Они подошли к любви как к уравнению. Каждый вывел свою формулу, где главным неизвестным был счастье.
Формула первая: ЛЮБОВЬ = УМ
Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус вычеркнули из уравнения тело. Они верили: если убрать «низменную» плоть, останется кристальная формула идеального союза. Лабораторный эксперимент длиной в 52 года. Что получилось в результате?
Формула вторая: ЛЮБОВЬ = СТРАСТЬ
Мария Каллас и Аристотель Онассис поставили на всё, кроме чувств. Они сожгли всё, что мешало пламени. Когда горит так ярко — что остаётся после пожара?
Формула третья: ЛЮБОВЬ = РАСЧЁТ
Матильда Кшесинская подошла к чувствам как стратег. Её формула — точнейшая геометрия социального лифта: будущий император далее великий князь-покровитель далее законный муж- и тоже Романов. Каждый роман — шаг к цели. Каждое чувство — инвестиция. Можно ли построить счастье по чертежу?
Три формулы. Три попытки доказать свою теорему о любви.
Перед вами — три истории тех, кто забыл простую истину: самые важные формулы не доказываются на бумаге. Они пишутся двумя людьми.
1. БРАК-ПРИЗРАК: как попробовать создать идеальную любовь и умереть в одиночестве.
Они совсем как мы с тобой…» — крикнул Дмитрий Мережковский, глядя на водяных пауков, яростно боровшихся с потоком в альпийском ручье. Эта фраза стала символом его необычного союза с Зинаидой Гиппиус — брака без тела, длящегося 52 года. Однако настоящим вызовом всему «как у людей» стал странный тройственный союз, в который супруги вступили с Дмитрием Философым. Этот «любовный треугольник наизнанку» стал главной психологической драмой их жизни.
Брак как духовный эксперимент
Свадьба Мережковского и Гиппиус в 1889 году была призрачной: не было гостей, застолья, а главное — не было брачной ночи. Из церкви новобрачные пешком отправились к Зине домой, где их ждал просто завтрак, только с шампанским, а затем: «Мы с Дмитрием продолжали читать в моей комнате вчерашнюю книгу, потом обедали». Вечером он ушел в гостиницу, а она просто легла спать и, как пишет в дневнике, забыла, что замужем. Да так забыла, что наутро едва вспомнила когда мать крикнула ей через дверь: «Муж пришел. Вставай!»
Современники и биографы сходятся во мнении: Зинаида осталась девственницей. Интимные отношения в браке отрицали оба. Со слов Вячеслава ИвАнова, поэта и главного идеолога «Серебряного века» : «Она на самом деле – девушка. С Мережковским ее союз – чисто духовный. И все намеки – гнусная выдумка…» Сама она и через годы напишет в дневнике: «О, если б совсем потерять эту возможность сладострастной грязи, которая, знаю, таится во мне и которую я даже не понимаю... Ибо я ведь и при сладострастии, при всей чувственности – не хочу определенной формы любви, той, смешной, про которую знаю. Я умру, ничего не поняв. Я принадлежу себе. Я своя и Божья». Их брак стал лабораторией для идей, где у каждого была отдельная спальня, а встречались они в гостиной, чтобы «творить культуру». Это союз двух равных умов, сознательно отринувших «смешную», по их выражению, плотскую любовь.
В квартире Мережковских открылся литературный салон, где бывал весь цвет города. Так уж сложилось, что салон Зинаиды Гиппиус в начале ХХ века был именно той «прихожей», через которую можно было попасть в мир литературы.
Помимо литераторов тут стали собираться и художники: Лев Бакст, Константин Сомов, Александр Бенуа. Сюда приходят и балетмейстер Сергей Дягилев, и философ Василий Розанов. У Зины оказался редкий талант- находить интересных людей и интересное в людях. «Здесь воистину творили культуру», – писал Андрей Белый.
Похоже, не смотря на сильную привязанность друг к другу, Мережковский и Гиппиус были одиноки. Может потому, что между ними не было той «смешной» для них «постельной любви»? Ведь даже «брак втроем» с Дмитрием Философовым, о котором сплетничал весь Петербург, никому из них не принес счастья.
Любовь-война с Философовым
Дмитрий Философов был красив и энциклопедически образован. Он вырос в очень хорошей и состоятельной семье – его отец заседал в Государственном совете, а мать была одной из основательниц Бестужевских курсов для женщин и сочувствовала революционерам. О нем ходило много сплетен. Например, судачили, что особого рода отношения связывали его с собственным двоюродным братом Сергеем Дягилевым. Другом семьи Мережковских он стал в конце 1890-х, хотя знакомство произошло на шесть лет раньше. Философов как и Мережковские, увлекался мистикой, философией, религией
А Зина не на шутку увлеклась им. Она так писала о себе: «В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе – я больше мужчина, в моем теле – я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю…» Поэт и редактор Сергей Маковский напишет продолжение: «Отсюда неукротимая ее девственность и влечение не только к женщинам, но и к мужчинам с двоящимся полом. Сказано ею и это без обиняков: “Мне нравится тут обман возможности: как бы намек на двуполость: он кажется и женщиной, и мужчиной. Это мне ужасно близко...”» Маковский про нее и Философова напишет: «Я был свидетелем завязки этой странной любви между женщиной, не признававшей мужчин, и мужчиной, не признававшим женщин. Уточнять этого романа не буду. Одно надо сказать: она сделала всё от себя зависевшее, чтобы дружба их стала настоящей любовью, в данном случае женщина победила в ней не женщину. Она глубоко выстрадала холодность Философова, несколько раз возвращала его себе, теряла опять...» И «никогда не могла забыть его окончательного “ухода”…» Когда она попыталась склонить его к любви, Философов ей напишет «Зина, пойми, прав я или не прав... но мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях. И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут вне всего этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфическое... При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом…» А в 1905 году Философов и вовсе переезжает к Мережковским в дом Мурузи.
Они прожили вместе более 15 лет. Разумеется, никакого брака «втроем» не было.
Между Мережковскими всегда царило единство и согласие. Но, как ни удивительно, Философов стал на многие годы неотъемлемой частью этой семьи. Он действительно относился к ним как к родным, и переживал вместе все радости и горести этой семьи.
Эта троица образовала союз для создания «Новой Церкви»: резали при свечах хлеб на белой скатерти, пили вино из одной чаши, молились, целовали в ладонь руки друг другу и обменивались крестами. Из этого и родилось знаменитое Религиозно-философское общество для свободного обсуждения вопросов церкви и культуры. Мережковский узнал что на арамейском языке слово дух переводится в женском роде, а значит Святая Троица - это союз двух мужчин и одной женщины. Однако тройственный союз никогда не был идиллической семейной жизнью. Переписка Гиппиус и Философова – это бесконечные взаимные упреки. Владимир Злобин, секретарь Зинаиды, считал, что на протяжении многих лет Гиппиус была безответно влюблена в Философова, для нее он никогда не был просто другом. Но до конца 1920 года все трое словно связаны одной нитью. В 1919 Мережковские и Философов сбежали из большевистской России. Сначала была Варшава, где Философов сошелся с политиком Борисом Савинковым, а Зинаида безумно ревновала. Когда в 1920 году супруги собрались в Париж, Дмитрий отказался ехать. В Париже Дмитрий и Зинаида поселились в своей собственной квартире купленной еще до революции. Мало кому так повезло. Лет двадцать держали они у себя по старой памяти «салон», который один из посетителей сравнит со «старинным театром, может быть, крепостным театром», где «всяких талантов хватало с избытком, но не было целомудрия, чести, благородства». Гиппиус всех встречала на диване под лампой и выглядела старой ведьмой. Писательница и поэтесса Нина Берберова описала её так: «Притворяясь более близорукой, более глухой, иногда переспрашивая что-нибудь, прекрасно ею понятое. Между нею и внешним миром происходила постоянная борьба-игра». Она опять доказывала всем - она не как все. Но все поменялось и изменилось отношение к Мережковским. Недаром русский поэт БАльмонт, который еще в 1921 признавался, что даже выступать с ними в одном зале считает для себя «высокой честью», уже в 1927 напишет писателю Ивану Шмелеву: «Мережковского органически не переношу... Еще менее... Зинку Мазаную. Вся – из злобы, подковырки, мыслительного кумовства, местничества, нечисть дьявольская, дрянь бесполая. У меня к ним обоим отвращение, как к скопцам». Нечто первостепенно-важное у них испорчено…» Ему вторит Ирина Одоевцева в книге «На берегах Сены»: «В ней что-то неестественное, даже немного жуткое. Она чем-то – не знаю чем – о, только не красотой, – смутно напоминает мне панночку Вия... Перед ней стоит маленький кофейник. Пить кофе полагается только ей одной. Остальные, независимо от их вкусов, о которых никто не осведомляется, довольствуются чаем. “Нет, Дмитрий. Я не согласна!” – вдруг громко, капризным тоном заявляет она, прерывая страстную тираду Мережковского. “Я не согласна” – фраза, наиболее часто произносимая ею...» Они по-прежнему держались друг за друга и в прямом и в переносном смысле. Ежедневно под руку ходили в Булонский лес на прогулку, потом шли в одно и то же кафе – пить кофе. Он в потертой бобровой шубе, привезенной когда-то из России, она в шубе рыжего меха, розовой шляпке и всегда – на высоких каблуках. Мережковский в одном из писем признался : «Сильно страдаю от Зины, чей характер становится всё невыносимее и невыносимее» В 1940 умер Дмитрий Философов. Из книги Надежды Тэффи «Моя летопись»: «В тот же день встречаю их на улице. “Знаете печальную весть о Философове?” – “А что такое? Умер?” – спросил Мережковский. “Да”. – “Неизвестно, отчего? – спросил он еще и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ну идем же, Зина, а то опять опоздаем и все лучшие блюда разберут. Мы сегодня обедаем в ресторане”, – пояснил он мне… А Зинаида и виду не подала как её это известие опечалило. А вот после смерти Мережковского в 1941 она пыталась выпрыгнуть из окна: «Я умерла, осталось умереть только телу».
Последние годы рядом с Зинаидой оставался последний единственный друг – ободранная злобная кошка, абсолютно дикая. Ее так и звали: «Кошшшка», с тремя шипящими. Кошшшка лежала на худых старческих коленях хозяйки, немедленно убегая при появлении чужих.
Она ушла, не сняв маски. Даже смерть не заставила её признаться, кем она была на самом деле: грешницей, святой или одиноким пауком в золотых волосах. Но в истории остался странный союз двух людей, которые 52 года шли против течения — без поцелуев, без детей, без привычной любви. Зато с вечным поиском «интересного», как говорила сама Зинаида.
Если Мережковские решили, что тело — помеха для духа, то следующая пара пошла от обратного. Для них любовь должна была стать плотью без компромиссов — вихрем страсти, денег и власти. Они развернули свой эксперимент на мировой арене, где яхты были размером с футбольное поле, а скандалы — с античную трагедию. Их звали Мария Каллас и Аристотель Онассис. И их история доказывает: если попытаться превратить любовь в грандиозный спектакль, в финале можно остаться без зрителей, а главное — без партнера.
2. Страсть Каллас и Онассиса: как сжечь себя в огне великого романа.
Они были королями мира — она, оперная богиня с голосом, разрывающим сердца, он, греческий магнат, миллиардер. Их любовь стала легендой, но за ослепительным блеском яхт и шампанского скрывалась драма, достойная античной трагедии. Что сильнее — любовь или гордыня? Можно ли простить предательство, если оно стало твоей судьбой? И как далеко готова пойти женщина, когда её сердце разрывается между страстью и самоуважением?
Роковой круиз на яхте «Кристина»
В неё нельзя было не влюбиться. Всемирно известный модельер Ив Сен-Лоран как-то сказал: «Она была дива из див, императрица, королева, богиня, колдунья, волшебница, словом – Божественная».
В 1959 судьба свела её с миллиардером Аристотелем Онассисом и разгорелся самый громкий роман 20 века. Всё началось на борту яхты «Кристина», которая сверкала под солнцем, как драгоценная шкатулка. Сто пять метров позолоченной роскоши, названной в честь дочери хозяина — Аристотеля Онассиса.
На борту — сливки общества: герцоги, кинозвёзды- например Лиз Тейлор, министры-в числе которых Уинстон Черчилль. И среди них — королева оперы Мария Каллас с мужем Джованни Менегини.
Сам Онассис говорил: « Эта встреча была исторической, ведь мы были самыми знаменитыми греками в мире.» Аристотель всё своё внимание сосредоточил на Марии. В его жизни была пламенная страсть- женщины. Несмотря на то, что Онассис ничего не понимал в оперном искусстве, идея стать любовником одной из самых известных в мире женщин чрезвычайно льстила его самолюбию. Сама обстановка вокруг располагала к опьянению любовью. Яхта Кристина являлась плавучим дворцом. Размерами она превышала футбольное поле. Сам египетский король назвал её «последним криком великолепия». Ванны из сиенского мрамора, краны в форме дельфинов из золота, бронзовые перила лестниц и балюстрады из оникса, гостиная, рассчитанная на двести персон, и вдобавок оркестр. В кабинете хозяина висели древнерусские иконы и подлинники картин, в том числе столь любимого им Эль Греко. Онассис и Каллас забыли о всяких приличиях и упивались своей любовью на глазах у законных супругов и гостей. Как-то яхта пришвартовалась у берегов Греции. И на палубу прошел Вселенский патриарх Афинагор. Мария и Ари стали перед ним на колени. Патриарх благословил их. У Менегини было неприятное ощущение, что он присутствует на брачной церемонии. В эту ночь Калласс возвратилась в свою каюту лишь на рассвете. Она впервые была по-настоящему счастлива. И всё-таки в Италию Каллас и Менегини возвратились вместе. Ее первый круиз на яхте «Кристина» завершен. Но последствия этой морской прогулки по Средиземному морю станут для ее участников сокрушительными. Через несколько дней все первые полосы мировой прессы займут сообщения о начале романа Марии Каллас и греческого судовладельца, миллиардера Аристотеля Онассиса. После чего последуют два развода, два громких судебных процесса и одна из самых великих любовных историй ХХ века.
Влюбленный Онассис предложил Менегини 10 миллионов долларов за Марию, в ответ тот выставил Онассиса вон. Спустя несколько часов, Мария известила мужа, что не хочет с ним жить. Менегини, потрясённый изменой жены, умолял её остаться, но Каллас была непреклонна: «Я остаюсь с Онассисом. Я больше не люблю тебя» А ведь когда-то она искренне признавалась в любви Менегини в письме: «Баттиста, мне просто необходимо сказать тебе, что я тебя люблю так сильно и искренне, что иногда даже страдаю от этого..… Я не прошу ничего, кроме твоей любви и твоих чувств ко мне». Менегини не смог ничего сделать, чтобы остановить это безумство Марии. Прожив вместе 11 лет, они расстались. Развод Марии Каллас с мужем затянется на долгие пять лет. Взаимные претензии, обиды, публичные выяснения, кто кому сколько должен… Постепенно со страниц разделов музыкальных событий и оперных премьер имя Марии Каллас перемещается на страницы судебных хроник и скандальных сплетен.
В том же 1959 получил свободу и Онассис после развода с женой. Репортерам Ари, как звала его Мария, заявил :«Естественно, я польщен, что такая женщина, как Мария Каллас, влюбилась в меня! А кто не был бы польщен?»
Любовь или зависимость?
Эта пара уже открыто появлялась в обществе и Мария подстраивала свои выступления под его деловой график. Ночи напролет они проводили в шикарных клубах. Один журналист, увидев, как влюбленные выходили на танцевальную площадку, писал: «Мадемуазель Каллас и господин Онассис составляют вместе довольно симпатичную пару. Однако они не могут танцевать щека к щеке, поскольку мадемуазель Каллас ростом выше господина Онассиса. Ей приходится нагибаться и покусывать ему ухо, что, похоже, приводит господина Онассиса в неописуемый восторг».
Но всё чаще и чаще между ними возникали ссоры. Он срывал на ней своё плохое настроение и обращался с нею так скверно, что этого стыдились даже его друзья. Онассис дошел до того, что начал унижать Марию на людях: « Да кто ты такая? У тебя в горле только свисток, да и тот уже не свистит.» Мария всё терпела, потому что потеряла голову от любви. Она настаивала на их браке, но безрезультатно. С самого начала дети Онассиса прониклись жгучей ненавистью к Марии. Это чувство не изменилось даже тогда, когда они выросли и стали взрослыми людьми. Мария все реже и реже появлялась на оперной сцене. За девять лет, которые Мария посвятила Ари, она превратилась в совсем другую женщину. Такой спокойной и тихой ее еще никто не видел. В 1966 году она забеременела. Для 43-летней Каллас это был подарок судьбы. Но Аристотель был беспощаден: "Избавься от него. У меня уже есть наследники. Если оставишь ребенка, я тебя брошу». Она подчинилась. Мария понимала, что их отношения исчерпали себя, но продолжала любить. Любить до самозабвения, до полного уничтожения своей собственной личности… Кроме того, постоянное напряжение, в котором находилась Каллас, не могло не сказаться: у певицы стал пропадать ее потрясающий голос. Она оставила сцену.
Прошло 4 года и Онассис также страстно увлекся Жаклин Кеннеди, женой президента США. С этого момента Онассис стал относиться к Марии хуже, чем когда-либо.
В 1968 году Мария узнала из газет, что Онассис женился на Жаклин Кеннеди, вдове президента. Ему не хватило мужества на откровенный разговор с Марией. Свадебным подарком Онассиса новой жене стали 2 миллиона долларов. Свадьбу устроили на личном греческом острове жениха. Сказав мужу «да», Джеки заявила репортерам, что счастлива и поднялась на борт теперь уже семейной яхты. Онассис показал себя щедрым главой новой семьи, а Жаклин без стеснения принялась тратить его деньги. За первый год совместной жизни она умудрилась спустить 20 миллионов долларов! «Я для нее всего лишь мешок с деньгами», - жаловался на новую супругу миллиардер. В день их бракосочетания Каллас прокляла Онассиса и всех его будущих потомков. Петь она не могла и, казалось, не могла больше жить. Из её письма к Онассису: «Ты не верил, что я могу умереть от любви. Знай же: я умерла. Мир оглох. Я больше не могу петь. Ты повсюду будешь слышать мой пропавший голос - он будет преследовать тебя даже во сне, он окружит тебя, лишит рассудка, и ты сдашься, потому что он умеет брать любые крепости. Ты будешь пить до дна признания моего онемевшего от горя горла - голоса, отказавшегося прилюдно захлебываться обидой, посчитавшего невозможным оказаться во всеуслышание брошенной. Он был всесилен, Ари, и потому горд. Ари, он не перенес низости твоей пощечины. Он отступил, но знай - он не даст тебе покоя. Он отомстит за меня, за мой прилюдный позор, за мое теперешнее одиночество без ребенка, которого так поздно дал Бог и которого ты - Ари, ты! - заставил меня убить…"
Она медленно угасала, живя в маленькой квартирке в Париже и не пуская к себе практически никого. Лучше всех об этом расскажет она сама в письме: «Ты забыл: ты был единственным мужчиной, которого я просила на себе жениться. Ты забыл, как мучил меня, как, скрипя зубами, дал согласие и как в машине у церкви сказал, усмехнувшись: "Ну, что, добилась своего?" Ты думал, после этого унижения я стану твоей женой. Ты искренне удивлялся, почему я выскочила из машины и ушла. Ты забыл, Ари. Я - Мария Каллас. Неужели ты думал, я это прощу? Я три года была твоей любовницей. Ты три года отказывался на мне жениться, после чего не раздумывая, отправился под венец с глупенькой вдовой бывшего президента, живущей исключительно обсуждением нарядов на приемах. Я знала: ты умрешь с ней от скуки. Ты не послушал меня, Ари. Теперь ты несчастен. Мне больно. Но я тебя не пущу». Вскоре после свадьбы Аристотель внезапно появился у нее и она его пустила, а он, положив ей на бедро руку, сказал: «Как приятно опять чувствовать толстое бедро знаменитой Каллас. У Джекки ведь кожа да кости».
Последние годы: прощение и одиночество
Каллас простила Онассиса, но сказанное ею в минуту гнева проклятие было услышано: в 1973-м любимый сын Аристотеля, Александр, погиб в авиакатастрофе. Смерть сына Онассис не смог пережить. В возрасте 69 лет от тяжелой болезни Аристотель Онассис скончался. Незадолго до того, как ее собственное сердце остановилось, Мария Каллас приехала на могилу Аристотеля, на остров скорпион, с букетом его любимых белых роз. А потом сказала со слезами на глазах: «у нас с Ари ничего не было в целом мире, кроме друг друга. Я всю жизнь пишу ему письма. Мы всего три года были вместе. Но этого хватило на всю жизнь».
История Каллас и Онассиса — это крах мечты о любви как о тотальном поглощении. Но что, если подойти к чувствам не как фанатик, а как гроссмейстер? Не ломать правила, а использовать их с холодным блеском? Следующая героиня прожила не одну, а три любовные истории, каждая из которых была четким шагом к цели. Она не отрицала ни духа, ни плоти, ни расчетов. Она понимала: любовь — это всегда договор. И она заключала эти договоры виртуозно: сначала с будущим императором, затем — с его дядей, и наконец — с великим князем, который стал ее мужем. Ее звали Матильда Кшесинская. И пока другие пытались переписать правила игры, она просто выигрывала по тем, что были.
3. Стратегия Кшесинской: как любить Романовых и остаться в живых.
Споры о романе Матильды Кшесинской с Наследником престола продолжаются и сейчас. Одни доказывают, что отношения их были непорочны. Другие упирают на его частные визиты в особняк на Английском проспекте, где жила балерина. По версии третьих — любовь была только со стороны Кшесинской. Любовная переписка не сохранилась. Письма Николая к Матильде были сожжены в 1917 году, а в дневниковых записях императора встречаются лишь мимолетные упоминания о Малечке. Оба они прекрасно понимали, что эта любовь не имеет продолжения. Николай женился на принцессе Алисе Гессен- Дармштадтской. Кшесинская написала в своих воспоминаниях: «Кончилась весна моей счастливой юности, наступала новая, трудная жизнь с разбитым так рано сердцем... Я не хотела, чтобы меня жалели, а для встречи с теми, кто будет злорадствовать, надо было приготовиться и быть очень сильной». Она и в самом деле проявила себя сильной женщиной.
О своем следующем покровителе она написала: «В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда Наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня». Сергей Михайлович понравился Матильде: «ужасно люблю таких бедовых, это моя слабость. Много мне сегодня пришлось болтать с Сергеем и еще раз удостовериться, что дело идет на лад. Право, не знаю, не понимаю себя. Сергей даже не красив, а между тем мне очень нравится. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила».
Великий князь Сергей Михайлович любил Матильду Кшесинскую долгих 25 лет. Позже она напишет: «Чтобы меня хоть немного утешить и развлечь, Великий князь Сергей Михайлович баловал меня, как мог, ни в чем мне не отказывал и старался предупредить все мои желания». В Стрельне на имя Кшесинской им была куплена великолепная дача. Ее карьера шла в гору. Она стала примой Мариинского театра, и фактически весь репертуар был построен под нее.
Интересные записи о Кшесинской оставила балерина Тамара Карсавина в своих воспоминаниях под названием «Театральная улица»: «Матильда сама выбирала время для своих спектаклей и выступала только в разгар сезона, позволяя себе длительные перерывы, на время которых прекращала регулярные занятия и безудержно предавалась развлечениям. Всегда веселая и смеющаяся, она обожала приемы и карты; бессонные ночи не отражались на ее внешности, не портили ее настроения. Она обладала удивительной жизнеспособностью и исключительной силой воли». 13 февраля 1900 года театральный Петербург отмечал десятилетие творческой жизни Кшесинской на Императорской сцене. На обед после юбилейного спектакля были приглашены сыновья великого князя Владимира Александровича — Кирилл, Борис и Андрей. С Андреем у балерины и начался бурный роман. Она так написала об этой встрече: «Великий Князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив. Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни…».
Князю было 22 года, Маля была старше его на 6 лет. Встречались они конспиративно: сначала на ее даче в Стрельне, потом в Питере и за гра- ницей — во Франции и Италии. Следующий балетный сезон Кшесинская закончила раньше срока, будучи на шестом месяце беременности. Матильда родила сына в 1902. Мальчика назвали Владимиром в честь отца великого князя Андрея Владимировича. Только вот от кого из Романовых родился этот ребенок, неизвестно до сих пор. Великий князь Сергей Михайлович до конца жизни считал его своим сыном. В 1904 Кшесинская, устав от постоянных обвинений, уволилась из театра по собственному желанию. После спектакля на прощальном бенефисе восторженные поклонники выпрягли лошадей из кареты Кшесинской и сами довезли ее до дому. Жизнь Матильды была праздничным спектаклем, который происходил то в особняке у Троицкого моста, то на даче в Стрельне, комфортом превосходившей царский дворец, с собственной электростанцией и экстренными поездами Стрельна — Петербург для гостей. В ее особняке хранилась огромная коллекция пасхальных яиц Фаберже, разнообразные украшения, отделанная драгоценными камнями мебель. «Нетрудно догадаться, что источником благосостояния Матильды... был огромный военный бюджет России», — это цитата из книги Александра Борисовича Широкорада «Падение Порт-Артура». Кшесинская имела все, о чем мечтала, и заскучала. В 1911 после долгих уговоров Матильда Кшесинская вернулась на сцену, хотя понимала, что возраст у нее уже не тот. Ее партнером стал молодой танцовщик Петр Владимиров. Он был моложе 44-летней балерины на 21 год. Кшесинская была влюблена в него — это было одно из самых сильных увлечений в ее жизни, и, по ее словам, она вновь обрела молодость. Великий Князь Андрей Владимирович был в ярости, вызвал Владимирова на дуэль и прострелил ему нос, который хирурги собирали по кусочкам. Роман балерины и танцовщика на этом закончился. Андрей Владимирович простил ей этот легкомысленный романчик и перед самой революцией купил на ее имя виллу за 180 тыс. франков на южном побережье Франции. Во время Первой мировой войны в 1915 году Матильда Феликсовна на свои деньги открыла в Питере небольшой госпиталь на 20 койко-мест. Она организовывала поездки раненых на свою дачу в Стрельне, устраивала выезды для солдат и врачей в театр, писала под диктовку письма. Правда, со временем денег ей стало жалко, и госпиталь она закрыла. В стране произошла Февральская революция. Уже в феврале ей посоветовали собрать самое необходимое и быть готовой покинуть Петроград, а возможно, и Россию в срочном порядке. В июле 1917 года она вместе с сыном и двумя слугами покинула Петроград и отправилась в Кисловодск к Андрею Владимировичу Романову. Из воспоминаний: «В моей душе боролись чувство радости снова увидеть Андрея и чувство угрызения совести, что оставляю Сергея одного в столице, где он был в постоянной опасности. Кроме того, мне было тяжело увозить от него Вову, в котором он души не чаял». Сергея Михайловича как члена царской семьи арестовали и вместе с другими расстреляли в Алапаевске. Когда его тело подняли из шахты, куда оно было сброшено, в руке великого князя нашли маленький золотой медальон с портретом Матильды Кшесинской и надписью: «Маля». Позже этот медальон передадут Кшесинской. В июле по Кисловодску стали распространяться слухи об убийстве царской семьи. Это было настолько ужасно, что казалось невозможным. Великий князь Андрей Владимирович был арестован, но ему повезло — его почему-то отпустили. Сын Вова переболел испанкой, выкосившей в Европе миллионы людей, и тоже выжил. Вскоре князь Андрей Владимирович принимает решение — необходимо уезжать за границу. К 1920 году Матильда, Андрей и Вова, которого князь признает собственным сыном, поселились на вилле Кшесинской «Ялам» на юге Франции.
Там, во Франции, в 1921 году она официально вошла в состав Дома Романовых. «Мы часто обсуждали с Андреем вопрос о нашем браке. Мы думали не только о собственном счастье, но и главным образом о положении Вовы, который в силу нашего брака становился бы законным сыном Андрея. Ведь до сих пор его положение было неопределенным и очень трудным.» Свадьба была скромной — с десяток гостей, обед без излишеств. Единственное, что напоминало о торжестве, — стол, украшенный цветами. Так великий князь женился на любовнице последнего русского императора. Сына он признал своим. Кшесинская официально стала княгиней Красинской, под той же фамилией записали сына. С 1935 года супруги членов императорской семьи, а также их дети могут носить титул и фамилию светлейших князей Романовских по указу родного брата Андрея Владимировича великого князя Кирилла Владимировича, объявившего себя в эмиграции «Императором России» и «Главой Российского Императорского Дома». Теперь бывшая прима российского балета официально титуловалась как Светлейшая Княгиня Мария Феликсовна Романовская-Красинская. Фамилию Романов разрешили использовать лишь накануне Второй мировой войны. Кстати, сын Матильды воспользовался этим, став Романовым, хотя, по воспоминаниям современников, вплоть до конца 30-х он везде представлялся как Вова.
Через 4 года после свадьбы Матильда перешла в православие, будучи до этого 53 года католичкой. Кшесинская так писала о жизни в эмиграции: «С первого дня жизни в эмиграции нас беспокоила мысль о том, как обеспечить себе кусок хлеба. В России мы потеряли все, что имели, и приехали за границу нищими. Поначалу, заложив мою виллу, мы кое-как сводили концы с концами». 9 лет она прожила на вилле обычной семейной жизнью, а потом решилась на переезд в Париж. Об этом этапе своей жизни Матильда Феликсовна написала в воспоминаниях: «По поводу моего переезда в Париж многие со злорадством утверждали, что я проиграла в Монте-Карло все свое состояние. Одно верно, и я это не отрицаю, я всю жизнь любила играть, но никогда не играла крупно, в особенности в казино, даже и ранее, когда я обладала средствами и могла себе это позволить. Как все игроки, я проиграла, но это были сравнительно пустяки и далеко не те миллионы, как хотели утверждать и каких у меня и не было. Рассчитывать было больше не на что, и я решила открыть в Париже студию танцев, чтобы попытаться этим способом обеспечить нам всем кусок хлеба». Ей помогли найти здание для школы и ссудили начальный капитал. Имя Кшесинской было хорошо известно, и число учениц без всякой рекламы доходило до 150 человек в 1939 году. Среди них — Татьяна Рябушинская и дочери Федора Шаляпина.
Сама Матильда в 64 года последний раз выступила на сцене в 1936 году, когда танцевала «Русскую» в расшитом серебром сарафане и жемчужном кокошнике в лондонском Ковент-Гардене и так ошеломила чопорную лондонскую публику, что та вызывала ее на бис 18 раз. Чем занималась Матильда Феликсовна в годы Второй мировой войны — неизвестно, так как в воспоминаниях она ничего не пишет про этот период. Известна только история с ее сыном Вовой, который стал одним из основателей «Союза младороссов» и был арестован вместе с другими активистами. Вова Красинский был помещен в концлагерь «Сталаг-122» под Компьеном. Там он получил номер 119 и по иронии судьбы просидел ровно 119 дней. Родители получили разрешение навещать Вову в «Сталаг-122». Вскоре немцы разобрались с младороссами и отправили их по домам. Матильда Кшесинская пережила смерть многих своих друзей: Сергей Дягилев, Анна Павлова, Вацлав Нижинский покинули этот мир раньше нее. Но самой страшной потерей для нее была смерть ее мужа, великого князя Андрея Владимировича в 1956 году. «Словами не выразишь, что я пережила в тот момент. Убитая и потрясенная, я отказывалась верить, что не стало верного спутника моей жизни. С кончиной Андрея кончилась сказка, какой была моя жизнь». Последним пристанищем для Матильды Феликсовны стала вилла Молитор, в престижном шестнадцатом округе французской столицы, которую она арендовала еще в 1937. В последние десять лет своей жизни прославленной балерине было нечем платить за аренду жилья. Но хозяева виллы, войдя в тяжелое материальное положение Кшесинской, не требовали с нее никаких денег, предоставив право спокойно дожить свой век в тишине и покое. Она покидала свою виллу в инвалидном кресле с помощью сына лишь для того, чтобы подышать свежим воздухом в саду.
Дом ее представлял собой мини-музей русского балета и одновременно Императорского Дома. Незадолго до смерти Кшесинскую посетила балерина Наталья Макарова, сбежавшая из Советского Союза. Позднее она так описывала встречу с Кшесинской: «К Матильде Феликсовне мы ездили вместе с Сержем Лифарем. Я необычайно волновалась, когда впервые отправлялась в дом к великой Матильде. Нас встретила миниатюрная элегантная старушечка 99 лет, но в ней чувствовалось великолепие. Стол был сервирован по-царски. Справа от меня сел Лифарь, слева — Кшесинская. Разлили водочку. Серж что-то оживленно рассказывал и завершил историю тостом. Я протянула руку к рюмке, а та оказалась пуста. Я-то понимаю, что не пила. Так же исчезла водка из моей рюмки во второй раз. Матильда Феликсовна опрокидывала и свою и мою рюмочки и скоро заметно повеселела — в этом состоянии она казалась необыкновенно обаятельной. Рассказывала любопытные истории. При прощании, слегка пошатываясь, сделала мне книксен». Матильда Кшесинская ушла из жизни в 1971, не дожив до 100-летнего юбилея всего 9 месяцев. Спустя два года погиб её единственный сын Вова. Возвращаясь с работы на велосипеде домой, он попал под колеса автомобиля и погиб. Князь Владимир Андреевич Красинский не был женат и поэтому прямых потомков у Матильды Феликсовны не осталось. Когда в 1969 году Екатерина Максимова и Владимир Васильев навестили Матильду Кшесинскую и сказали, что ее имя все еще помнят, Кшесинская помолчала и сказала: «И не забудут никогда».
Кшесинская пережила всех. Она потеряла состояние, родину, но не волю к жизни. Ее история — словно ответ двум предыдущим парам. Мережковские, замуровавшие себя в башне из идей, и Каллас, сгоревшая в пламени страсти, проиграли. Кшесинская, танцевавшая между чувством и расчетом, — выжила. И в этом парадокс: гибкость оказалась сильнее самой гениальной доктрины. Возможно, настоящая сила — не в том, чтобы изобрести новые правила любви, а в том, чтобы, как она, уметь вовремя сменить партнёра на паркете истории, не упав.