первая часть
Сборы заняли меньше часа. У Антонины Федоровны почти не было вещей, несколько платьев, старые фотографии, письма Сергея, потертая шкатулка с нехитрыми украшениями.
Вся её жизнь уместилась в два небольших чемодана.
- Я никогда не думала, что уеду отсюда, - сказала она, в последний раз оглядывая комнату.
- Думала, здесь и умру.
- Хватит о смерти, - отрезала Зоя Павловна.
- У вас теперь есть ради чего жить. Правнуки. Двое.
Они разъехались на двух машинах. Зоя Павловна забрала Антонину Федоровну, Оля и Таня поехали следом.
По дороге они почти не разговаривали, слова закончились, осталась только усталость и странное опустошение.
- Что будем делать дальше? — спросила Таня, когда огни поселка показались впереди.
- С детьми, я имею в виду. Они ведь должны узнать друг о друге.
- Должны. Но не сейчас. Сначала нужно рассказать Матвею об отце. Он до сих пор не знает.
Таня сжала руки на коленях.
- Я боюсь. Он так любил Серёжу. Так ждал его. Как я скажу ему, что папа больше не приедет никогда.
- Хотите я буду рядом?
Таня повернулась к ней. В глазах блестели слёзы.
- Вы сделали бы это? После всего, что я? Что мы?
- Мы обе жертвы. Вы сами сказали. И наши дети тоже жертвы. Им нужна поддержка. Им нужно знать, что они не одни.
Матвей ждал маму у соседки. Когда Таня вошла, он бросился к ней, обхватил руками, уткнулся лицом в живот.
- Мама, ты так долго! Я скучал!
- Я тоже скучала, солнышко. Пойдем домой. Нам нужно поговорить.
Оля осталась в машине. Через окно она видела, как Таня ведёт сына по дорожке к дому, как открывает дверь, как они исчезают внутри. Через несколько минут из дома донеся крик детский, отчаянный, полной боли. Матвей узнал правду. Оля вышла из машины, подошла к веранде. Села на ступеньке, обхватила колени руками. Море шумело внизу, волны разбивались о камни.
Чайки кричали над водой, не обращая внимания на человеческое горе. Через полчаса Таня вышла на веранду. Глаза красные, лицо мокрое от слёз.
- Он уснул. Плакал, пока не заснул. Спрашивал почему. Я не знала, что ответить.
- На этот вопрос нет ответа. Смерть не объясняется.
- А предательство?
Таня села рядом.
- Как я объясню ему потом, что у папы была другая семья? Что есть сестра, о которой он не знал?
- Может и не надо объяснять. Может надо просто познакомить. Дети проще принимают правду, чем взрослые.
- Вы так думаете?
- Я надеюсь.
Они просидели на веранде до темноты. Говорили о детях, о будущем, о том, как дальше строить жизнь.
У Тани не было работы, она сидела дома с Матвеем, а Сергей присылал деньги. Теперь этот источник исяк.
- Дом записан на меня,- сказала она. - Это единственное, что у меня есть. Могу продать, переехать в город, искать работу.
- Не торопитесь,
Оля положила руку ей на плечо.
- Сергей оставил наследство. Часть денег принадлежит Матвею по праву. Я поговорю с нотариусом.
- Вы бы так сделали? Разделили с нами наследство?
- Матвей его сын. Такой же законный, как Настя. Он имеет право на долю отца.
Таня расплакалась. Не от горя на этот раз, от благодарности, от облегчения, от осознания, что она не одна в этом кошмаре.
- Я ненавидела вас,- призналась она сквозь слезы.
- Когда узнала, что вы живы, что Серёжа всё это время врал, я ненавидела вас. Думала, это вы во всём виноваты. Что вы держали его, не отпускали.
- А я ненавидела вас. Думала, что вы разлучница, хищница, укравшая чужого мужа. А оказалось! Оказалось, что мужа не было. Был призрак, фантом, роль.
Мы обе любили человека, которого не существовало.
Утром Оля уехала домой. Настя ждала её у окна, маленькая фигурка в розовой пижаме, прижавшаяся носом к стеклу.
- Мама!
Она выбежала на крыльцо, бросилась в объятия.
- Ты вернулась. Бабушка Зоя сказала, что ты скоро приедешь, но я боялась.
- Я здесь маленькая. Я больше никуда не уеду.
- Обещаешь?
- Обещаю.
В доме пахло блинами, Зоя Павловна хозяйничала на кухне. Рядом с ней, неловко держа лопатку, стояла Антонина Федоровна. Две женщины, которые 40 лет, ненавидели друг друга, теперь вместе готовили завтрак. Бабушка Тоня приехала в гости, объяснила Настя шёпотом.
- Она старенькая и добрая. Рассказывала мне про папу, когда он был маленький.
Оля посмотрела на свекровь. Та едва заметно кивнула всё в порядке.
- Настенька,
Оля присела перед дочерью.
- Мне нужно рассказать тебе кое-что важное. Ты уже большая, ты поймёшь.
- Про папу?
- Да, про папу. И про одного мальчика, которого зовут Матвей. Он. Он твой брат.
Настя нахмурилась.
- Но у меня нет брата.
- Есть. Ты просто не знала о нём. И он не знал о тебе. Папа. Папа не успел вас познакомить.
- Почему?
Оля искала слова. Как объяснить ребёнку то, что сама не понимала? Как рассказать о предательстве, не разрушив память об отце?
- Иногда взрослые делают ошибки, - сказала она наконец.
- Большие ошибки, которые трудно исправить.
- Папа ошибся.
- Но это не значит, что он вас не любил. Тебя и Матвея. Он любил вас обоих.
- А ты?
Настя смотрела на неё внимательно, по-взрослому.
- Ты его любила?
- Да. Очень. Но теперь. Теперь я учусь любить по-новому. Тебя, бабушек, нашу семью. Настоящую семью.
- А Матвей тоже будет в нашей семье.
Оля улыбнулась сквозь слёзы.
- Если захочет, да. Он твой брат, Настенька. Брата нельзя выбирать, но можно любить.
Прошёл месяц. Осень вступила в свои права, деревья оделись в золото, ветер гнал по улицам опавшие листья, а по утрам изо рта шёл пар. Жизнь постепенно обретала новый ритм, новые очертания. Антонина Федоровна осталась жить у Зои Павловны.
Две женщины, которые столько лет избегали друг друга, теперь делили один дом, один стол, одни воспоминания. По вечерам они сидели на кухне, пили чай и разговаривали о прошлом, о Сергее, о мужчинах, которые их предали.
- Мой сын был таким же,- говорила Антонина Федоровна, глядя в темное окно.
- Не умел останавливаться. Всегда хотел большего больше денег, больше любви, больше жизни.
- И Серёженька в него пошёл. Я пыталась воспитать его иначе, - отвечала Зоя Павловна.
- После ухода мужа я поклялась, что мой сын никогда не станет таким. Работала на двух работах, давала ему лучшее образование, лучшие возможности. Думала, этого достаточно.
- Любви не бывает достаточно. Особенно, когда пытаешься заполнить пустоту, которую оставил ушедший отец.
Они не стали подругами, слишком много боли стояло между ними. Но научились уважать друг друга, понимать, принимать. Этого было достаточно. Настя спрашивала о брате каждый день. Когда она его увидит? Какой он? Во что любит играть? Оля отвечала терпеливо, рассказывала о Матвее то, что знала сама.
- Мальчик любит рисовать. Мечтает о собаке. Скучает по папе.
- Я тоже скучаю, - говорила Настя.
- Но теперь у меня есть брат. Это как подарок от папы, правда? Последний подарок.
Оля обнимала дочь и молчала. Она не знала, можно ли назвать это подарком. Но ребёнок видел мир проще, чище. Может быть, именно так и нужно смотреть на вещи. В середине октября Таня привезла Матвея в город.
Оля предложила встретиться на нейтральной территории, в парке у реки, где осенние клёны горели багрянцем и дети кормили уток хлебными крошками. Она увидела их издалека Таня в сером пальто, Матвей в синей куртке, держащей маму за руку. Мальчик шёл медленно, оглядываясь по сторонам. И в каждом его движении чувствовалась неуверенность, страх. Настя дернула Олю за рукав.
- Это он? Это Матвей?
- Да, маленькая. Это твой брат.
Дети остановились в нескольких шагах друг от друга. Смотрели, изучали, оценивали. Взрослые затаили дыхание.
- Привет, — сказала наконец Настя.
- Я Настя. Мне восемь лет.
- Мне тоже восемь, — ответил Матвей.
- С прошлой недели.
- У тебя был день рождения? И какой торт?
- С машинками. Мама сама испекла. - Круто. Я люблю торты с клубникой. А ты любишь качели?
Матвей кивнул. Настя взяла его за руку, просто, естественно, словно они знали друг друга всю жизнь.
- Пойдем. Там есть классные качели, высокие. Мама разрешает мне качаться до самого неба.
Они убежали, и через минуту над парком разнесся детский смех.
Оля почувствовала, как что-то теплое разливается в груди, не счастье ещё, но надежда на него.
- Они подружатся, - сказала Таня, подходя ближе.
- Дети не умеют ненавидеть. Это мы их учим. Ненавидеть, бояться, прятаться. Они просто хотят играть.
Они сели на скамейку, глядя, как Настя и Матвей по очереди взлетают к небу на качелях.
Октябрьское солнце пробивалось сквозь облака, согревая лица последним теплом уходящего года.
- Я нашла работу,- сказала Таня.
- В библиотеке, как раньше. Платят немного, но нам с Матвеем хватит. А деньги, которые вы. Которые от наследства. Я положила на его счет. Для образования.
- Это правильно. Дети должны иметь будущее.
- Оля, - Таня повернулась к ней.
- Я хочу, чтобы вы знали. Я не жалею. О Серёже, о тех годах… Он дал мне Матвея. Этого достаточно.
- Я понимаю. Он дал мне Настю. И как бы я ни злилась на него, как бы ни проклинала его ложь, я не могу жалеть о своей дочери. Мы обе получили лучшее, что он мог дать. Может, единственное настоящее.
Они помолчали. Ветер гнал по аллее сухие листья, птицы кружили над водой, где-то вдалеке играла музыка.
- Я нашла могилу Дины, — сказала вдруг Оля, — той женщины, из писем.
Таня вздрогнула.
- Зачем?
- Не знаю. Чувствовала, что должна. Она покончила с собой из-за него, из-за того же человека, которого любили мы. Я принесла ей цветы. Стояла у памятника и думала могла бы это быть я или вы, если бы узнали правду раньше.
- Я думала об этом,- призналась Таня. - В первые дни, когда боль была невыносимой. Думала, а стоит ли жить дальше?
- И что остановило?
- Матвей. Он пришёл ко мне ночью, забрался под одеяло, обнял. Сказал мама, не уходи. Я не хочу быть один. И я поняла, я не имею права. Не имею права оставлять его сиротой из-за человека, который этого не заслуживает.
Оля кивнула. Она понимала.
- Дети — это якорь, который держит на плаву, когда хочется утонуть. Дина была одна, - сказала она тихо.
- У неё не было детей, не было семьи. Некому было её удержать. Сергей забрал у неё всё и не оглянулся. Он был болен. Я теперь это понимаю. Не физически душевно. Не умел любить иначе, как разрушая. Не умел быть честным, потому что честность казалась ему слабостью. Его отец был таким же. И дед, по словам Антонины Федоровны, словно проклятие, передающееся из поколения в поколение.
Значит мы должны его разорвать, Таня посмотрела на детей, которые теперь строили что-то из песка в углу площадки. Матвей не станет таким. Я не позволю. И Настя не станет жертвой таких мужчин. Я научу её видеть ложь, за красивыми словами. Вечером они все собрались в квартире Оли, первый семейный ужин, на котором присутствовали обе бабушки, обе матери и оба ребёнка.
Стол был накрыт в гостиной, Зоя Павловна приготовила свой фирменный пирог. Антонина Федоровна испекла печенье по старинному рецепту. Настя и Матвей сидели рядом, шептались о чем-то своём, хихикали. Взрослые смотрели на них и улыбались впервые за долгое время искренне, без боли.
- За нашу семью, — сказала Зоя Павловна, поднимая бокал.
- Странную, не похожую на другие, но настоящую.
- За правду, — добавила Антонина Фёдоровна, — какой бы горькой она ни была.
- За детей, — сказала Таня — за их будущее.
- За любовь, — произнесла Оля, — ту, которая не лжёт.
Они выпили. За окном сгущались сумерки, зажигались фонари. Мир продолжал вращаться, люди продолжали жить, и где-то далеко, на кладбище у моря, лежал человек, который соединил их всех своей ложью, своим предательством, своей смертью.
Позже, когда гости разъехались, а Настя уснула, обнимая нового плюшевого медведя, подарок от брата. Оля вышла на балкон. Город мерцал огнями внизу, холодный ветер трепал волосы. Она думала о Сергее не с ненавистью уже, не с болью.
С чем-то похожим на усталое понимание. Он был сломан с самого начала. Мальчик, которого бросил отец. Подросток, который научился врать, чтобы видеть бабушку. Мужчина, который строил карточные домики из человеческих судеб, потому что не знал иного способа чувствовать себя живым. Она не прощала его. Но перестала ненавидеть.
Ненависть требует слишком много сил, которые нужны для жизни. Оля достала из кармана фотографию ту самую из дома у моря. Сергей, Таня, Матвей. Счастливая семья, которой никогда не было. Она долго смотрела на улыбающееся лицо мужа, на его глаза, в которых теперь видела не любовь, а пустоту. Потом медленно, аккуратно разорвала фотографию пополам.
Выбросила половину с Сергеем в ночь ветер подхватил обрывок и унёс прочь, в темноту. Вторую половину с Таней и Матвеем она положила в карман. Завтра она вставит её в рамку рядом с фотографией Насти. Две половинки одной семьи. Два ребёнка, которые нашли друг друга благодаря лжи отца. Жизнь продолжалась. Не та, о которой она мечтала десять лет назад, выходя замуж за красивого улыбчивого мужчину.
Другая жизнь сложнее, больнее, но честнее. И это было главное. Честность. Оля закрыла балконную дверь и пошла в спальню дочери. Постояла над кроваткой, глядя на спящую Настю. Девочка улыбалась во сне наверное, снился брат, новые качели, осенний парк.
- Я не подведу тебя,- прошептала Оля.
- Обещаю. Ты вырастешь сильной. Ты научишься любить тех, кто этого достоин. И никакое семейное проклятие тебя не коснётся.
Она наклонилась, поцеловала дочь в лоб. В окно светила луна. Где-то вдалеке шумело море то самое, к которому Сергей ездил отдохнуть в одиночестве. Но теперь его тайны больше не имели власти над живыми. Правда освободила их всех.