Цифры на электронных часах светились ядовито-зеленым светом: 03:14. Время, когда реальность истончается, а ночные страхи обретают плоть.
Я проснулась не от шума. В доме царила та ватная, звенящая тишина, которая бывает только в загородных коттеджах глубокой ночью. Я проснулась от холода. Место рядом со мной было пустым. Одеяло, обычно натянутое на плечи Андрея, лежало смятым комом. Я провела рукой по простыне — она уже остыла. Значит, он встал давно.
— Андрей? — позвала я шепотом, но мой голос утонул в темноте спальни.
Первая мысль была банальной: воды попить или давление. В пятьдесят лет организм уже диктует свои правила, даже если ты стараешься держать себя в форме. Андрей в последнее время жаловался на бессонницу. «Проекты, Лена, сплошные дедлайны», — говорил он, протирая очки своим фирменным жестом, который я любила уже четверть века.
Я встала, накинула шелковый халат и босиком вышла в коридор. Паркет приятно холодил ступни. С первого этажа, из кухни, не доносилось ни звука. Но из кабинета мужа, дверь которого была приоткрыта буквально на сантиметр, просачивалась тонкая полоска желтого света.
Я уже хотела толкнуть дверь, войти и шутливо пожурить его за ночные бдения, как вдруг замерла.
Он говорил.
Это был не тот деловой, жесткий баритон, которым он отчитывал подрядчиков по телефону. И не тот усталый, домашний голос, которым он просил передать соль за ужином.
— ...тише, моя хорошая, не плачь, — прошептал Андрей.
Я окаменела. Рука, занесенная над дверной ручкой, повисла в воздухе.
— Я знаю, что тебе страшно. Мне тоже. Но мы справимся. Я обещаю, я все решу. Ты же веришь мне?
Пауза. Он слушал ответ.
Мое сердце ударилось о ребра так сильно, что мне показалось, этот стук слышен на весь дом. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба через месяц. Двое взрослых сыновей. Совместный бизнес, который мы строили с нуля, продавая китайские пуховики на рынке в девяностых, чтобы теперь владеть сетью логистических центров.
— Я скоро приеду, — его голос стал бархатным, обволакивающим. Именно так он успокаивал меня, когда у меня случился выкидыш двадцать лет назад. Именно так он шептал мне в нашу первую брачную ночь. — Потерпи немного. Никто не узнает. Особенно она.
Она.
Это слово ударило меня под дых сильнее, чем физический удар. «Она» — это я. Я превратилась в местоимение третьего лица. В препятствие. В «неё».
— Ложись спать, маленькая. Целую.
Послышался скрип кожаного кресла — он вставал.
Меня накрыло паникой. Я не могла позволить ему увидеть меня сейчас. Если он выйдет и увидит меня стоящей под дверью, всё рухнет прямо здесь, на этом холодном паркете. А я была не готова. Мой мозг отказывался обрабатывать информацию. Этого не может быть. Андрей — образец порядочности. Скучный, надежный, верный Андрей.
Я метнулась назад в спальню, двигаясь на цыпочках быстрее, чем в молодости. Прыгнула в постель, натянула одеяло до самого подбородка и зажмурилась. Сердце колотилось где-то в горле.
Через минуту дверь спальни скрипнула. Я старалась дышать ровно, имитируя глубокий сон. Матрас прогнулся под его весом. Он лег рядом. От него пахло не чужими духами — нет, от него пахло его привычным лосьоном после бритья и немного — старым коньяком. Он выпил? Андрей почти не пил.
Он лежал на спине и смотрел в потолок. Я чувствовала его напряжение. Потом он повернулся ко мне. Его рука легла мне на талию. Обычно этот жест дарил мне чувство защищенности. Сейчас мне захотелось сбросить его руку, закричать, ударить его. Но я лежала неподвижно, проваливаясь в черный омут отчаяния.
«Маленькая». Он назвал её «маленькая». Меня он так не называл уже лет пятнадцать.
Остаток ночи я не спала. Я лежала и слушала его дыхание, которое через полчаса стало ровным и глубоким. Он спал. Он предал меня, разрушил нашу жизнь одним телефонным звонком, и спокойно уснул.
Когда будильник прозвенел в 7:00, я чувствовала себя так, словно меня переехал асфальтоукладчик. Глаза были сухими и воспаленными, в голове гудело.
Я спустилась на кухню. Андрей уже был там. Он стоял у кофемашины, одетый в идеально выглаженную белую рубашку. Запах свежемолотого кофе и поджаренных тостов — запах нашего обычного, счастливого утра — теперь вызывал тошноту.
— Доброе утро, Ленусь, — он обернулся и улыбнулся. Той самой открытой, теплой улыбкой.
Он подошел и чмокнул меня в щеку. Его губы были теплыми.
— Ты бледная какая-то, — заметил он, вглядываясь в мое лицо. В его глазах было искреннее участие. Или то, что я двадцать пять лет принимала за искренность. — Плохо спала?
— Голова болит, — мой голос прозвучал хрипло, чужой.
— Может, останешься сегодня дома? Я сам съезжу в офис, проведу планерку.
— Нет, — отрезала я слишком резко. Андрей удивленно вскинул брови. — Нет, я поеду. У меня встреча с аудиторами.
Мы сели за стол. Он намазывал масло на тост, просматривал новости в планшете и время от времени зачитывал мне заголовки.
— Представляешь, опять акции упали. Хорошо, что мы вывели активы в прошлом квартале... Кстати, ты не забыла, что в субботу мы едем к маме на дачу? Нужно купить тот насос, о котором она просила.
Он вел себя так, словно ничего не случилось. Словно в три часа ночи он не шептал слова любви другой женщине. Словно я не стала для него «ею» — досадной помехой.
Я смотрела на его руки — красивые, ухоженные пальцы, которые ловко управлялись с ножом. Я знала каждую родинку на этих руках. Я знала, как он хмурится, когда думает. Я знала, что он не любит оливки, но ест их, если я положу в салат, чтобы не обидеть меня.
Неужели всё это было ложью? Или ложью была только эта ночь?
— Андрей, — начала я, чувствуя, как дрожат руки. Я спрятала их под стол.
— Мм? — он поднял глаза от планшета. Взгляд ясный, голубой, чистый.
— Ты сегодня ночью... вставал?
Секунда тишины. Мне показалось, или в глубине его зрачков мелькнула тень?
— Да, — легко ответил он. — Воды захотелось. А потом решил почту проверить, там от китайцев письмо должно было прийти. А что? Я тебя разбудил? Прости, родная.
Он лгал. Он лгал мне в лицо, глядя прямо в глаза, и даже не моргнул. «Почту проверить». «Китайцы».
— Нет, не разбудил, — выдавила я. — Просто... показалось, что ты с кем-то разговаривал.
Андрей замер с чашкой кофе у рта. На долю секунды его лицо стало маской. Абсолютно ничего не выражающей, застывшей маской. Но уже в следующее мгновение он рассмеялся — легко и непринужденно.
— Лена, с кем я мог разговаривать в три ночи? С холодильником? Или ты думаешь, у меня тайная связь с голосовым помощником Алисой?
Он потянулся через стол и накрыл мою руку своей.
— Тебе точно надо отдохнуть. Ты переутомилась. Давай я куплю нам путевки? Мальдивы? Или куда ты хотела, в Португалию?
— В Португалию, — эхом отозвалась я.
— Вот и отлично. Сегодня же поручу секретарю заняться этим.
Он допил кофе, встал, поправил галстук.
— Я побежал. Люблю тебя.
Он вышел из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь, взревел мотор его внедорожника, и звук стих за воротами.
Я осталась одна в огромном, светлом, уютном доме, который вдруг стал похож на декорацию к фильму ужасов. На столе осталась его чашка с недопитым кофе. На ободке — едва заметный след.
Я взяла телефон. Руки тряслись так, что я с трудом разблокировала экран. Что делать? Проверить его звонки? У нас был общий семейный тариф, но детализацию мог заказать только он. Взломать его компьютер? Я не знала пароля от его личного ноутбука, он всегда говорил, что там «коммерческая тайна».
Я подошла к окну. Солнце заливало ухоженный газон, цвели гортензии, которые мы сажали вместе. Идеальная картинка.
«Никто не узнает. Особенно она».
Я не просто узнала. Я собиралась выяснить всё.
Я поднялась в кабинет. Воздух там всё еще хранил слабый запах его парфюма и чего-то еще... какого-то сладковатого, едва уловимого аромата. Я подошла к столу. На полированной поверхности красного дерева не было ничего лишнего. Ноутбук он забрал с собой.
Я выдвинула верхний ящик. Ручки, блокноты, степлер. Второй ящик — документы на дом, страховки. Третий ящик был заперт.
Я дернула ручку. Заперто.
Андрей никогда не запирал ящики дома. От кого? От домработницы, которая приходила раз в неделю и была божьим одуванчиком? От меня? У нас не было секретов.
Я огляделась. Где он мог держать ключ? Под ковром? В вазе? Нет, это слишком банально для Андрея. Он любил сложные решения.
Взгляд упал на книжный шкаф. Собрание сочинений Диккенса. Андрей ненавидел Диккенса, но эти книги достались ему от отца, и он хранил их как память. Третий том стоял чуть глубже остальных.
Я подошла, достала книгу. Она раскрылась сама — между страницами лежала не закладка, а маленький серебристый ключ.
Сердце снова забилось в бешеном ритме. Я вернулась к столу, вставила ключ в скважину третьего ящика. Поворот. Щелчок.
Ящик медленно выехал вперед.
Там не было любовных писем или фотографий другой женщины. Там лежал всего один предмет. И увидев его, я поняла, что ситуация намного хуже, чем банальная измена.
На бархатной подложке лежал старый, кнопочный телефон «Нокиа». Одноразовый, какие используют дилеры в кино. И рядом с ним — пистолет. Макаров. Черный, маслянистый, хищный.
Я протянула руку к телефону, но экран вдруг загорелся. Пришло сообщение.
Всего два слова:
«Она подозревает?»
Экран «Нокии» погас, снова погрузив ящик в полумрак. Я стояла, глядя на черный прямоугольник дешевого пластика и хищный блеск вороненой стали. В висках стучало: «Она подозревает?»
Кто это писал? Любовница? Сообщница? Женщина, ради которой он готов носить с собой оружие?
Первым порывом было схватить телефон и пролистать переписку. Узнать всё прямо сейчас. Но инстинкт самосохранения, тот самый, что помог нам выжить при рэкете двадцать лет назад, сработал быстрее эмоций. Если я возьму телефон, я могу оставить отпечатки. Если я попытаюсь его включить, он может запросить пароль, и попытка взлома зафиксируется. Если Андрей обнаружит, что я рылась в его вещах, я потеряю преимущество. А преимущество у меня сейчас было только одно: он думал, что я — глупая, стареющая жена, озабоченная лишь поездкой в Португалию.
Я вытащила свой смартфон. Руки дрожали, но я заставила себя сделать глубокий вдох. Сфотографировала содержимое ящика. Затем приблизила камеру максимально близко к экрану «Нокии», надеясь, что, если сообщение снова всплывет, я успею заснять номер отправителя. Я ждала минуту, две. Тишина. Экран оставался черным.
Рисковать больше было нельзя.
Я аккуратно, стараясь не сдвинуть бархатную подложку ни на миллиметр, задвинула ящик. Повернула ключ. Щелчок замка прозвучал в тишине кабинета как выстрел. Вернула ключ в томик Диккенса, на страницу 148 — я запомнила номер страницы, когда открывала книгу. Книга встала на полку, слившись с рядом таких же золоченых корешков.
Всё чисто. Идеально. Как будто меня здесь не было.
Я вышла из кабинета, притворив дверь ровно на ту щель, которую оставил Андрей.
В душевой я стояла под струями горячей воды, пытаясь смыть с себя липкий страх. Пистолет. Андрей — мой Андрей, который морщился, когда нужно было мышеловку поставить, — хранит дома боевое оружие. Значит, он чего-то боится. Или кого-то. Или... готовится к чему-то.
«Она подозревает?»
В этом вопросе сквозила не романтика тайных встреч. В нем был расчет. Холод, от которого сводило скулы.
Одеваясь, я выбрала не привычный мягкий трикотаж, а жесткий деловой костюм цвета графита. Броню. Я нанесла макияж тщательнее обычного, скрывая тени под глазами. В зеркале на меня смотрела Елена Владимировна Самойлова, финансовый директор крупного холдинга, а не преданная жена.
До офиса я добралась за сорок минут. Наш логистический центр располагался в промзоне на окраине города. Огромные ангары, вереницы фур, снующие погрузчики — это была империя, которую мы построили вместе. Каждый кирпич здесь был оплачен нашими нервами. И я не собиралась отдавать это без боя какой-то «маленькой», с которой он шепчется по ночам.
— Елена Владимировна, доброе утро! — щебетала Марина, наш секретарь, едва я вошла в приемную. — Андрей Викторович уже у себя, просил передать, что совещание по тендеру переносится на одиннадцать.
— Спасибо, Марина, — кивнула я, проходя мимо.
Дверь кабинета Андрея была распахнута. Он сидел за своим огромным столом, разговаривая по телефону. Увидев меня, он улыбнулся и помахал рукой, жестом приглашая войти.
— ...да, конечно, Сергей Петрович. Логистику берем на себя. Документы будут к вечеру. Всех благ.
Он положил трубку и посмотрел на меня сияющими глазами.
— Ленусь! Ты все-таки приехала? Герой. Голова прошла?
Я смотрела на него и видела незнакомца. Как я могла двадцать пять лет делить постель с человеком и не знать, что он — превосходный актер?
— Таблетку выпила, полегчало, — солгала я, садясь в кресло напротив. — Не хотела пропускать аудит. Ты же знаешь этих ребят, им палец в рот не клади.
— Это точно, — усмехнулся он. — Кстати, насчет Португалии. Я забронировал отель. Тот самый, на скале, помнишь?
— Помню, — я выдавила улыбку. — Андрей, я хотела спросить...
Сердце пропустило удар. Я ступала на тонкий лед.
— Что?
— По поводу безопасности. Вчера в новостях говорили, что участились кражи в загородных домах. Может, нам стоит обновить сигнализацию? Или... не знаю, купить средство самообороны?
Я внимательно следила за его лицом. Ни один мускул не дрогнул.
— Лен, ну ты чего? У нас охрана поселка, тревожная кнопка, камеры. Кому мы нужны? — он рассмеялся, встал и обошел стол, чтобы приобнять меня за плечи. — Не накручивай себя. Мы в полной безопасности.
Его руки на моих плечах ощущались как тяжелые кандалы. «Кому мы нужны?» Значит, пистолет не для защиты дома. Пистолет для чего-то, что касается лично его. И её.
— Ты прав, — согласилась я. — Наверное, нервы.
Я вышла из его кабинета, чувствуя, как по спине струится холодный пот. Он лгал так естественно, что мне на секунду показалось, будто пистолет и телефон мне приснились. Но фото в моем смартфоне было реальным.
Закрывшись в своем кабинете, я включила компьютер. Мои пальцы летали по клавиатуре. Как финансовый директор, я имела доступ ко всем счетам компании. Если у него есть любовница, он должен тратить на неё деньги. Цветы, рестораны, подарки. Если это что-то серьезнее — квартиры, машины.
Я открыла детализацию его корпоративной карты. Рестораны — да, много, но это представительские расходы, всегда в рабочее время. Бутики? Нет. Ювелирные? Чисто.
Странно. Андрей не был скрягой. Если он завел роман, то должен был пускать пыль в глаза.
Я переключилась на движение средств по счетам фирмы. Обычная рутина: оплата топлива, зарплаты, налоги, лизинг... Стоп.
ООО «Вектор-Снаб». Ежемесячные платежи за «консультационные услуги». Суммы небольшие, по двести-триста тысяч рублей, чтобы не привлекать внимания финмониторинга. Но регулярные. Начались полгода назад.
Я открыла папку с договорами. Договор с «Вектор-Снаб» был подписан Андреем лично. Никаких актов выполненных работ в общей базе не было.
Я пробила компанию через наш сервис проверки контрагентов. «Вектор-Снаб». Зарегистрирована восемь месяцев назад. Уставной капитал — десять тысяч рублей. Учредитель и генеральный директор — некая Ковалева Ирина Сергеевна, 1998 года рождения.
Двадцать пять лет. Ей двадцать пять лет. Ровесница нашего старшего сына.
«Маленькая».
Я почувствовала прилив тошноты. Классика жанра. Кризис среднего возраста, молодая девица, деньги из семейного бизнеса на ее содержание. Но зачем пистолет? Зачем конспирация уровня шпионского боевика с одноразовыми телефонами? Неужели он боялся меня настолько, что готов был отстреливаться? Это бред. При разводе он потерял бы половину, но остался бы жив и здоров. Здесь было что-то другое.
Я выписала ИНН компании и имя учредителя. Что дальше? Идти к нему и швырнуть распечатку в лицо? Нет. Тогда я не узнаю про оружие и про то, в какую грязь он вляпался.
Мне нужна была помощь. Но кому можно доверять? Начальнику службы безопасности? Он бывший мент, приятель Андрея, они вместе ездят на рыбалку. Он сдаст меня через пять минут.
И тут я вспомнила.
Глеб.
Глеб был нашей «крышей» в конце девяностых. Суровый, немногословный мужик, который решал вопросы, когда бандиты приходили за данью. Потом, когда всё легализовалось, он ушел в тень, открыл свое частное охранное агентство, занимался сложными случаями. Мы не общались лет десять, но Андрей всегда отзывался о нем с уважением и... опаской.
Глеб не был другом Андрея. Он был профессионалом, работающим на того, кто платит.
Я нашла его номер в старой записной книжке, которую хранила в нижнем ящике стола скорее как сувенир. Гудки шли долго.
— Слушаю, — голос был хриплым, словно проржавевшим.
— Глеб Викторович? Это Елена Самойлова. «Транс-Логистик». Помните?
Пауза.
— Помню, Лена. Трудно забыть, как вы с мужем фуры отбивали на трассе. Что случилось? Андрей в порядке?
— Андрей в порядке, — сказала я, глядя в окно на серую парковку. — Проблема у меня. И мне нужно, чтобы Андрей об этом не знал. Это конфиденциально. Очень.
В трубке повисло молчание. Глеб оценивал риски.
— Это касается его жизни или твоей?
— Возможно, обоих. Глеб, я нашла у него оружие. И левый телефон. И мне кажется... мне кажется, я совсем не знаю человека, с которым живу.
— Где ты сейчас?
— В офисе.
— В офисе не говори. И по этому телефону больше не звони. У тебя есть мессенджер «Сигнал»?
— Установлю.
— Напиши адрес. Встретимся через час. Не в ресторане. Есть старый сквер на улице Ленина, у памятника. Там людей мало. Приезжай одна. И проверь, нет ли у тебя «хвоста».
— «Хвоста»? — переспросила я, чувствуя, как холодеют пальцы.
— Лена, если у мужа ствол и левая трубка, значит, он играет в игры, где правил нет. Будь осторожна.
Он отключился.
Я сидела, сжимая телефон до побеления костяшек. Час назад я была просто обманутой женой, ищущей доказательства измены. Теперь я ехала на встречу с человеком из прошлого, чтобы выяснить, во что втянул нас мой муж.
Я вышла из кабинета.
— Марина, я отъеду на встречу с налоговой. Буду через два часа.
— Хорошо, Елена Владимировна. А Андрей Викторович спрашивал, пообедаете ли вы вместе.
— Скажи ему, что я перехвачу что-нибудь в городе. Пусть не ждет.
Я спустилась на парковку, села в свой «Лексус». Прежде чем завести мотор, я огляделась. Обычная парковка. Охранник в будке курил, глядя в телефон. Водитель фуры протирал зеркала. Ничего подозрительного.
Но выезжая за ворота, я впервые за много лет посмотрела в зеркало заднего вида не для того, чтобы перестроиться, а чтобы проверить, не едет ли за мной черный джип с тонированными стеклами.
Паранойя пустила свои корни глубоко и быстро.
Добравшись до сквера, я увидела Глеба сразу. Он почти не изменился, только седины стало больше, а шрам на щеке стал глубже. Он сидел на скамейке и кормил голубей, выглядя как обычный пенсионер. Если не смотреть в его глаза. Глаза у него были как у волка — внимательные и неподвижные.
Я села рядом, стараясь держать дистанцию.
— Рассказывай, — сказал он, не поворачивая головы. — Только факты. Без соплей про 25 лет брака. Это я и так знаю.
Я рассказала всё. Про ночной шепот. Про «маленькую». Про «Нокию» в тайнике. Про пистолет. Про фирму-однодневку «Вектор-Снаб» и Ирину Ковалеву.
Глеб слушал молча, продолжая крошить хлеб. Когда я закончила, он отряхнул руки.
— Ковалеву я пробью. Фирму тоже. Но пистолет мне не нравится больше всего. Макаров?
— Кажется, да.
— Номер видела?
— Нет, не догадалась посмотреть.
— Плохо. Если ствол «грязный», то есть на нем висят трупы, то Андрей в большой беде. Или он сам — беда.
Он повернулся ко мне.
— У тебя есть доступ к его машине? К его ключам?
— Да. Запасной комплект дома.
— Мне нужно поставить трекер и «жучок». Ты сможешь это сделать? Или мне прислать человека?
— Я сама, — быстро ответила я. Пускать чужого человека в наш гараж было слишком рискованно. — Скажи, что делать.
Глеб достал из кармана пальто маленькую коробочку, похожую на спичечный коробок.
— Магнитный маячок. Прицепишь под бампер, лучше задний, там грязи больше, не заметит. А это, — он протянул мне что-то, похожее на плоскую черную пуговицу, — диктофон. Работает на активацию голосом. Спрячь в салоне. Под сиденьем, в щель между подушками. Главное, чтобы не нашли на мойке.
Я взяла эти шпионские штучки. Они жгли ладонь. Я, Елена Самойлова, уважаемая женщина, буду ползать под машиной мужа и цеплять жучки. До чего я докатилась?
— И еще, Лена, — Глеб сжал мою руку, его хватка была железной. — Если он заметит, что ты что-то знаешь... Не геройствуй. Беги ко мне. Поняла?
— Ты думаешь, он может меня... убить? — слово застряло в горле.
Глеб посмотрел мне прямо в глаза.
— Я думаю, что люди, которые шепчут по ночам в левые телефоны и хранят стволы в томиках классиков, способны на всё. Даже если вы прожили вместе четверть века. Люди меняются, Лена. Иногда — страшно меняются.
В этот момент мой телефон завибрировал. На экране высветилось фото Андрея — улыбающегося, в солнечных очках, на фоне моря.
— Да? — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Ленусь, ты где? — голос Андрея был напряженным. — Я звонил в налоговую, твоего инспектора нет на месте. Ты где?
Меня обдало холодом. Он проверял меня.
— Я в аптеке, Андрей, — мой голос даже не дрогнул. Ложь слетела с губ легче, чем я ожидала. — У меня мигрень разыгралась такая, что в глазах темно. Я не доехала до налоговой, свернула на полпути. Сижу в машине, жду, пока таблетка подействует.
В трубке повисла тишина. Я слышала, как он дышит. Он анализировал, взвешивал мои слова на своих внутренних весах.
— Бедная моя, — наконец произнес он, и напряжение в его голосе сменилось привычной, хоть и немного наигранной заботой. — Почему сразу не позвонила? Я бы водителя прислал.
— Не хотела тебя отвлекать. Ты же знаешь, как это бывает. Полчаса посижу и поеду домой. В офис сегодня не вернусь.
— Конечно, езжай домой. Я постараюсь освободиться пораньше. Купить что-нибудь к ужину? Или лучше закажем легкое?
— Закажи сам. Мне все равно.
Я нажала отбой и только тогда выдохнула. Руки на руле были влажными. Я только что прошла первый уровень в этой смертельной игре: я соврала мужу о своем местонахождении, и он поверил. Или сделал вид, что поверил.
Я действительно заехала в аптеку, купила упаковку сильного обезболивающего — для алиби. Чек сунула в карман. Мелочи решают всё. Этому меня научил Андрей, когда мы вместе подделывали накладные в девяносто восьмом, чтобы не платить бандитские проценты. Ирония судьбы: навыки, которые мы оттачивали, спасая семью, теперь я использовала против него, чтобы спасти себя.
Домой я вернулась раньше него. Дом встретил меня тишиной и запахом полироли. Теперь этот запах казался мне запахом склепа.
У меня было около часа.
Я загнала свой «Лексус» в гараж. Место Андрея рядом пустовало. Это было плохо. Чтобы установить трекер и жучок, мне нужен был доступ к его машине, когда он будет дома. Но делать это при нем — безумие. Гараж просматривается из окна кухни.
План созрел мгновенно. Я оставила ворота гаража открытыми. Якобы забыла.
Когда Андрей приехал — ровно в 19:30 — я встретила его в гостиной, завернувшись в плед и изображая умирающего лебедя.
— Как ты? — он подошел, потрогал мой лоб. Рука была холодной.
— Мутит, — честно сказала я. От страха меня действительно подташнивало. — Ты загнал машину? Я, кажется, ворота не закрыла.
— Загнал, не волнуйся. Ты ужинала?
— Нет, не могу. Пойду прилягу. Ты поешь без меня.
— Я только в душ схожу, смою с себя этот день, — он устало потер шею. — И принесу тебе чай с мятой.
Это был мой шанс.
Как только шум воды зажурчал в ванной на втором этаже, я сбросила плед. Адреналин ударил в кровь, мгновенно убирая усталость. Я схватила устройства, которые дал Глеб, и на цыпочках, но быстро, сбежала по лестнице.
Дверь в гараж из дома была не смазана. Я открывала её, придерживая ручку обеими руками, молясь, чтобы она не скрипнула. Тишина.
В гараже пахло остывающим металлом и резиной. Огромный черный внедорожник Андрея стоял, как спящий зверь. Свет я включать не стала — хватило тусклого света, падавшего из прихожей.
Я легла на холодный бетонный пол. Костюм от Шанель, который стоил целое состояние, собирал пыль и масляные пятна, но мне было плевать. Я проползла под задний бампер. Где тут металл? Везде пластик. Черт!
Рука шарила в темноте. Наконец, пальцы нащупали металлическую балку рамы. Щелчок магнита прозвучал оглушительно громко в замкнутом пространстве. Я дернула коробочку — держится намертво.
Первая часть выполнена. Теперь самое сложное. Салон.
Я выбралась из-под машины, отряхнула колени. Подошла к водительской двери. Заперто. Конечно, заперто.
Я метнулась к настенному шкафчику, где мы хранили запасные ключи. Пусто.
Кровь отхлынула от лица. Андрей перевесил ключи? Или забрал запасной комплект? Раньше они всегда висели здесь, на крючке с надписью «Тойота».
Я оглядела гараж. На верстаке, среди инструментов, ничего. На полке с автохимией — ничего.
Время уходило. Шум воды наверху мог прекратиться в любую секунду. Если он выйдет и не найдет меня в постели...
Взгляд упал на тумбочку у входа, куда мы обычно бросали мелочь. Там, под старой квитанцией за электричество, блеснул металл. Я схватила брелок. Да!
Нажала кнопку разблокировки. «Бип-бип». Звук показался мне сиреной воздушной тревоги. Я замерла, глядя на дверь в дом. Тишина. Вода всё еще шумела.
Я рванула дверь джипа. В нос ударил запах кожи и... тот самый сладковатый аромат. Не женские духи. Это был запах дорогого табака с вишней. Андрей бросил курить десять лет назад.
Я сунула руку под водительское сиденье, нащупывая щель между подушкой и спинкой. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Зажигалка? Нет, не важно. Я запихнула «пуговицу» диктофона как можно глубже, под пружины.
Захлопнула дверь. Нажала блокировку. Вернула ключи на тумбочку.
Когда я вбежала обратно в спальню и нырнула под одеяло, сердце колотилось так, что ребрам было больно.
Вода в душе стихла через минуту.
Андрей вошел в спальню, обмотанный полотенцем. Его волосы были мокрыми, он выглядел моложе и беззащитнее.
— Ты как? — спросил он шепотом.
— Вроде легче, — прохрипела я. — Таблетка действует.
Он сел на край кровати.
— Лен, я тут подумал... Может, ну его, этот бизнес? Продадим всё к чертям, уедем жить к морю. Купим домик с виноградником. Будем делать вино, внуков нянчить.
Он смотрел на меня с такой тоской, что мне стало страшно. Это не был взгляд изменщика. Это был взгляд человека, загнанного в угол.
— Почему ты об этом заговорил? — осторожно спросила я.
— Устал. Просто устал, — он отвел глаза. — Мир стал каким-то... хищным.
Он наклонился, поцеловал меня в лоб и встал.
— Спи. Я буду внизу, поработаю немного с документами. Не хочу тебе мешать.
Он ушел. А я осталась лежать в темноте, сжимая в руке телефон.
Через десять минут экран мигнул. Сообщение в «Сигнале» от Глеба.
Я открыла чат. Там было фото и короткий текст.
На фото была молодая девушка. Очень худая, с короткими, выжженными перекисью волосами и темными кругами под глазами. Она не была красавицей. В ней было что-то дикое, поломанное. Она сидела на больничной койке, глядя в камеру исподлобья.
Текст сообщения гласил:
«Ирина Сергеевна Ковалева. 25 лет. Судимость за хранение наркотиков (условно). Три привода за мелкие кражи. Последние полгода числится пациенткой в частной клинике «Новая Жизнь» (реабилитация наркозависимых). Оплата за лечение поступает от ООО «Вектор-Снаб». Но это не главное, Лена. Главное — её девичья фамилия. По матери она Ковалева. А по отцу — Волкова. Она дочь Вити «Волка». Того самого, чей склад сгорел в 99-м. Помнишь?»
Я выронила телефон на подушку.
Витя Волк. Главный конкурент Андрея в конце девяностых. Бандит, который держал в страхе половину рынка. Его склад сгорел дотла вместе с товаром на миллионы долларов. Ходили слухи, что это был поджог. После этого Волк разорился, спился и, кажется, повесился. Андрей тогда сказал: «Собаке собачья смерть». Мы заняли его нишу. Мы выросли на пепелище его империи.
Его дочери тогда было всего несколько месяцев.
Андрей платит за лечение дочери своего врага? Дочери человека, которого, возможно... он сам и уничтожил?
Но шепот. «Тише, моя хорошая... я всё решу».
И пистолет.
Внизу, в кабинете, хлопнула дверь. Потом еще одна — входная. Я вскочила, подбежала к окну.
Андрей вышел из дома. Он был одет в черную ветровку. Он быстрым шагом направился не к машине, а к калитке на заднем дворе, которая вела в лес. В руке у него была спортивная сумка.
Я увидела, как в его другой руке на секунду блеснул экран телефона. Не его айфона. Маленький, голубоватый экранчик старой «Нокии».
Он уходил в ночь. Пешком. С сумкой.
Я поняла, что у меня есть выбор: остаться в безопасной постели и ждать утра или пойти за ним. Но я знала, что уже не смогу просто ждать.
Я натянула джинсы, черный свитер, сунула ноги в кроссовки. Схватила свой телефон и ключи.
Если дочь Волка в игре, значит, прошлое вернулось, чтобы забрать долги. И проценты по этим долгам могут быть кровавыми.
Лес за нашим поселком был не тем уютным парком, где мы гуляли по выходным с собакой. Ночью это была враждебная территория. Ветки хлестали по лицу, как живые плети, мокрая трава мгновенно пропитала кроссовки, а холод пробирался под свитер, заставляя зубы стучать. Но я не чувствовала холода. Меня гнал вперед адреналин, смешанный с ужасом.
Я видела луч фонарика Андрея метрах в пятидесяти впереди. Он двигался уверенно, не скрываясь. Ему и в голову не приходило, что я — его домашняя, предсказуемая Лена — могу ползти за ним через бурелом.
«Витя Волк».
Имя пульсировало в голове в такт шагам. Я помнила тот 1999 год. Мы были на грани банкротства. Бандиты Волка перекрыли нам кислород, требуя пятьдесят процентов прибыли. Андрей тогда ходил серый, не спал ночами, курил пачку за пачкой. А потом случился пожар. Огромный складской комплекс Волка вспыхнул как спичка. Погиб сторож. Волк потерял всё и вскоре исчез. А наши дела резко пошли в гору.
Андрей тогда сказал мне: «Бог шельму метит». Я поверила. Или хотела верить. Я никогда не спрашивала, где он был в ту ночь.
Фонарик впереди погас.
Я замерла, прижавшись к стволу старой сосны. Лес кончился. Впереди был заброшенная трансформаторная будка и небольшой пустырь, поросший крапивой. Место глухое, сюда даже грибники редко заглядывали.
Луна вышла из-за туч, заливая поляну призрачным серебряным светом. Я увидела Андрея. Он стоял спиной ко мне, сжимая ручку спортивной сумки. Он чего-то ждал. Или кого-то.
Минуты тянулись как часы. Тишину нарушало только уханье совы где-то вдалеке.
Вдруг кусты на противоположной стороне поляны затрещали. На свет вышла фигура. Мужчина. Высокий, худощавый, в натянутом на глаза капюшоне толстовки. Он двигался дергано, нервно.
— Принес? — голос парня был молодым, но в нем звенела злая, хриплая наглость.
— Здесь всё, — Андрей бросил сумку на землю перед собой. Глухой звук удара о почву подсказал, что там не только одежда. Деньги. Много денег. Бумага тяжелая.
Парень в капюшоне подошел, присел на корточки и рванул молнию. Даже отсюда, с расстояния двадцати метров, я увидела плотные пачки купюр. Доллары.
— Пересчитывать будешь? — глухо спросил Андрей.
— Я тебе верю, дядь Андрей, — парень усмехнулся, поднимаясь. — Ты же не дурак. Ты знаешь, что будет, если обманешь.
«Дядя Андрей». От этого обращения меня передернуло.
— Это последний транш, — твердо сказал мой муж. — Мы договаривались. Лечение оплачено на год вперед. Сверху — еще пятьдесят тысяч. Оставьте нас в покое.
Парень рассмеялся. Смех был неприятным, лающим.
— Оставьте? Ты, похоже, не понимаешь. Ты сжег отца Ирки. Ты убил охранника. Ты разрушил её жизнь еще до того, как она научилась ходить. Ты думаешь, полтинник зелени это искупит?
— Это был несчастный случай, — голос Андрея дрогнул. — Я не хотел жертв. Я только хотел остановить Волка.
— Расскажи это прокурору. Или своей жене, — парень сделал шаг вперед. — Кстати, как там Елена Владимировна? Спит спокойно в своем шелковом белье? Она знает, что её шубы куплены на деньги, пахнущие горелым мясом?
Андрей дернулся, словно его ударили.
— Не смей говорить о ней.
— А то что? — парень сплюнул под ноги. — Что ты сделаешь, коммерс? Еще раз спичку чиркнешь? Ты стар, Андрей. Ты размяк. А мы — мы голодные. Ирка помнит всё. Мать перед смертью ей всё рассказала. Кто такой дядя Андрей и почему папа в петлю полез.
— Я помогаю ей! — почти выкрикнул Андрей. — Я вытаскиваю ее из того дерьма, куда она сама залезла!
— Ты платишь за молчание, — отрезал парень. — И платить будешь столько, сколько мы скажем. Иначе завтра утром запись признания покойного пожарного ляжет на стол следователю. И копии — твоим сыновьям. И твоей жене. Представляешь их лица? «Папа — убийца».
Андрей молчал. Я видела, как напряжена его спина. Он медленно опустил правую руку в карман ветровки.
Я знала, что там.
Сердце ухнуло в пятки. «Нет, Андрей, не надо», — мысленно взмолилась я. Убийство здесь, сейчас — это конец. Это тюрьма, это ад, это конец всему.
Парень заметил движение.
— О-о-о, — протянул он, и в его голосе не было страха, только издевка. — Ты пушку принес? Серьезно? Решил в девяностые поиграть? Ну давай. Доставай. Стреляй.
Андрей выхватил пистолет. Черный ствол «Макарова» уставился в грудь парня в капюшоне. Рука мужа дрожала.
— Уходи, — прохрипел Андрей. — Забирай деньги и исчезни. И девчонку забери. Чтобы я вас больше не видел.
Парень даже не шелохнулся. Он медленно развел руки в стороны, подставляя грудь под выстрел.
— Давай. Жми. Только помни: если я не вернусь через час, письмо уйдет автоматически. У нас всё цифровое нынче, дядя. Облачные технологии.
Андрей стоял, целясь в человека. Секунда. Две. Пять.
Я видела борьбу внутри него. Человек, который строил логистические цепочки, который боялся стоматологов и любил старые комедии, пытался заставить себя нажать на курок. Пытался стать убийцей второй раз, чтобы скрыть первое преступление.
Но он не смог.
Рука с пистолетом опустилась. Плечи поникли. Он выглядел сломленным, жалким стариком.
Парень расхохотался. Он подошел к Андрею вплотную и с размаху ударил его по лицу. Андрей пошатнулся, выронил пистолет, но устоял.
— Тряпка, — выплюнул парень. — Знал я, что ты не сможешь.
Он наклонился, поднял пистолет. Осмотрел его, взвесил в руке.
— Неплохая машинка. Заберу. Тебе она всё равно без надобности, только поранишься.
Парень подхватил сумку с деньгами, сунул пистолет за пояс.
— Следующий платеж через месяц. Сумма удваивается. Инфляция, сам понимаешь.
Он развернулся и исчез в кустах так же быстро, как появился.
Андрей остался один посреди поляны. Он упал на колени, прямо в грязь. Обхватил голову руками. И завыл. Тихо, страшно, по-звериному.
Я стояла, вцепившись в кору сосны так, что ломала ногти. Слезы текли по лицу, но я не издала ни звука.
Мой мир рухнул окончательно. Мой муж — не просто изменщик. Он преступник. Поджигатель. Причина смерти людей. Всё, что у нас есть — этот дом, машины, статус, будущее детей — всё это построено на преступлении двадцатилетней давности. Мы живем на костях.
И теперь нас доят. Шантажируют. Этот парень и дочь Волка не остановятся. Они выпьют нас до дна.
Я посмотрела на Андрея. Он все еще стоял на коленях, раскачиваясь. Мне было жаль его. И в то же время я испытывала к нему отвращение.
Мне нужно было уходить. Если он заметит меня здесь, я не смогу притворяться. А мне нужно время. Мне нужен план. Потому что платить вечно мы не сможем. А идти в полицию — значит посадить его и разрушить жизнь детей.
Я развернулась и побежала назад. Я знала дорогу. Страха больше не было. Был холодный, злой расчет.
Я вернулась в дом за десять минут до него. Сбросила грязную одежду, спрятала её в корзину для белья на самом дне. Вымыла руки и лицо ледяной водой. Легла в постель.
Когда Андрей вошел, я «спала».
Я слышала, как он долго стоял в душе. Пытался отмыть не грязь, а унижение. Потом он пришел в спальню. От него пахло виски — он выпил внизу.
Он лег, но не прикоснулся ко мне. Он лежал на самом краю кровати, словно боясь меня запачкать.
Я лежала с закрытыми глазами и думала.
Глеб. Мне нужно рассказать всё Глебу. Но если я расскажу про поджог, Глеб может отказаться помогать. Или, наоборот, использует это против нас.
Но выбора не было. Пистолет теперь у шантажиста. И на нем отпечатки Андрея. Если этого парня возьмут на чем-то другом или убьют, пистолет выведет полицию на нас.
Ситуация стала катастрофической.
Утром Андрей выглядел ужасно. Под глазами залегли черные тени, руки дрожали.
— Ты заболел? — спросила я за завтраком, намазывая джем на тост. Моя игра становилась всё совершеннее.
— Да, знобит что-то, — буркнул он, не поднимая глаз от пустой тарелки. — Лен, я тут подумал... Может, нам продать часть бизнеса? Филиал на Урале?
— Зачем? — я подняла бровь. — Он приносит отличную прибыль.
— Нужны оборотные средства. Для... нового проекта.
Он собирался продавать активы, чтобы платить шантажистам. Он собирался уничтожить всё, что мы строили, кусок за куском.
— Нет, — твердо сказала я.
Андрей вскинул голову.
— Что «нет»?
— Мы не будем продавать уральский филиал. Это глупо. Если тебе нужны деньги, возьми кредит. Или объясни мне, что за проект.
В его глазах мелькнула паника.
— Ты не понимаешь...
— Я всё понимаю, Андрей, — я посмотрела ему прямо в зрачки. — Я финансовый директор. И я не дам тебе разрушить компанию ради прихоти.
Он открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент мой телефон пискнул.
Сообщение от Глеба.
«Есть адрес парня, который встречается с Ковалевой. Кличка "Цыган". Живет в бараках за вокзалом. Но есть кое-что интереснее. Пистолет, который ты видела... Я пробил по старым каналам. Из такой же серии стволов валили людей в 90-х. Лена, тебе нужно уезжать из дома. Срочно».
Я положила телефон экраном вниз.
— Андрей, — сказала я очень мягко. — У меня для тебя сюрприз. Я сегодня не пойду на работу. Я хочу провести день с тобой. Давай съездим куда-нибудь? Просто вдвоем.
Он посмотрел на меня с такой надеждой и ужасом одновременно, что мне стало жутко. Он думал, я хочу наладить отношения. А я просто хотела держать его на виду, пока Глеб готовит ловушку.
Или пока я сама не решу, что делать с мужем-преступником.
Но тут в дверь позвонили. Настойчиво, долго.
Андрей вздрогнул, уронив вилку.
— Кто это может быть в восемь утра? — прошептал он.
Я встала.
— Я открою.
Я подошла к двери, посмотрела в глазок. На крыльце стояли двое. Полицейские. В форме.
И за их спинами маячил тот самый парень в капюшоне. Цыган. Только теперь на нем были наручники.
Они пришли не за Андреем. Они пришли ко мне.
Сердце стучало в горле, но внешне я оставалась ледяной статуей. Я открыла дверь.
На пороге стоял старший лейтенант, молодой, с цепким взглядом. Рядом — сержант, удерживающий Цыгана. Тот выглядел помятым, на скуле наливался синяк, но в глазах горел злой огонь.
— Доброе утро. Елена Владимировна Самойлова? — спросил лейтенант.
— Да, это я. В чем дело? — мой голос звучал ровно, с ноткой вежливого недоумения, свойственного богатым людям, которых беспокоят по пустякам.
Андрей вышел в коридор. Я чувствовала его страх спиной — он фонил, как радиация.
— Ваш муж, Андрей Викторович?
— Да, — ответил Андрей. Голос его сорвался.
— Мы задержали этого гражданина, — лейтенант кивнул на Цыгана, — полчаса назад в лесополосе за вашим поселком. При досмотре у него было обнаружено незарегистрированное огнестрельное оружие. Пистолет Макарова.
В коридоре повисла тишина. Я посмотрела на Цыгана. Тот ухмылялся, глядя прямо на Андрея. Сейчас он скажет. Сейчас он скажет: «Это ствол твоего мужа. Проверьте пальчики».
— И? — спросила я, вскинув бровь. — Какое отношение это имеет к нам?
— Задержанный утверждает, — лейтенант сделал паузу, внимательно следя за нашей реакцией, — что нашел пистолет у вашего забора. В кустах. Якобы он просто проходил мимо, увидел пакет, поднял...
Цыган не сдал Андрея. Пока нет. Это была проверка. Или игра. Он давал нам шанс спасти его шкуру, чтобы потом доить нас дальше. Если он скажет правду про arson (поджог) и убийство, Андрея посадят, но и денег Цыган больше не увидит. Ему нужен был не Андрей в тюрьме, а Андрей-дойная корова.
— Это смешно, — я рассмеялась, коротко и сухо. — У нас охраняемый поселок. Мы платим огромные деньги за безопасность, чтобы всякие... маргиналы не бродили у наших заборов и не находили там оружие.
— То есть, это не ваше оружие? — в лоб спросил лейтенант, глядя на Андрея.
Андрей побледнел. Он открыл рот. Я знала, что он сейчас сделает. Он начнет оправдываться, путаться, и лейтенант, не будь дураком, поймет всё.
Я шагнула вперед, закрывая мужа собой.
— Офицер, вы серьезно? — в моем голосе зазвенела сталь. — Мой муж — почетный член Торговой палаты. Мы спонсируем строительство детского сада. Вы думаете, мы разбрасываем пистолеты по кустам? Если этот наркоман нашел оружие, то, скорее всего, он его сам туда и принес. Или украл где-то еще.
Цыган дернулся.
— Эй, полегче, мадам!
— Молчать! — рявкнул сержант.
Лейтенант перевел взгляд с меня на Андрея, потом снова на меня.
— Нам нужно будет проверить ваши показания. И, возможно, снять отпечатки пальцев, чтобы исключить... недоразумения.
— Разумеется, — я улыбнулась самой обворожительной улыбкой хищницы. — Мой адвокат свяжется с вами через час. Мы окажем полное содействие. Но сейчас, простите, нам нужно ехать. У мужа важные переговоры.
Лейтенант колебался. Улик против нас не было. Слова наркомана против слов уважаемых бизнесменов.
— Хорошо. Не уезжайте из города. Мы вас вызовем.
Они развернулись и потащили Цыгана к патрульной машине. Перед тем как его запихнули на заднее сиденье, он обернулся и посмотрел на меня. В его взгляде больше не было насмешки. Там было удивление. И страх. Он понял, что в этой семье яйца есть не у мужа.
Я закрыла дверь. Щелкнул замок.
Андрей сполз по стене на пол. Его трясло.
— Они найдут отпечатки, Лена... Я трогал его. Я вчера держал его в руках.
Я подошла к нему, но не для того, чтобы утешить. Я смотрела на него сверху вниз, как смотрят на нашкодившего щенка, который испортил дорогой ковер.
— Не найдут, — сказала я холодно. — Шел дождь. Ты валял его в грязи. А этот идиот Цыган лапал его своими руками всю ночь. Смесь жира, грязи и воды. Экспертиза будет смазанной. Хороший адвокат развалит это за минуту.
— Лена... — он поднял на меня глаза, полные слез. — Ты все знаешь?
— Вставай, — приказала я. — Иди в кабинет. И рассказывай. Всё. С самого начала. Про Волка. Про пожар. Про Ирину. Если ты соврешь хоть в одном слове, я соберу вещи и уйду. И тогда тебя посадят.
Глава 6. Цена молчания
Он рассказал всё. Исповедь длилась час. Я сидела в кресле напротив, слушая, как мой "идеальный" муж, с которым мы растили сыновей и сажали гортензии, превращается в чудовище из девяностых.
Да, он заказал поджог. Нет, он не хотел жертв. Сторож должен был быть пьян и спать в сторожке, а не в самом складе. Но сторож был там. И он сгорел. Дело замяли за огромную взятку. Волк, отец Ирины, знал правду, но у него не было доказательств. Он спился и повесился. Его жена умерла от рака, оставив дочери только ненависть и папку с документами — косвенными уликами, записями угроз Андрея.
Ирина выросла, нашла Цыгана, и они решили отомстить. И заработать.
— Я платил им полгода, — Андрей сидел, обхватив голову руками. — Я думал, это кончится. Я хотел искупить...
— Искупить нельзя, Андрей, — перебила я. — Можно только закрыть вопрос. Ты был слаб тогда, и ты слаб сейчас. Ты позволил этим детям загнать тебя в угол.
Я встала и подошла к окну. На улице светило солнце, мир казался обычным. Но для нас всё изменилось.
— Что теперь? — спросил он тихо. — Развод?
Я обернулась.
— Развод? И отдать половину активов, пока ты будешь сидеть в тюрьме, а бизнес раздербанят конкуренты? Нет, Андрей. Мы не разведемся.
Я взяла телефон и набрала номер Глеба.
— Глеб, слушай внимательно. Цыгана взяли менты. Ствол у них. Андрей чист, алиби я обеспечила. Но осталась девчонка. Ирина. Она в клинике «Новая Жизнь». Мне нужно, чтобы ты отвез меня туда. Сейчас.
— Лена, это опасно, — прохрипел Глеб в трубку. — Она психованная.
— Я тоже, Глеб. Я тоже.
Через два часа мы входили в палату частной клиники. Это было дорогое место — одноместная палата, плазма на стене, вид на парк. Андрей оплачивал ей настоящий курорт.
Ирина сидела на кровати, поджав ноги. Увидев меня, она оскалилась.
— Пришла жена убийцы? Принесла пирожки?
Глеб остался у двери, скрестив руки на груди. Я подошла к кровати и села на стул. Спокойно. По-деловому.
— Твоего дружка Цыгана взяли, — сказала я. — Ему шьют незаконное хранение оружия. Учитывая его судимости, он уедет лет на пять.
Лицо Ирины дрогнуло, но она сохранила маску презрения.
— Он всё расскажет. Про твоего муженька.
— Пусть рассказывает. Кто ему поверит? Наркоман с пистолетом против уважаемого бизнесмена. Экспертиза не покажет пальцев Андрея, я об этом позаботилась. А вот пальцы твоего Цыгана там повсюду.
Ирина молчала, тяжело дыша.
— Но есть проблема, Ира, — я наклонилась к ней. — Ты. Ты ведь всё еще хочешь лечиться? Хочешь жить в тепле, кушать фрукты, не колоться дрянью в подворотне?
— Вы мне должны! Вы убили моего отца!
— Твой отец был бандитом, — жестко отрезала я. — Таким же, как и те, с кем мы боролись. В той войне не было правых. Был только естественный отбор. Андрей выжил. Твой отец — нет. Это трагедия, но это история. А мы говорим о настоящем.
Я достала из сумки папку.
— Здесь документы. Твой отказ от любых претензий к Андрею. В обмен на это я нанимаю Цыгану лучшего адвоката. Мы добьемся условного срока или минималки. И я продолжаю оплачивать твое лечение здесь. Еще год. Потом — ты получаешь подъемные и исчезаешь из нашей жизни.
— А если я откажусь? — прошипела она.
— Тогда Цыган сядет надолго. В тюрьме с ним может случиться... несчастный случай. Люди там сговорчивые, а у нас есть ресурсы. А тебя вышвырнут из клиники завтра же. За неуплату. И ты вернешься на улицу. Без денег, без защиты, с ломкой. Сколько ты протянешь? Неделю?
Я смотрела ей в глаза. Я видела в них ненависть, но еще я видела страх. Животный страх девочки, которая привыкла к комфорту, купленному на деньги убийцы её отца.
Она была сломлена. Как и мой муж.
— Ручку, — буркнула она.
Я протянула ей дорогую перьевую ручку, подаренную мне Андреем на годовщину.
Она подписала.
Я забрала бумаги, встала и поправила жакет.
— Выздоравливай, Ира. И помни: я не Андрей. У меня нет чувства вины. Если ты или твой парень приблизитесь к моей семье еще раз — я вас уничтожу. Юридически, физически — мне всё равно.
Я вышла из палаты, не оглядываясь. Глеб шел за мной.
— Ну ты и зверь, Елена Владимировна, — сказал он с уважением, когда мы сели в машину. — Витя Волк бы тебя зауважал.
— Поехали домой, Глеб. У меня еще много дел.
Прошло три месяца.
Мы сидели за завтраком. Солнце заливало кухню, как и в то утро, когда всё началось. На столе дымился кофе, пахли тосты.
Андрей сидел напротив. Он постарел. Морщины стали глубже, в волосах прибавилось седины. Он больше не носил яркие галстуки, предпочитая серые тона.
— Лен, — он робко поднял глаза. — Там пришли счета за логистику из Китая. Я посмотрел, вроде всё в порядке, но... ты не могла бы проверить? Я боюсь что-то упустить.
Раньше он решал такие вопросы не глядя. Теперь он боялся подписать даже счет за электричество без моей визы.
— Конечно, оставь на столе, я посмотрю вечером, — ответила я, не отрываясь от планшета.
Я читала отчет частного детектива. Цыган получил два года поселения — адвокат отработал свои деньги. Ирина выписалась из клиники и уехала в другой город, получив обещанную сумму. Глеб присматривал за ними издалека. Угроза миновала.
Я посмотрела на мужа. Человека, которого я любила 25 лет. Люблю ли я его сейчас?
Сложный вопрос. Той нежной, восторженной любви больше не было. Она сгорела в ту ночь в лесу, вместе с мифом о его безупречности. Но осталось что-то другое. Жалость? Привычка? Или странная, болезненная ответственность за того, кого ты приручила?
Он стал моим самым преданным сотрудником. Моим тихим, послушным партнером. Он больше никогда не посмотрит на другую женщину. Он больше никогда не сделает шага без моего ведома.
Я спасла наш брак. Я спасла наш бизнес. Я спасла нашу семью от позора.
Но я заплатила за это высокую цену. Я убила в себе ту Лену, которая верила в романтику и честность. Теперь в зеркале я видела женщину с холодными глазами, которая знает, где спрятаны трупы, и умеет договариваться с совестью.
— Андрей, — позвала я.
— Да, дорогая? — он тут же встрепенулся, готовый выполнить любую просьбу.
— Передай мне соль.
Он поспешно схватил солонку и протянул мне, едва не опрокинув чашку. Его рука дрожала.
— Спасибо, — я улыбнулась ему.
Но это была не улыбка жены. Это была улыбка хозяйки, которая довольна своим слугой.
В три часа ночи я теперь сплю крепко. Я больше не слышу шепота. Потому что теперь в этом доме единственный голос, который имеет значение, — мой.
