. Ожидания, рамки. Это избегает обид и разочарований.
— Ну… логично, — осторожно согласился я, не понимая, к чему она ведет.
— Вот и я думаю. Мы оба не дети. У меня есть определенный уклад жизни, привычки. И мне важно, чтобы партнер их уважал. И поддерживал. Это ведь обоюдно. Я готова давать тепло, заботу, создавать уют. Но и мне нужно чувствовать стабильность. Защищенность.
— А я что, создаю ощущение ненадежного человека? — попытался пошутить я.
— Нет, что ты! Совсем наоборот. Ты кажешься мне очень основательным. Именно поэтому я и завела этот разговор. Я… я тебе потом кое-что отправлю. Просто набор моих «хотелок» и принципов. Ознакомься, не торопясь. Если что-то будет категорически не подходить — обсудим. Договоримся, как взрослые.
Меня слегка покоробило. Но я списал на ее «прямолинейность» и профессию. Организатор мероприятий, конечно, любит все структурировать. «Четкость» — ее слово-паразит. «Для четкости картины», «давай внесем четкость». Звучало солидно. По-взрослому.
В пятницу днем, пока я был на работе, пришло сообщение в WhatsApp. Не текст. Ссылка. И подпись: «Посмотри, когда будет время. Это мой “внутренний регламент” :) Не пугайся, я просто люблю порядок во всем».
Я кликнул по ссылке. Она вела на приватную, закрытую от посторонних страницу в каком-то блог-сервисе. Стильный, минималистичный дизайн. Заголовок: «Принципы взаимодействия и зоны комфорта».
И дальше по пунктам.
Мне стало не по себе. Но я начал читать. Сначала как будто шутки ради.
Раздел 1. Финансовые обязательства и обеспечение комфорта.
· Партнер ежемесячно вносит целевой взнос на поддержание уровня жизни, эквивалентный 70 000 рублей (индексируется соответственно инфляции). Данные средства идут на оплату аренды жилья партнерши (в случае совместного проживания партнер освобождается от данной статьи расходов), премиум-страховку, услуги косметолога, фитнес-клуб, сезонный обновление гардероба и прочие процедуры, необходимые для поддержания формы и настроения.
· Алименты на собаку (Боню) в размере 15 000 рублей ежемесячно на корм супер-премиум класса, услуги грумера, ветеринара и dog-sitter’а на время отпуска партнерши.
· Подарки на основные праздники (День рождения, Новый год, 8 марта) ожидаются из сегмента «luxury» или «premium». Предпочтительные бренды: Chanel, Cartier, Louis Vuitton, Bottega Veneta. Допустимы эквиваленты по сумме в виде конвертов. Важное уточнение: цветы только живые, букет от 15 000 рублей, коробки конфет — только ручной работы из определенных кондитерских.
У меня похолодели пальцы. Я прокрутил дальше.
Раздел 2. График и личное пространство.
· Отпуск: не менее 42 дней в год (30 основных + 12 за свой счет со стороны партнера) с обязательным выездом за границу. Минимальный уровень отелей — 5 звезд. Предпочтение — Мальдивы, Сейшелы, Швейцария, Япония.
· Личные вечера: у партнерши два обязательных вечера в неделю для встреч с подругами, посещения мастер-классов или просто «ничегонеделания». Партнер обеспечивает taxi или трансфер.
· Гостевой режим: совместные ночевки не более 4 раз в неделю на начальном этапе отношений для сохранения личного пространства.
· Быт: все обязанности по дому (уборка, готовка) делегируются клининговой службе и кейтерингу. Партнерша может готовить «по настроению», что считается дополнительным бонусом, а не обязанностью.
Раздел 3. Коммуникация и этикет.
· Утро начинается не с кофе, а с комплимента.
· Критика, даже конструктивная, недопустима в первые два года построения отношений.
· Все споры решаются в формате «без эмоций», предпочтительно в письменном виде (чаты) для «четкости».
· Приоритет общения: сообщения партнерши должны быть прочитаны и на них должен быть дан ответ в течение часа в светлое время суток.
Я сидел в своем кабинете, в пять вечера, когда все уже разошлись. За окном темнело. Экран телефона светился в полутьме этим безупречным, белым списком. Я перечитал все еще раз. И еще. Искал подвох, намек на иронию, смайлик в середине текста. Ничего. Только сухой, казенный язык, смешивающий термины из договора оказания услуг и женского глянца.
Это был контракт. На меня. На мою жизнь. На мои деньги.
Самое странное — мой первый порыв был не возмутиться, а… проверить, хватит ли моих доходов на эти «целевые взносы». Стыдно об этом говорить, но это правда. Потом пришла волна жуткого, унизительного смеха. Я засмеялся в тишине кабинета, и смех перешел в какой-то надрывный кашель. «Алименты на собаку». Боже. «Минимальный уровень отелей — пять звезд».
Я написал ей: «Катя, это шутка?»
Ответ пришел через минуту: «Андрей, я же говорила. Я люблю четкость. Это просто список того, что делает меня счастливой и спокойной. Основа для дискуссии :)»
Дискуссии. Основа.
Я не спал всю ночь. Ворочался. В голове крутились обрывки: ее смех, когда Боня на меня прыгнул, запах ее пирога, тепло ее головы на плече. И поверх этого — холодные, как нож, цифры: 70 000, 15 000, 42 дня, 5 звезд. Я пытался совместить два этих образа и не мог. Рационализировал: «Может, она просто травмирована прошлыми отношениями? Хочет защититься? Перестраховывается. Да, стиль странный, но… суть-то может быть правильной? Все же хотят стабильности». Я уже оправдывал ее. Сам перед собой. Словно боялся отпустить этот призрак тепла, который она мне показала.
Утром я, измотанный, написал: «Катя, давай встретимся. Поговорим. Очно. Мне многое неясно».
Она согласилась. «Хорошо. Только давай без эмоций. Обсудим как взрослые люди».
Мы встретились в нейтральном месте, в кофейне. Она пришла первой. Сидела с чашкой латте, у нее был свежий маникюр, та самая шапка. Увидев меня, улыбнулась — той же самой, теплой, лучезарной улыбкой.
— Привет. Я рада, что ты не стал тянуть. Вижу, тебя мой «регламент» немного озадачил.
— «Немного» — это мягко сказано, — я сел, не стал ничего заказывать. Руки дрожали. — Катя, это что вообще такое? Это же… это как договор купли-продажи.
Лицо ее дрогнуло. Не в обиду, нет. Сменилось на выражение легкого разочарования, как у терпеливого учителя с отстающим учеником.
— Андрей, ну вот мы и скатываемся в эмоции. Я же просила. «Купли-продажи»… Какие грубые слова. Это просто описание зоны моего комфорта. Ты же хочешь, чтобы мне было с тобой комфортно?
— Конечно, но…
— Но что? — она наклонилась вперед. — Ты же сам говорил, что ценишь честность. Я честна. Я заранее говорю, что мне нужно для счастья. Я не играю в игры, не вытягиваю из мужчин подарки и деньги по капле, не устраиваю истерик. Все четко, прозрачно. Я предлагаю тебе себя — ухоженную, довольную, любящую, создающую для тебя уют и поддержку. А это, — она кивнула в сторону моего телефона, где была открыта та страница, — требует ресурсов. Я не скрываю. Разве это не честно?
Она говорила так убедительно. Так логично. И в ее словах была какая-то извращенная правда. Да, это было честно. Беспринципно, цинично честно.
— А любовь? — выдохнул я глупо, по-детски.
— Любовь, — она произнесла это слово мягко, — это чувство. Оно либо есть, либо его нет. Его нельзя прописать в правилах. Но его можно убить бытовыми склоками, неуважением, недовольством. Мои правила как раз и призваны это чувство, если оно появится, оберегать. Убирают все причины для конфликтов. Ты же не будешь спорить, что я должна ходить к стоматологу? Или что Боне нужен хороший корм? Или что отдых в душном отеле на Азовском море — это не отдых, а издевательство над психикой? Я просто называю вещи своими именами.
Я смотрел на нее и видел ту самую женщину из парка. Ту же улыбку, те же умные глаза. Но из ее рта лилась эта леденящая, отполированная до блеска софистика. Это был не диалог. Это была презентация. Защита бизнес-плана под названием «Я».
— И что, — голос мой предательски задрожал, — если я не потяну эти… ресурсы?
Она пожала плечами. Сожалительно.
— Тогда, наверное, мы не подходим друг другу. Жаль. Мне с тобой было очень хорошо, Андрей. Искренне. Но я не могу себе позволить спускаться ниже своего уровня комфорта. Это путь к депрессии и неудовлетворенности. А я себя люблю. И, надеюсь, ты тоже себя любишь достаточно, чтобы понимать: каждый достоин того, что может себе позволить.
Вот он. Удар. Точечный. Ледяной. Не крик, не скандал. Констатация. «Каждый достоин того, что может себе позволить». Я сидел напротив нее — пятидесятилетний мужчина, главный бухгалтер с хорошим доходом, отец двоих взрослых сыновей — и чувствовал себя нищим мальчишкой, которого выгнали из элитного магазина за то, что он только смотрит на витрины.
Она допила латте, посмотрела на часы.
— Мне нужно бежать, у Бони груминг в пять. Подумай, Андрей. Без эмоций. Взвесь все. Если готов к взрослым, взаимовыгодным отношениям — напиши. Если нет… что ж, буду помнить наши прогулки с теплотой.
Она встала, надела перчатки, поправила шарф. Наклонилась и… поцеловала меня в щеку. Легко, воздушно. Пахло тем же парфюмом, что и в тот вечер на диване.
— Пока.
И ушла. Не оборачиваясь.
Я просидел еще минут сорок, смотря в одну точку. Официант подошел, спросил, не закажу ли я что-нибудь. Я покачал головой. Во рту был горький привкус меди. Не обиды даже. Стыда. Глубочайшего, пронизывающего стыда. Стыда за то, что я почти купился. Что сидел и высчитывал, хватит ли мне на ее «счастье». Что мне в пятьдесят лет нужно объяснять, что любовь — это не услуга с прейскурантом.
Домой я шел пешком, часа два. Морозный воздух обжигал легкие. Я купил по дороге бутылку дешевого виски, чего не делал годами. Дома включил свет, и квартира, которая еще недавно казалась такой уютной с ее пирогом, теперь выглядела мертвой, как выставочный образец. Я выпил стакан, потом еще. Пытался позвонить старшему сыну, но положил трубку, не дождавшись гудка. Что я скажу? «Сын, твоего отца оценили в восемьдесят пять тысяч в месяц, не считая отпусков и люксовых подарочков»?
Следующие дни были адом. Я удалил ее номер, но память выдавала его наизусть. Выбросил в чат с единственным близким другом, Вадиком, скриншоты того «регламента». Он сначала ржал до слез, потом, услышав мой голос, примчался ко мне с пиццей и более нормальным виски.
— Андрей, да ты чего? Ты же умный мужик! Это же просто стерва золотоискательная! Редкостная, с претензиями! Да пошел ты!
— Она не казалась стервой, — тупо повторял я. — Она была… настоящей.
— Настоящей мошенницей! — гремел Вадик. — Она играла в твою мелодию, старина. В мелодию уставшего, одинокого, порядочного дурака. Играла виртуозно. А потом — бац! — и счет выставила. Обычная схема, просто аппетиты у нее не из нашего квартала.
Он был прав. Разумом я это понимал. Но душа… душа ныла, как по отнятой конечности. Мне не ее было жаль. Мне было жаль того призрака, которого она мне показала. Той возможности. Той иллюзии, что еще не все кончено. Что можно встретить родственную душу. Она взяла мою самую уязвимую, спрятанную надежду и выставила на нее ценник. И это было больнее всего.
Я выздоравливал медленно. Нелинейно. Были недели, когда я вообще ничего не чувствовал, просто выполнял работу на автомате. Потом накатывала ярость — бессильная, глупая. Я писал ей в голове длинные, язвительные письма, но не отправлял. Потом была жалость к себе. Я плакал впервые за много-много лет. Сидя в ванной, чтобы никто не услышал, даже сам себя. Плакал не по ней, а по себе обманутому. По своей доверчивости. По этим несчастным пятидесяти годам, которые, казалось, не научили меня ничему.
Первый шаг назад к жизни был мелким и смешным. Я перестал мыть чашку из-под кофе сразу. Оставлял ее на столе, иногда даже с ложкой. Нарочно. Бунт против ее воображаемого «регламента чистоты». Потом записался на курсы итальянского, о которых давно думал. Позвонил старому другу детства, с которым не общался лет десять, встретились, говорили ни о чем, и было хорошо. Я завел кактус. Потом еще один. Не собаку, конечно. Но хоть что-то живое, за чем нужно ухаживать безвозмездно.
Прошло почти полтора года. Боль притупилась, превратилась в тупой, изредка ноющий шрам. История с Катей стала анекдотом, которым я иногда делился с очень близкими, уже без боли, с горьковатой иронией. Я снова привык к своей тишине, но она уже не казалась такой пугающей.
И вот однажды, листая ленту LinkedIn в поисках контакта бывшего коллеги, я наткнулся на знакомое лицо. Катя. Елена. Лена. Ее профиль был оформлен безупречно: «Спикер. Коуч по отношениям. Эксперт по осознанному построению личного бренда в love-сфере». У нее была своя фотография в дорогом костюме, улыбка — все та же, уверенная и теплая.
Мне стало интересно. И немного… не по себе. Я зашел на ее страницу в Instagram. Она была открыта. Там было много про успех, про то, как важно «знать себе цену», про «токсичность» мужчин, которые не тянут «здоровые, взрослые отношения». И много дорогих вещей, курортов, ресторанов.
А потом, в рекомендациях, я увидел другой профиль. Женщины лет тридцати пяти. В описании: «Юрист. Помощь в сложных гражданских спорах». И в самом верху ленты, всего недельной давности, был пост. Длинный, эмоциональный.
«Дорогие подписчики и подписчицы, хочу предостеречь вас. В нашем городе орудует мошенница, действующая под видом коуча по отношениям и “осознанной невесты”. Схема отработана: знакомство через социальные сети или вживую, создание иллюзии идеальной партнерши, а затем предъявление “условий сотрудничества” — фактически, финансового договора на содержание. После получения первых крупных сумм (под предлогом “взноса на обустройство”, “кризисной ситуации” или “инвестиции в общее будущее”) дама исчезает. Мой клитель, успешный бизнесмен, лишился более пяти миллионов рублей, прежде чем обратился ко мне. Ведется судебное разбирательство. Будьте бдительны!»
К посту были прикреплены скриншоты. Не тех «регламентов», нет. А настоящих договоров займа, расписок, переводов. И лицо на одной из размытых фотографий со светского мероприятия было ее. Катино. Улыбка была той же.
Но самое главное — в комментариях. Их были десятки. Мужчины и женщины писали: «Боже, это же Елена С.! Она и ко мне так же приходила!», «Она вела у нас семинар “Люби себя дорого”!», «Я знаю ее, она снимала квартиру у моей подруги и скрылась, не заплатив за полгода!».
Я сидел и читал. Читал долго. Сердце билось ровно. Не было злорадства. Не было желания кричать «Поделом!». Было… пустота. И в этой пустоте — тяжелое, грузное чувство справедливости. Не той, картинной, из фильмов. А той, медленной, неотвратимой, как ржавчина. Ее система, ее безупречная, циничная логика дала сбой. Жадность, уверенность в своей неуязвимости, в том, что она всегда умнее, — все это привело ее к публичному, позорному разоблачению. К суду. К потере репутации. Теперь ее «личный бренд» был битым стеклом.
Я закрыл вкладку. Вышел на балкон. Был майский вечер, пахло сиренью и свежескошенной травой. Где-то на детской площадке смеялись дети. Я вдохнул полной грудью. И впервые за долгое время я не думал о том, что мне пятьдесят. Я просто чувствовал прохладный воздух и понимал, что тот гештальт, тот незакрытый, гноящийся чемодан без ручки, наконец-то захлопнулся. Сам. Без моего участия.
Карма? Не знаю. Просто закон причины и следствия. Если строить свои отношения с миром как схему, рано или поздно схема даст короткое замыкание.
Я вернулся в комнату, погладил своего колючего кактуса, налил себе чаю. Обычного, черного, без изысков. И сел смотреть какой-то глупый сериал. Просто потому, что захотелось. Без всякого «регламента» на вечер.
Дорогой читатель, вот такая история приключилась в моей жизни. А как думаешь ты? В какой именно момент, на твоей взгляд, я должен был понять, что это не «прямолинейность», а тревожный звонок? В тот разговор по телефону, когда она заговорила об «ожиданиях и рамках», или уже тогда, в парке, когда она так легко и быстро перешла на «ты»? Где грань между здоровой прагматичностью и… этим?