- Ты, парень, полегче бы пока… Тетка эта, хоть и ведьмака ваша местная, да не всесильная она. А у тебя еще дело есть. Или ты забыл Настю свою, тебе уже другая по сердцу?
Алюша стояла у задней калитки, чуть не по колено провалившись в снег, смотрела на Захара пристально, как будто хотела просверлить его взглядом насквозь. У мужика и так сил было не много, каждый взмах колуна давался с трудом, а тут он их вообще лишился, поставил колун в сугроб, сел на колоду. Алюша, как лягуха, попавшая в сливки, побарахталась в сугробе, но выбралась. Откинула заиндевевшей варежкой веревку, с силой выперла калитку, сгребая снег, зашла.
- Во-во. Вишь, испариной тебя обметало. Простынешь еще. В дом пошли.
Захар вдруг подчинился. С трудом встал, дивясь, как эта исковерканная болезнью тетка открыть сумела калитку, занесенную снегом, поплелся за ней. А та прямо летела над прочищенной тропкой, еле касаясь валенками снега. Уже в сенях она обернулась, снова глянула на мужика, но уже мягче, почти ласково.
- Ты удивляться давай-ка переставай. А то удивлялка твоя совсем испортится, дел чудных будет навалом. Веди в дом-то, хозяин, или у тебя хозяйка новая завелась?
Захар прошел, скинул тулуп, подкинул пару колотых бревнышек в печь, в доме выстыло, было неуютно и как-то нежило.
- Нет…Хозяйки нет, вижу. Напугала эту простигосподи Шукар, не явится, наверное, больше. Да и поделом ей, из-за нее Вирин снова в канал угодила, черти бы ее съели.
Алюша, наконец, справилась с валенками, в одних спущенных чулках протопала к печке, прислонилась, прищурилась, как старая кошка, сомлев от тепла. Захар вытащил из печи чугунок, грохнул его на стол, приоткрыл крышку. Оттуда рванул запашистый парок, да такой вкусный, что у обоих потекли слюнки.
- Ну, располагайся, гостюшка, коль пришла. Хозяйки нет у меня, так может ты похозяйствуешь? Иль не умеешь?
Алюша молчала, просто смотрела. И Захар вдруг застыдился, как будто этой чудной бабе и говорить-то такого нельзя.
- Пошутил я. Картохи хочешь? У меня и масло есть, вчера Любавка принесла.
Алюша кивнула, достала с полки из-под завески миски, поставила на стол. Подумала, взяла у печки из корытца мытые ложки, тоже положила.
- Умею, чего ж не уметь. Я и не то умею. А картохи хочу, запашистая у тебя. Клади.
…
Ели молча. Потом, вымакав растопленное масло не очень свежим хлебушком, долго и тоже молча пили чай с малиновым листом да со смородиновым вареньем.
- Я чего пришла, Захар… Тебе знать кое-что надо, но ты, боюсь, понять не сможешь. Но я попробую…
Захар свернул цигарку, но закурить не решился, так и крутил в мощных пальцах, не зная куда деть. Смотрел, вроде, но глаза были тоскливые и слепые, как будто бельмами их закрыло.
- Ты только сейчас сразу не говори ничего. Просто слушай. Ты вот ни разу не спросил жену - куда она пропадала настолько. Боялся, или знать не хотел? Или язык не поворачивался?
Захар поднял плечи, как будто юродивая его ударила наотмашь, но ничего не ответил. Он не знал что отвечать.
- Ну, оно ясно так-то. Страшно узнать то, что осознать не можешь. Проще делать вид, что не случилось ничего. Так вот, Захарушка…
Алюша долго и очень простыми словами рассказывала Захару о его Насте-Вирин. Она видела, что он почти ничего не понимал. И что он ей не особо верит, ведь это все равно, что поверить, что его Настюша вернулась с того света. Проводник поняла это, махнула рукой.
- Ладно. Не столь важно это все. Главное тебе надо уяснить, Захар. Вернуть Настю должен ты. Больше некому.
И тут Захар вдруг пришел в себя. В его пустых глазах загорелись странные огоньки, вроде, как у волка, который увидел добычу. Он с силой отбросил от себя почти рассыпавшуюся цигарку, подался навстречу юродивой.
- Вернуть? Ты что говоришь, глупая? Женка моя утопла. Я век буду плакать о ней, ты зачем явилась сюда?
Алюша вздохнула, подвинула к мужику табурет поближе, села, прижала ладонь к его горячему лбу. Захар разом успокоился, чуть качнулся, как в забытьи, а Алюша начала что-то медленно говорить на неизвестном наречии. Мужик слушал и кивал, как завороженный. Потом юродивая резко отняла ладонь, да так, что голова Захара дернулась, клацнули зубы.
- Ты все понял? Придешь ко мне завтра. Я покажу путь…
…
Юродивая ушла, а Захар так и сидел за столом, глядя в темнеющее окно.
…
Утро встретило их, уже идущих по лесной тропе таким ярким солнцем, что показалось, что вдруг наступила весна, безумная, не по времени, отчаянная. Алюша бежала впереди, по ее старому тулупу прыгали солнечные зайчики, и непонятно было откуда они здесь, в этом глухом лесу. Наконец они остановились около огромного муравейника, странно не присыпанного снегом, которого навалило вчера по пояс.
- Здесь. Стой, Захар…
Она снова прижала ладонь ко лбу мужика, забормотала что-то, и он вторил, чуть шевеля губами.
- У тебя ровно час. Во временном коридоре нет времени, в этих перемещениях его тоже нет, и это то, что позволит нам спасти Вирин. Ты попадешь ровно туда, где сейчас Настя. Она еще не во времени, оно в ней мечется, она ничего не соображает, ее еще можно развернуть. Ее еще не нашли, а вот ты найдешь, ты все понял?
Захар кивал. В его замутненном сознании то проявлялись, то исчезали какие-то образы, они были жуткими - кругляши, поднимающиеся над горами, серая крышка на месте неба, люди, похожие на привидения из россказней старух. Но главное он помнил четко - он должен забрать Настю оттуда.
Он послушно встал спиной к муравейнику, который вдруг начал пульсировать, превращаясь в воронку. И Алюша с такой силой толкнула его в ее зияющую пасть, что он опрокинулся навзничь. И исчез.