Найти в Дзене
Дмитрий RAY. Страшные истории

Нашел в подполе у деда 300 банок странной тушенки. Надпись на этикетке заставила меня бежать: "Иван, 1998".

Дом деда Захара стоял на отшибе, у самого края оврага, который местные называли Гнилым зубом. Зимой дорогу туда переметало так, что даже «УАЗик» садился на брюхо. Я добрался на лыжах уже затемно.
Дед умер три дня назад — сердце. Я, как единственный внук, приехал принять наследство и подготовить дом к продаже. Странность была лишь одна: утром мне позвонили из районного морга и сказали, что произошла «нештатная ситуация». Тело деда исчезло. Санитары клялись, что заперли холодильник, а утром он был пуст. Участковый списал на халатность или кражу (кому нужен труп старого егеря?), но мне было не по себе. В доме было холодно, как в склепе. Печь давно остыла, изо рта шел пар. Я растопил буржуйку, но старый сруб прогревался неохотно. Стены трещали от мороза, а ветер за окном выл, швыряя в стекла колючий снег.
Есть хотелось зверски. Я вспомнил, что дед всегда славился запасами. «У Захара в подполе можно ядерную зиму пересидеть», — шутили мужики.
Я взял керосиновую лампу (света не было из-за обр

Дом деда Захара стоял на отшибе, у самого края оврага, который местные называли Гнилым зубом. Зимой дорогу туда переметало так, что даже «УАЗик» садился на брюхо. Я добрался на лыжах уже затемно.
Дед умер три дня назад — сердце. Я, как единственный внук, приехал принять наследство и подготовить дом к продаже. Странность была лишь одна: утром мне позвонили из районного морга и сказали, что произошла «нештатная ситуация». Тело деда исчезло. Санитары клялись, что заперли холодильник, а утром он был пуст. Участковый списал на халатность или кражу (кому нужен труп старого егеря?), но мне было не по себе.

В доме было холодно, как в склепе. Печь давно остыла, изо рта шел пар. Я растопил буржуйку, но старый сруб прогревался неохотно. Стены трещали от мороза, а ветер за окном выл, швыряя в стекла колючий снег.
Есть хотелось зверски. Я вспомнил, что дед всегда славился запасами. «У Захара в подполе можно ядерную зиму пересидеть», — шутили мужики.
Я взял керосиновую лампу (света не было из-за обрыва) и подошел к люку на кухне.

Тяжелая дубовая крышка, обитая войлоком, поддалась с трудом. Из черного зева пахнуло не сыростью и картошкой, а чем-то странным. Сладковатым, пряным, с ноткой железа. Так пахнет в мясной лавке, где плохо помыли прилавок.
Я спустился.
Подпол был огромным, выложенным красным кирпичом. Вдоль стен — бесконечные стеллажи. Картошка, морковь — все как у людей.
Но в дальнем углу, в отдельной нише, стояли ряды с тушенкой.

Я подошел ближе, поднимая лампу. Мясо в банках выглядело странно: темное, почти черное, в янтарном желе.
Я протянул руку и взял одну банку. Тяжелая, литровая.
На боку был наклеен кусок малярного скотча. На нем дедовым каллиграфическим почерком было выведено:
«Иван. 1998 г.»

Я нахмурился. Иван? Имя кабана? Или охотника, который добыл зверя?
Я поставил банку и взял другую.
«Света. 2005 г.»
Холодок пробежал по спине.
Света?
Я начал лихорадочно перебирать банки.
«Участковый. 1995».
«Почтальон. 2012».
«Грибник. 2018».

Руки затряслись так, что стекло звякнуло.
Иван... Тракторист из соседнего села, пропал в 98-м вместе с трактором.
Света... Продавщица, исчезла по дороге домой в 2005-м.
Участковый... Молодой парень, приехал по вызову и растворился в лесу.
Я смотрел на темные волокна мяса за стеклом. На желтоватый жир.
Это была не лосятина.
Дед не просто охотился. Он... заготавливал.

Вдруг наверху, в кухне, скрипнула половица.
Я замер. Дом был заперт изнутри на засов.
Скрип повторился. Тяжелые, шаркающие шаги. Кто-то шел к люку.
— Кто там? — крикнул я, но голос сорвался.
В проеме люка появилась голова.
Это был дед Захар.
Тот самый, чье тело пропало из морга. На нем был серый костюм, в котором его собирались хоронить, но сидел он на нем мешком, будто дед усох.
Лицо его было синим, мертвым. Но глаза... глаза горели живым, голодным блеском.

— Негоже, Кирюша, чужие запасы трогать, — проскрежетал он. Голос звучал глухо, будто из бочки. — Это на черный день.
— Дед... Ты же умер...
— Умер, — согласился он, спускаясь по лестнице. Движения его были дерганными, механическими. — Тело износилось. Холодное стало. Нужно подогреть. Нужно поесть.
Он шагнул на земляной пол. В руке он сжимал кухонный тесак.
— Что в банках? — я попятился, упираясь спиной в стеллаж.
— Жизнь, — облизнул он синие губы. — Я не мясо ем, внучок. Мясо — это губка. Оно впитало их время. Иван был сильным — дал мне силу. Света была молодой — дала мне годы. Я живу чужим временем. А ты... ты дашь мне кровь. Родная кровь — она самая питательная. Лет на пятьдесят хватит.

Он замахнулся тесаком. В тесном подполе бежать было некуда. Выход перекрыт мертвецом.
Я понимал: с ним не справиться. В нем сила нечеловеческая.
Но у меня в руках была банка.
«Участковый. 1995».
Я не стал кидать её в деда. Я со всей дури ударил банкой о железную стойку стеллажа.
ДЗЫНЬ!
Стекло разлетелось. Темное месиво шлепнулось на пол.
Реакция деда была мгновенной. Он не ударил. Он взвыл и закрыл лицо руками.
Из разбитой банки, из мясной каши, начал подниматься пар. Серый, тяжелый дым. Он свивался в жгут, формируя силуэт человека в форме. Без лица, но с дикой, яростной энергией.

— Не смей! — визжал дед. — Назад! Ты мой!
Я понял. Он запер их души в этих банках. Пока стекло цело — он хозяин. Разбитая банка — сломанная клетка.
Я схватил следующую.
«Иван. 1998».
ХРЯСЬ!
О пол.
Дымный силуэт огромного мужика вырвался из лужи и бросился на деда, вцепившись ему в горло. Дед захрипел, тесак выпал из рук.
Я работал как безумный.
Хрясь! Хрясь! Дзынь!
Света. Почтальон. Грибник.
Подпол наполнился ледяным туманом и воем. Это был не ветер — это выли освобожденные души. Они облепили деда серым коконом. Они рвали его не зубами, а временем.
Я видел, как его лицо, только что гладкое, начало стремительно чернеть, покрываться провалами, ссыхаться.
Годы, украденные у людей, возвращались обратно в эфир. Дед стремительно гнил, превращаясь в то, чем и должен быть — в труп.

— Кирюша... помоги... — просипел он, рассыпаясь в прах.
Я перепрыгнул через кучу тряпья и костей, которая осталась от деда, и взлетел по лестнице.
Выскочил на кухню.
Снизу, из люка, тянуло могильным холодом и яростью. Призраки закончили с дедом и теперь метались, ища выход.
Я схватил канистру с керосином, стоявшую у печи. Выплеснул всё содержимое прямо в люк, на лестницу.
И бросил туда горящую лампу.
ВУХ!
Пламя, гудя, рвануло вниз.
Я выбежал на улицу, не чувствуя мороза.

Я стоял у оврага и смотрел, как огонь пожирает проклятый дом. Сквозь треск бревен я слышал, как в подвале лопаются оставшиеся сотни банок.
Бах. Бах. Бах.
С каждым взрывом в небо, вместе с искрами, улетали серые тени. Они растворялись в ночном небе, свободные.

Дом сгорел до фундамента. Следователи нашли в подвале только оплавленное стекло и кучку пепла, которую сочли останками хозяина. Дело закрыли.
Я продал участок за бесценок и уехал.
Но с тех пор я не ем тушенку.
И никогда не спускаюсь в подвалы.
Потому что иногда мне кажется, что я разбил не все банки. И где-то в темноте, под землей, кто-то все еще ждет своего часа, запертый в стекле под крышкой с датой.

Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.

Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти:
https://boosty.to/dmitry_ray

#страшныеистории #мистика #деревенскиебайки #находка