Двадцать пятое декабря. Отчёт был сдан, принят, и в душе у Тани воцарилась непривычная, звонкая тишина. Как в заснеженном лесу, где каждый звук чист и ясен. Утро было солнечным, морозным, и свет, падавший через окно на их самодельную гирлянду, дробился на тысячи радужных зайчиков.
Ваня, проснувшись, сразу пошёл посмотреть что-то ящик под ёлкой — не ответил ли Дед Мороз. Ответа, конечно, не было, но мальчик не расстроился. Видимо, сам ритуал ожидания был для него уже чудом.
За завтраком Таня, перебирая в голове планы на день, наткнулась на мысль. Новый год — это грохот, фейерверки, обязательное веселье. А сегодня… сегодня ведь был другой праздник. Более тихий, домашний.
— Ваня, — сказала она, откладывая ложку. — Знаешь, что сегодня за день?
Он помотал головой.
— Сегодня — католическое Рождества. Это такой праздник… тихий. Про добро. Про то, что самое большое чудо — это сделать что-то хорошее для другого, просто так. Хочешь устроить наше, маленькое Рождество?
Глаза у него загорелись интересом учёного, перед которым поставили новый эксперимент.
— А что нужно делать?
— Творить маленькие чудеса. Тайно. Чтобы никто не знал, что это мы. И печь особое печенье — в виде птичек. Голубей или синичек. Они символизируют мир и добрые вести.
Идея «тайных дел» пришлась ему по душе. Они снова устроили на кухне творческий хаос, но на этот раз Таня не чувствовала ни капли раздражения. Мука летела, тесто прилипало к рукам, формочки в виде птичек (которые она, оказывается, купила ещё в прошлом году на распродаже и забыла) извлекались из дальнего шкафа. Они лепили, вырезали, посыпали сахарной пудрой, похожей на снег. И смеялись. Смеялись, когда Ваня ухитрился измазать в тесте ухо, смеялись, когда одна птичка вышла больше похожей на динозавра. Запах ванили наполнил квартиру самым домашним, самым уютным ароматом на свете.
Пока печенье румянилось в духовке, Таня сформулировала правило.
— Итак, наш план. Сегодня мы делаем три добрых дела. Тайных. Первое — для кого-то совсем рядом.
Она знала, что в их подъезде, этажом ниже, живёт старый преподаватель консерватории, дядя Миша. Очень одинокий старичок, выходил только за хлебом. Ваня нарисовал открытку — ёлку, птичку и старательно вывел: «С РОЖДЕСТВОМ!». Они вдвоём, крадучись, как шпионы, спустились по лестнице и сунули открытку в его почтовый ящик, прихватив ещё два тёплых печенья в красивом пакетике. Сердце у Тани колотилось глупо и радостно.
— Теперь второе, — сказала она, когда они вернулись. — Для тех, кому сейчас не до праздника.
Они отобрали самых красивых, ровных «птичек», упаковали в красивую коробку, перевязали лентой. И поехали в больницу. Не только к Любе, а на весь больничный этаж. Медсёстры, уставшие, но неизменно доброжелательные, были тронуты до слёз.
— Ой, какие хорошие! Спасибо, родные! Прям душа согрелась!
А в палате Любы их ждал особый восторг. Сестра уже могла потихоньку ходить, и цвет лица у неё был почти нормальным. Соседки по палате, две пожилые женщины, тут же принялись восхищаться: «Ах, какой мальчик! И какой умный, серьёзный! И печенье-то какое душевное! Любочка, какое счастье, такой сынок растёт!»
Люба сияла, а Таня, стоя рядом, вдруг поймала себя на странном чувстве гордости. Тёплой, щемящей, полной. Она гордилась этим тихим, вдумчивым мальчиком с коробкой печенья. И в этот момент она с удивлением поняла, что эта гордость — почти материнская. Как будто это и её сына хвалят. Она положила руку ему на плечо, и он инстинктивно прижался к ней. В глазах Любы мелькнула благодарность и что-то ещё, очень глубокое — понимание.
— Ну что, волшебники, — улыбнулась Люба, — что ещё в ваших планах?
— Это тайна, — с важностью сказал Ваня. — Ещё одно дело. Самое секретное.
Третье дело привело их, конечно, в «Самоварную». В чайной пахло ещё праздничнее, чем обычно: к привычным ароматам книг и корицы добавился запах апельсинов и гвоздики. Андрей как раз разливал по кружкам безалкогольный глинтвейн для молодой пары с ребёнком.
Увидев их, он широко улыбнулся.
— С Рождеством! Чувствуется, что вы не с пустыми руками.
— С Рождеством, — ответила Таня, и эти слова не казались наигранными, а ложились на душу тепло. — У нас к вам необычная просьба.
Она объяснила идею «тайного доброго дела». Андрей слушал, кивая, его глаза светились одобрением.
— У нас как раз есть такая практика, — сказал он. — Можно оставить предоплату на чашку чая или какао для следующего посетителя. В Европе это называют «подвешенным кофе». Только обычно это делают анонимно.
— Мы как раз хотим именно так, — твёрдо сказала Таня. — И… и с запиской. Можно?
Андрей принёс красивую открытку с изображением зимнего леса. Ваня внутри старательно вывел: «Для того, кому сегодня грустно. С Рождеством. Верь в чудо». Таня оплатила две чашки чая с печеньем — на случай, если грустных окажется двое. Открытку положили рядом с кассой.
— Знаете, — тихо сказал Андрей, когда Ваня отошёл разглядывать новую книжку. — Это, пожалуй, самое настоящее рождественское чудо. Не получать, а отдавать, не ожидая ничего взамен. Вы его здорово учите.
— Это он меня учит, — честно призналась Таня, и их взгляды встретились в понимании, которое было глубже любых слов.
Вечером они вернулись домой. В квартире пахло печеньем, хвоей и зимней свежестью. Таня погасила верхний свет. В комнате остались гореть только гирлянда на ёлке и несколько настоящих восковых свечей, которые она нашла в серванте, — толстых, в подсвечниках, купленных когда-то «для атмосферы». Они зажгли их, и тёплый, живой свет заплясал на стенах, превратив комнату в таинственный грот.
— А теперь — сказка, — объявила Таня.
Она взяла с полки подаренную Андреем книгу старых зимних сказок. Устроилась с Ваней в большом кресле, укрывшись одним пледом. За окном давно стемнело, и падал мягкий, пушистый снег, подсвеченный фонарями.
Она начала читать. Не спеша, внятно, давая ему рассмотреть каждую картинку. История была о дровосеке, который в рождественскую ночь спас в лесу замерзающую птичку, а та оказалась заколдованной феей. Сказка была простой, мудрой и очень доброй. Голос Тани звучал в тишине, смешиваясь с потрескиванием свечей и ровным дыханием мальчика.
К концу сказки он уже почти не слушал, а просто сидел, прижавшись к ней, погружённый в атмосферу абсолютного покоя и безопасности. Когда она замолчала, он прошептал, уже почти во сне:
— Сегодня был самый лучший день. Потому что мы делали птичек… и чудеса.
— Да, — тихо согласилась Таня, целуя его в макушку. — Самый лучший.
Он заснул у неё на руках. Она ещё немного сидела, не шевелясь, боясь спугнуть это хрупкое, совершенное мгновение. Свечи догорали, гирлянда мигала, за окном тихо кружился снег. И она поняла. Поняла то, о чём читала в этой книге и что теперь прочувствовала каждой клеточкой.
Счастье — не в том, что тебе дарят. Оно — в том, что ты можешь подарить. Не в величии подарка, а в самом акте дарения, во взгляде удивления и радости в глазах другого человека, в тёплом ощущении под ложечкой, когда делаешь что-то по-настоящему хорошее. Это и самое настоящее тихое, личное, ни на что не похожее чудо. Чудо, которое можно создавать своими руками. Из теста, бумаги, простых слов и капельки душевного тепла.
Она бережно отнесла спящего Ваню на диван, укрыла, поправила гирлянду. Потом села в кресло, завернулась в плед и долго смотрела на огоньки, отражавшиеся в тёмном окне. В груди было светло и просторно. Как в большом, самом красивом соборе. И в этой тишине она впервые за много-много лет почувствовала не одиночество, а нечто иное. Полноту. Как будто её душа, долго бывшая скрюченной и замёрзшей, наконец, расправила плечи, вздохнула полной грудью и мягко улыбнулась уходящему дню.
Продолжение следует...
Меня зовут Ольга Усачева, это 12 глава моей новой истории "Успеть до Нового года"
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь