Татьяна возвращалась из командировки на день раньше. Это была классическая ошибка, достойная героини анекдота, но Таня не ждала увидеть в постели любовницу. Она ждала увидеть тишину, свой идеально отполированный паркет цвета «беленый дуб» и, возможно, Костика, который будет радостно вилять хвостом (метафорически), встречая хозяйку.
Она открыла дверь своим ключом, но дверь поддалась с трудом, словно с той стороны ее подпирали мешки с песком.
В нос ударил запах. Это был сложный букет: нотки жареной мойвы, аромат детской присыпки, запах несвежих носков и какой-то густой, банный дух распаренных тел. Так пахнет не в квартире главного бухгалтера крупной строительной фирмы. Так пахнет в плацкартном вагоне поезда «Адлер — Воркута» на третьи сутки пути.
Таня перешагнула порог и замерла.
В её прихожей, где обычно царил стерильный минимализм и стояла одна-единственная ваза с сухим камышом, теперь была парковка. Коляска-трость с грязными колесами. Самокат. Беговел. И гора обуви. Обувь была везде: кроссовки, резиновые сапоги, детские сандалики, шлепки… Казалось, здесь разулась рота солдат или многодетная семья сороконожек.
— Костя! — позвала Таня, чувствуя, как рука с чемоданом становится влажной.
Из кухни выглянул муж. Вид у Константина был помятый, виноватый и одновременно какой-то затравленный. На нем был фартук (Танин, с надписью «Queen of the Kitchen»), а в руках — тряпка.
— Танюша? — пискнул он. — А ты чего сегодня? Ты же завтра должна… Самолет же в пять утра…
— Я переиграла рейс, — Таня аккуратно поставила чемодан на единственный чистый пятачок плитки. — Костя, я задам тебе один вопрос. И от ответа на него зависит, будем ли мы делить имущество или сразу перейдем к уголовному кодексу.
Она обвела рукой этот шанхай, в который превратилась её прихожая.
— Что все эти люди делают в моей квартире? Ты дал ключи? — уставилась на мужа Таня.
Костя начал теребить край фартука.
— Ну… не совсем дал. Я просто открыл. Это же Сашка! Помнишь Сашку? Одноклассник мой, с которым мы за одной партой сидели. Ну, Скворцов!
— Скворцов? — Таня напрягла память. — Это который у тебя на свадьбе напился и пытался украсть туфлю у моей мамы, думая, что она невеста?
— Ну, с кем не бывает, молодость… — Костя попытался улыбнуться. — В общем, они проездом. В Анапу едут. На машине. Решили Москву детям показать, Кремль, зоопарк. А тут гостиницы — цены космос! Ну не мог же я друга бросить на улице с детьми!
— С детьми? — Таня почувствовала холодок под лопаткой. — Сколькими?
В этот момент из недр квартиры, из её святая святых — гостиной с белым кожаным диваном — раздался грохот и детский визг.
— Тра-та-та-та! Мы везем с собой кота! — проорал кто-то дурным голосом.
В коридор выбежали двое. Мальчик лет пяти, измазанный шоколадом (Таня с ужасом узнала «Линдт» из своих запасов), и девочка лет трех, которая тащила за хвост Таниного кота, британца сэра Генри. Сэр Генри, обычно невозмутимый аристократ, сейчас имел вид мученика, идущего на эшафот, и глаза у него были размером с блюдца.
Следом за детьми выплыла женщина. Крупная, монументальная, в лосинах с леопардовым принтом и в Таниной домашней футболке.
— О, хозяйка! — гаркнула она басом. — Здрасьте! Саш, иди сюда, Танюха приехала!
Из ванной (Таниной ванной!) вышел Сашка. В одних трусах. В семейных, в цветочек. Он вытирал голову Таниным полотенцем для лица.
— О-о-о! Какие люди! — заорал он, раскинув руки для объятий. — Танька! Сколько лет, сколько зим! Извини, мы тут по-простому, по-домашнему. Жарко у вас, кондея нет, что ли?
Таня отступила на шаг назад, упираясь спиной в дверь.
— Костя, — сказала она очень тихо. — У тебя есть пять минут, чтобы объяснить мне логистику этого табора. Иначе я начну вызывать службы. Санитарную, миграционную и по отлову диких животных.
Вечер перестал быть томным, не успев начаться.
Оказалось, что «проездом» — это понятие растяжимое.
— Да мы на пару деньков! — вещал Сашка, сидя на Таниной кухне и ковыряя вилкой в банке с фуа-гра, которую Таня берегла на Новый год. — Машину подшаманить надо, карбюратор барахлит. Да и детям столицу показать. А то сидим в своем Мухосранске, света белого не видим.
Жена Сашки, которую звали Люся, хозяйничала у плиты.
— Тань, ты не обижайся, я там у тебя в морозилке креветки нашла, пожарила. А то дети голодные, а у тебя в холодильнике мышь повесилась. Одни сыры с плесенью да трава какая-то. Мужиков кормить надо нормально! Я вот мойвы нажарила, картошечки с салом. Садись, поешь, а то тощая, как вобла.
Таня смотрела на гору жирной мойвы, лежащую на её коллекционном блюде Villeroy & Boch, и чувствовала, как у неё дергается глаз.
— Спасибо, Люся. Я не голодна. Костя, можно тебя на минуту?
Она затащила мужа в спальню и закрыла дверь.
— Костя, ты идиот? — спросила она ласково.
— Тань, ну зачем так грубо? — обиделся муж. — Люди в беде…
— В какой беде?! У них машина сломалась или мозг? Почему они живут в моей квартире? Почему этот… снежный человек ходит в трусах при мне? Почему они жрут мои продукты, которые стоят как крыло от самолета, и жарят здесь эту вонючую рыбу?!
— Ну, они простые люди, Тань. Не интеллигенция, как ты. Они не разбираются, где фуа-гра, а где паштет шпротный. Будь добрее! Квартира большая, три комнаты. Места всем хватит.
— Три комнаты, Костя! Спальня, детская (которая кабинет) и гостиная! Где они спят?
— Ну… Люся с Сашкой в гостиной на диване. Дети в кабинете на надувном матрасе.
— На белом кожаном диване? — уточнила Таня шепотом.
— Мы постелили простыню! Тань, ну потерпи пару дней. Сашка мне жизнь спас в седьмом классе, списал контрольную по алгебре.
— Контрольную?! — Таня засмеялась. Нервно, истерично. — Костя, ты продал наш комфорт за тройку по алгебре тридцатилетней давности? Ты понимаешь, что этот диван стоит триста тысяч? Если они его испортят…
В дверь спальни забарабанили.
— Тетя Таня! — заныл детский голос. — А у вас мультики есть? А то папа телик занял, футбол смотрит!
— Иди к маме, деточка, — ответила Таня через дверь.
— Мама какает! — радостно сообщил ребенок.
Таня сползла по стене на пол.
— Костя, — сказала она. — Если завтра к вечеру их здесь не будет, я уезжаю. В гостиницу. И счет пришлю тебе. И на развод подам тоже я.
— Тань, ну не начинай! — взмолился Костя. — Завтра пятница! Куда они поедут на ночь глядя? В субботу утром уедут, честное слово! Я поговорю с Сашкой.
Утро субботы началось не с кофе.
Оно началось с того, что Таня зашла в ванную и наступила в лужу.
В ванной было влажно, как в тропиках. На её полотенцесушителе висели гирлянды детских трусов, колготок и почему-то мужские носки.
На полке с её косметикой царил Мамай.
Крышка от крема La Mer (цена которого равнялась средней зарплате в регионе, откуда приехали гости) валялась на полу. В самой баночке виднелись следы пальцев. Маленьких, детских пальцев.
— Люся! — рявкнула Таня, вылетая в коридор.
Люся сидела на кухне, пила чай (Танин, элитный пуэр) из пол-литровой кружки и чесала ногу.
— Чего шумишь, Танюха? Дети спят еще.
— Кто трогал мой крем?!
— А, эта мазюка? — Люся махнула рукой. — Так это Анютка. Она подумала, что это сметана, лизнула. Но не вкусно, выплюнула. Не бойся, я пальцем вытерла лишнее. Ты бы убирала подальше, если жалко. А то стоит на виду, ребенка искушает.
Таня почувствовала, что сейчас совершит убийство. В состоянии аффекта.
Она вернулась в спальню, где Костя притворялся спящим. Сдернула с него одеяло.
— Вставай.
— А? Что? Тань, дай поспать, выходной же…
— Выходной отменяется. Иди и скажи своему другу, что время вышло. Чемодан, вокзал, Анапа.
Костя поплелся на кухню. Таня прислушалась.
— Саш… тут такое дело… Танюха нервничает… Ей работать надо, отчеты…
— Да ладно тебе, Костян! — гремел бас Сашки. — Бабы — они все дуры нервные. ПМС, наверное? Ты ей шоколадку дай. Мы сегодня в зоопарк хотели, а потом пивка попить. Я раков купил! Вечером посидим, молодость вспомним! Ты же хозяин в доме или кто? Стукнул кулаком по столу — и порядок!
— Ну… — мямлил Костя. — Она устала…
Таня поняла: дипломатия умерла. Костя — амеба. Он не выгонит их. Он будет терпеть, улыбаться, пить пиво с раками и позволять им уничтожать их дом, лишь бы не показаться «плохим другом».
Значит, действовать придется ей. Жестко. Без сантиментов.
Таня оделась. Джинсы, строгая рубашка. Взяла ключи от машины.
— Я уехала, — бросила она в пространство коридора, где дети уже рисовали фломастерами на обоях.
— Тань, ты куда? — высунулся Костя. — А завтрак?
— Завтрак тебе Люся приготовит. Мойву. А я поехала решать проблему. Раз ты не мужик, мужиком буду я.
Она вышла из подъезда, села в свой кроссовер и набрала номер.
— Алло, Артур? Привет. Это Таня. Помнишь, ты предлагал услуги своей клининговой компании? Нет, убирать не надо. Мне нужна дезинсекция. Да. Полная зачистка помещения от вредителей. Нет, тараканы большие. Очень большие. Размером с человека. И еще… у тебя есть знакомые ребята из охраны? Такие, чтоб лица в двери не пролезали? Нужно постоять у меня в квартире. Просто постоять. Сделать страшное лицо. Плачу двойной тариф.
Таня нажала отбой и злобно улыбнулась.
Сашка хотел вспомнить молодость? Отлично. Сейчас Таня устроит им такие «девяностые», что Анапа покажется раем небесным.
Артур, владелец клининговой компании «Чистый мир», был давним клиентом строительной фирмы, где работала Таня. Она знала его как человека пунктуального и делового, но никогда не видела его «вторую бригаду», которую он держал для… специфических задач. Например, для выселения нелегальных жильцов из сдаваемых квартир или убеждения должников в необходимости соблюдать чистоту финансовых отношений.
В полдень субботы в дверь Таниной квартиры позвонили.
Открывать пошел Сашка. Он был в тех же семейных трусах и с бутылкой пива в руке («Утро начинается не с кофе», — подмигнул он Косте).
— Кто там? Пиццу принесли? — прогудел он, распахивая дверь.
На пороге стояли трое. Это были не курьеры. Это были шкафы. В черных комбинезонах, берцах и с лицами, на которых читалась полная, абсолютная скорбь по человечеству. В руках у них были не швабры, а огромные промышленные распылители и черные мешки для мусора.
— Санитарная обработка, — глухо сказал старший «шкаф», надвигая на лицо респиратор. — Поступил сигнал о заражении помещения.
— Чего?! — Сашка поперхнулся пивом. — Какое заражение? Мы тут живем!
— Вот именно, — кивнул старший и шагнул внутрь, отодвигая Сашку плечом, как пушинку. — Клопы. Клещи. И плесень сознания. Всем покинуть помещение. Работаем химией класса «Армагеддон».
Вслед за «шкафами» вошла Таня. Она тоже была в респираторе (купленном в аптеке) и в резиновых перчатках.
— Татьяна! — взвизгнула выбежавшая Люся. — Что происходит?! Кто эти бандиты?!
— Это клининг, Люся, — голос Тани звучал глухо из-под маски. — У меня аллергия. На грязь. И на хамство. Ребята сейчас всё обработают. Полная дезинфекция. Вместе с вещами, к сожалению. Химия едкая, одежду разъедает за пять минут.
Один из «шкафов» демонстративно нажал на курок распылителя. Из сопла вырвалась струя белесого пара (на самом деле это был обычный парогенератор с добавлением ментолового ароматизатора для пущего эффекта, но выглядело устрашающе).
— Газы! — рявкнул он.
В квартире началась паника.
— Анька! Сашка! — заорала Люся, хватая детей. — Бежим! Нас отравят!
— Мои вещи! — вопил Сашка, пытаясь найти штаны. — Где мои джинсы?!
— В зоне поражения, — флегматично сообщил «клинер», направляя струю пара на кучу белья в прихожей. — Рекомендую эвакуацию. Через три минуты здесь будет нечем дышать.
Костя, бледный как полотно, жался к стене.
— Таня… Ты что творишь? Это же люди…
— Это паразиты, Костя, — ответила Таня, глядя ему в глаза поверх респиратора. — А с паразитами разговор короткий. Либо ты выходишь с ними, либо надеваешь маску и помогаешь мне выносить мусор. Решай.
Эвакуация заняла четыре минуты. Семейство Скворцовых вылетало из квартиры с такой скоростью, словно за ними гнались демоны. Полуодетые дети, Люся с одной босоножкой в руке, Сашка, натягивающий штаны на бегу и матерящий «столичных психопатов».
Свои сумки они хватали не глядя, сметая всё в кучу.
— Мы в суд подадим! — орала Люся с лестничной клетки. — Вы звери!
— Вперед, — крикнула Таня вдогонку. — Адрес суда подсказать? Или навигатор есть?
Когда дверь захлопнулась, в квартире повисла тишина. Только шипел парогенератор.
— Всё, отбой, — Таня сняла респиратор. — Артур, спасибо. Вы просто боги.
— Обращайтесь, Татьяна Владимировна, — ухмыльнулся старший «шкаф», снимая маску. — С вас за «театр» по двойному тарифу, как договаривались. А паром мы вам тут заодно и микробов убили. Бонус.
Костя сполз по стене на пол. Он выглядел как человек, переживший бомбежку.
— Они уехали… — прошептал он. — Сашка мне этого никогда не простит.
— И слава богу, — Таня прошла на кухню и открыла окно. Свежий воздух ворвался в прокуренную, пахнущую мойвой квартиру. — Друг, который не уважает твой дом и твою жену — это не друг, Костя. Это собутыльник-паразит.
Она посмотрела на мужа. Жалкий. Слабый. Добрый за чужой счет.
— Знаешь, Костя. Я вот смотрю на тебя и думаю. А ты-то мне зачем? Как мебель? Или как дверной коврик, об который каждый может вытереть ноги, если скажет волшебное слово «мы же друзья»?
Костя поднял голову. В глазах стояли слезы.
— Тань… Я просто не умею отказывать. Я хотел как лучше.
— А получилось как всегда. «Хотел как лучше» — это эпитафия на могиле нашего брака, Костя.
Весь остаток субботы и воскресенье Таня драила квартиру. Она вызвала уже настоящую бригаду клинеров, которые вымыли каждый сантиметр, каждый плинтус.
Костя пытался помогать, но Таня молча отбирала у него тряпку.
— Не надо. Иди погуляй. Или пива попей. Вспомни молодость.
Белый кожаный диван пришлось отдать в химчистку (пятно от шоколада и чего-то еще более подозрительного въелось намертво). Ковер из гостиной уехал на помойку.
Кот сэр Генри вышел из подполья только к вечеру воскресенья. Он долго нюхал воздух, чихал, а потом забрался к Тане на колени и замурчал, признавая, что территория снова безопасна.
В понедельник Таня вернулась с работы и положила перед Костей папку.
— Что это? — испугался он.
— Это не развод, расслабься. Пока. Это брачный договор.
— Зачем?
— Затем, что я больше не хочу сюрпризов. Там прописано: никаких гостей без согласования с обоими супругами. Никакой родни, друзей, одноклассников и случайных попутчиков. Срок пребывания гостей — не более 24 часов. Штраф за нарушение — выселение инициатора вместе с гостями. И раздельный бюджет на «благотворительность». Хочешь кормить Сашку фуа-гра — корми. Но на свои деньги и на нейтральной территории. В кафе. В парке. В Анапе. Но не в моем доме.
Костя полистал документ.
— Ты жестокая, Тань.
— Я справедливая. И я хочу жить в своем доме, а не в ночлежке. Подписывай. Или собирай вещи.
Костя вздохнул, взял ручку и подписал.
— А Сашка звонил, — тихо сказал он. — Они до Анапы доехали. Говорит, я подкаблучник, а ты ведьма.
— Передай ему привет, — улыбнулась Таня, наливая себе бокал вина. — И скажи, что ведьмы умеют наводить порчу. На карбюратор. И на потенцию. Пусть боится.
Она отпила вино и посмотрела на свою идеальную, чистую, пахнущую лавандой гостиную.
На полке в ванной стояла новая баночка La Mer.
В прихожей не было ни одной лишней пары обуви.
Тишина звенела.
Это была лучшая музыка на свете.
И Таня знала: больше никто и никогда не получит ключи от её жизни без её ведома. Потому что ключи — это не просто металл. Это власть. А властью, как известно, не делятся.
***
Вы даже не представляете, какие тайны скрывают за закрытыми дверями "идеальные" семьи: там, где были улыбки, теперь кипят измены, дележка и холодная месть. Эти жизненные истории пробирают до мурашек, а непредсказуемый финал заставит вас по-новому взглянуть на тех, кто рядом: