Найти в Дзене

Девушка рассказала мужу про сына, которого родила в 16 лет и он ушёл

Лесе было пятнадцать. Возраст, когда мир кажется огромным, ярким и бесконечно добрым. Она жила в небольшом городке, училась в девятом классе и верила в любовь, как верят в Деда Мороза — безоговорочно. Его звали Максим. Он был старше на два года, заканчивал школу, играл на гитаре и носил кожаную куртку. Для Леси он был богом. Когда он впервые обратил на неё внимание на школьной дискотеке, сердце ухнуло в пятки и забыло вернуться. Их роман был быстрым, тайным и неумелым. Прогулки за гаражами, поцелуи до головокружения, шёпот: «Ты самая красивая». Леся таяла. Она не думала о последствиях. Какие последствия, когда у тебя любовь? Отрезвление пришло в мае, вместе с задержкой и тошнотой по утрам. Она встретилась с Максимом у реки. Руки дрожали, голос срывался.
— Макс, я… кажется, беременна. Он замер. Гитара, которую он перебирал, звякнула фальшивой нотой. Максим посмотрел на неё не с любовью, а с испугом и отчуждением.
— Ты уверена?
— Да. Я тест делала. Две полоски. Максим встал, отряхнул джи

Лесе было пятнадцать. Возраст, когда мир кажется огромным, ярким и бесконечно добрым. Она жила в небольшом городке, училась в девятом классе и верила в любовь, как верят в Деда Мороза — безоговорочно.

Его звали Максим. Он был старше на два года, заканчивал школу, играл на гитаре и носил кожаную куртку. Для Леси он был богом. Когда он впервые обратил на неё внимание на школьной дискотеке, сердце ухнуло в пятки и забыло вернуться.

Их роман был быстрым, тайным и неумелым. Прогулки за гаражами, поцелуи до головокружения, шёпот: «Ты самая красивая». Леся таяла. Она не думала о последствиях. Какие последствия, когда у тебя любовь?

Отрезвление пришло в мае, вместе с задержкой и тошнотой по утрам.

Она встретилась с Максимом у реки. Руки дрожали, голос срывался.
— Макс, я… кажется, беременна.

Он замер. Гитара, которую он перебирал, звякнула фальшивой нотой. Максим посмотрел на неё не с любовью, а с испугом и отчуждением.
— Ты уверена?
— Да. Я тест делала. Две полоски.

Максим встал, отряхнул джинсы.
— Слушай, Лесь. Это… это твоя проблема. Мне такого не надо. Я через месяц в институт поступаю, в областной центр. У меня планы, карьера. Я не собираюсь менять это на пелёнки и сопли.

— Но это же наш… — прошептала она.

— Нет, — жёстко перебил он. — Это твой залёт. Сама разбирайся. И не звони мне больше.

Он ушёл, не оглядываясь. Леся осталась сидеть на траве, глядя на тёмную воду. Мир, который был таким ярким, вдруг выцвел и стал серым.

Месяц она молчала. Носила свободные кофты, прятала глаза, плакала по ночам в подушку. Но когда живот перестал втягиваться, скрывать стало невозможно.

Мать, строгая женщина с тяжёлым характером, заметила первой.
— Ты что, потолстела? — спросила она, подозрительно оглядывая дочь. — Или…

Леся разрыдалась.

Скандал был грандиозным. Отец орал, что она опозорила семью, мать называла её шлюхой.
— В подоле принесла! В пятнадцать лет! Как людям в глаза смотреть?!

На следующий день мать потащила её в соседний город, к знакомому гинекологу, «чтобы наши не узнали». Старая врач, уставшая женщина с грустными глазами, осмотрела Лесю и покачала головой.
— Какой аборт, мамаша? Срок уже шестнадцать недель. Поздно. И опасно — первая беременность, девочка совсем юная. Можем инвалидом оставить.

— И что делать?! — визжала мать. — Нам этот выродок не нужен!

— Рожать, — сухо сказала врач. — А там решайте.

Домой они ехали молча. Леся смотрела в окно и гладила живот. Там, внутри, кто-то жил. Кто-то, от кого уже отказался отец и кого ненавидела бабушка.

Всю беременность Леся прожила как в тумане. Её перевели на домашнее обучение «по болезни». На улицу не выпускали. Она сидела в комнате, читала книги и разговаривала с малышом.
— Ты не бойся, — шептала она. — Я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем.

В шестнадцать лет, в феврале, она родила. Мальчик. Маленький, сморщенный, но такой родной. Она успела увидеть его всего на секунду, прежде чем мать, стоявшая рядом с акушеркой, скомандовала:
— Уносите. Мы пишем отказную.

— Мама, нет! — закричала Леся, пытаясь встать с родильного кресла. — Я не отдам!

— Заткнись! — шикнула мать. — Ты что, дура? Куда ты с ним? В школу? На что кормить будешь? Отца опозоришь окончательно? Подписывай!

Она сунула Лесе бумагу и ручку. Леся плакала, у неё тряслись руки, но воля матери, давившая на неё годами, и страх перед будущим сломали её. Она подписала.

— Сыночек… — прошептала она, когда дверь за медсестрой закрылась.

Домой они вернулись вдвоём. В доме стало тихо и пусто. Леся больше не плакала при родителях. Она замкнулась. Окончила школу экстерном. Через год поступила в институт в большом городе, подальше от дома, от воспоминаний, от той реки, где её предали.

Время лечит, говорят. Врут. Время просто загоняет боль глубже, под кожу, где она живёт тихой, ноющей занозой.

Леся училась, работала, жила. Она стала красивой, серьёзной девушкой. Парней к себе не подпускала — боялась. Боялась снова поверить и снова быть преданной.

Его она встретила на третьем курсе. Андрей. Он был старше на пять лет, работал следователем в Следственном комитете. Серьёзный, спокойный, надёжный, как скала. Они познакомились случайно — Леся стала свидетельницей мелкой кражи, и её вызвали на допрос.

Андрей не пытался её впечатлить байками или деньгами. Он просто был рядом. Подвозил до дома, угощал кофе, слушал. С ним было тепло и безопасно.

— Ты какая-то… грустная всегда, — сказал он однажды, гладя её по руке. — У тебя глаза, как у оленёнка Бэмби, который маму потерял.

Леся вздрогнула. Она почти рассказала ему, но страх сковал горло. «Если он узнает, что я бросила ребёнка, он меня возненавидит. Такой правильный, честный… Он не поймёт».

Они поженились через год. Свадьба была тихой, уютной. Леся была счастлива, насколько это было возможно с её тайной.

Через несколько месяцев она почувствовала знакомые симптомы. Тошнота. Головокружение. Тест показал две полоски.

Андрей, узнав новость, подхватил её на руки и закружил по комнате.
— Леська! Я стану папой! У нас будет малыш! Ты самая лучшая!

Леся улыбалась, а внутри у неё разверзлась бездна.

С новой беременностью старая рана вскрылась. Гормоны, память, вина — всё смешалось в адский коктейль. Она смотрела на свой растущий живот и видела ТОГО ребёнка. Того, которого она предала. Где он? Что с ним? Жив ли он? Любит ли его кто-нибудь?

Она перестала спать. Плакала по любому поводу. Похудела, несмотря на беременность.

Андрей видел, что с женой происходит что-то неладное.
— Лесь, что случилось? — спрашивал он, обнимая её по ночам, когда она тряслась от рыданий. — Тебе плохо? Боишься родов?

— Нет, всё хорошо, — врала она, отводя глаза. — Просто гормоны.

Но однажды, на пятом месяце, нервы сдали.

Они ужинали. Андрей рассказывал о работе, шутил. Леся смотрела в тарелку, и вдруг слёзы закапали прямо в суп.
— Леся! — Андрей бросился к ней. — Да что же это такое?! Я не могу больше смотреть, как ты мучаешься! Скажи мне правду! Я же вижу, тебя что-то гложет! Ты кого-то убила? Украла? Что?!

Леся подняла на него заплаканные глаза. И поняла: больше не может. Будь что будет. Пусть бросит, пусть презирает, но носить это одной больше нет сил.

-2

— Я… я родила ребёнка, — выдохнула она. — В шестнадцать лет.

Андрей замер. В комнате повисла звенящая тишина.

— И где он? — тихо спросил он.

— Я… я написала отказную. Мама заставила. Я была маленькая, глупая… Я его бросила, Андрей! Я бросила своего сына! — она зарыдала в голос, закрывая лицо руками. — Я чудовище! Я не имею права быть счастливой! Я не имею права на этого ребёнка, потому что предала того!

Андрей молчал долго. Леся не видела его лица, но слышала его тяжелое дыхание. Она ждала приговора. Ждала слов: «Уходи», «Я не хочу тебя знать».

— Как его звали? — спросил он наконец.

— Я… я не знаю. Я не успела дать имя. В документах было просто «Мальчик, сын такой-то».

Андрей встал. Подошёл к окну. Постоял там минуту, потом повернулся. Лицо его было непроницаемым.
— Ложись спать, Леся. Тебе нельзя нервничать. Подумай о малыше, который сейчас внутри. Он ни в чём не виноват.

И ушёл в другую комнату.

Утром, когда Леся проснулась с опухшими глазами и головной болью, Андрея уже не было. На столе записка: «Уехал в командировку. Скоро буду».

Эти дни были адом. Леся ходила по квартире как привидение. Она была уверена: это конец. Он уехал, чтобы не видеть её. Он вернётся, подаст на развод и выгонит её.

Она гладила живот и шептала:
— Прости меня, малыш. У тебя непутёвая мама.

На четвёртый день вечером в замке повернулся ключ.

Леся сидела в кресле в гостиной, сжавшись в комок. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах.

Андрей вошёл. Он был небритый, уставший, с кругами под глазами. Куртка расстёгнута, галстук сбит.

Он посмотрел на Лесю. В его взгляде не было презрения. Была усталость и… решимость.

— Леся, — сказал он хрипло. — Я просил тебя не нервничать. Ты ела?

— Нет, — прошептала она. — Андрей, я…

— Помолчи, — мягко оборвал он её. — Я хочу тебе кое-кого представить.

Он открыл входную дверь пошире.

— Заходи, не бойся.

Из-за его спины, из полутёмного коридора, шагнул мальчик.

Ему было лет шесть. Худенький, в какой-то нелепой казённой курточке, великоватой на размер. Он был стрижен под ноль, уши торчали, а глаза… Огромные, испуганные, серые глаза смотрели на Лесю с недоверием и надеждой.

Леся перестала дышать. Она вцепилась в подлокотники кресла так, что побелели пальцы. Ей не нужно было ДНК. Она знала этот разрез глаз, этот овал лица, эту родинку над бровью — такую же, как у неё самой.

Это был он. Её сын.

— Андрей… — выдохнула она, не в силах встать.

— Его зовут Паша, — сказал Андрей, положив руку на плечо мальчика. — Он жил в детском доме в твоей области. Я нашёл его. Поднял свои связи, архивы… В общем, нашёл.

Он подтолкнул мальчика вперёд.
— Паш, иди. Это… это твоя мама.

Паша сделал неуверенный шаг. Он столько раз представлял себе маму. Воспитатели говорили, что мамы нет, но он верил. Он ждал.

Леся сползла с кресла на пол. На колени. Она протянула к нему руки, и слёзы хлынули из глаз — но теперь это были другие слёзы. Слёзы очищения.

— Сынок… — прошептала она. — Пашенька… Прости меня…

Мальчик подошёл ближе. Он робко протянул руку и коснулся её мокрой щеки.
— Ты плачешь? — тихо спросил он. — Тебя обидели?

— Нет, родной, нет… — она схватила его, прижала к себе, зарылась лицом в его колючую курточку, вдыхая запах казённого дома, который теперь навсегда исчезнет из его жизни. — Я тебя нашла. Я тебя больше никому не отдам. Никогда.

Андрей стоял у двери и смотрел на них. У сурового следователя, видевшего в жизни много грязи и боли, в уголках глаз блестела влага. Он сделал то, что должен был сделать мужчина. Он не стал судить. Он просто исправил ошибку.

Паша остался с ними. Оформление документов заняло время, но Андрей, используя своё служебное положение и юридическую грамотность, ускорил процесс.

Первое время было непросто. Паша был диковат, прятал еду под подушку, боялся громких звуков. Но любовь творит чудеса. Леся отдавала ему всё то тепло, которое копила шесть лет. Андрей стал для него настоящим отцом — строгим, но справедливым, тем, кто научил кататься на велосипеде и не бояться темноты.

Через шесть месяцев Леся родила девочку. Назвали Аней.

Паша, увидев сестрёнку, сначала нахмурился, а потом осторожно потрогал её крошечную пяточку.
— Она такая маленькая, — прошептал он. — Я буду её защищать, мам. Я же старший брат.

Леся посмотрела на Андрея, который держал на руках дочь, на Пашу, который гладил сестру, и поняла: она самая счастливая женщина на свете. Прошлое не исчезло, но оно перестало болеть. Оно превратилось в урок, который научил её ценить то, что у неё есть.

В их доме поселилось счастье. Не глянцевое, с картинки, а настоящее, выстраданное, пахнущее молоком, детским шампунем и мужским одеколоном. Счастье, которое построили на руинах ошибки двое любящих людей.

👍Ставьте лайк, если дочитали.

✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.