Осень 2025 года внезапно оказалась временем, когда российская фантастика решила напомнить о себе не в формате «что-нибудь еще про попаданца», а как жанр с претензией. Причем претензией сразу в трех направлениях: технологическом, космическо-идеологическом и мифологически-мясном. Вадим Панов уходит в биопанк, Сергей Лукьяненко — по старой привычке — запускает новый цикл, а Карина Шаинян отправляет читателя на Алтай, где в траве шевелится не туристическая экзотика, а настоящая, липкая, хрустящая хтонь.
Если смотреть на эту троицу как на симптом, картина вырисовывается любопытная. Русская фантастика снова ищет способ «спасти» — если не страну, то хотя бы читателя. Но делает это исключительно по краям: либо в холодный космос, либо в теплую утробу мифа. А середина — социальная, земная, неудобная — по-прежнему пустует.
Вадим Панов: спасти через биологию
Панов в 2025 году неожиданно перестает быть просто Пановым. От «Тайного города» и привычной урбанистической магии он делает шаг в сторону биопанка — жанра, который в России любят осторожно, как экспериментальное лекарство. Биопанк — это всегда про тело, контроль, технологии, которые лезут под кожу. И Панов, надо признать, работает здесь уверенно.
Его роман — это мир, где человек давно перестал быть цельным существом. Биомодификации, корпоративная этика, условная свобода выбора — все это подано без истерики, но с холодной расчетливостью. Панов не морализирует, он констатирует: будущее будет не героическим, а технологически вязким. Не «мы полетим к звездам», а «мы улучшим печень».
Это фантастика спасения через контроль. Если мир рушится, значит, его нужно оптимизировать. Подкрутить ДНК, переписать алгоритм, заменить слабое место. Панов верит в систему — пусть жесткую, пусть негуманную, но работающую. Его Россия будущего — не миф и не мечта, а лаборатория. И в этом есть пугающая честность.
Но есть и ограничение: человек у Панова — элемент конструкции. Его жалко, но не слишком. Биопанк здесь не столько про трагедию личности, сколько про эффективность модели. Спасение получается техническим, без катарсиса.
Сергей Лукьяненко: спасти через космос и смысл
Лукьяненко осенью 2025-го делает то, что умеет лучше всего: начинает новый цикл. Это уже почти жанр внутри жанра — «новый цикл Лукьяненко». Космос, люди, которые не совсем люди, моральный выбор, который вроде бы есть, но на самом деле давно сделан.
Лукьяненко по-прежнему пишет фантастику не про будущее, а про порядок. Его миры всегда иерархичны: есть сильные, есть слабые, есть те, кто «понимает, как все устроено». Новый цикл не исключение. Космос здесь — не пространство неизвестного, а большая сцена для разговора о правильном и неправильном.
Это фантастика спасения через смысл. Через объяснение. Через уверенность в том, что у мира есть логика, и кто-то — желательно автор — эту логику знает. Читателю предлагается комфорт: да, мир сложен, но он объясним. Да, будущее страшновато, но есть инструкция.
Проблема в том, что космос у Лукьяненко давно перестал быть пугающим. Он обжит, освоен, морально размечен. Это не бездна, а коридор с указателями. И спасение здесь выглядит не как поиск, а как возвращение к знакомой формуле.
Лукьяненко по-прежнему профессионален, читаем и узнаваем. Но риск исчезает. Его фантастика не ранит — она подтверждает.
Карина Шаинян: спасти через хтонь и мясо
И вот на этом фоне появляется Карина Шаинян с Алтаем, саспыгой и ощущением, что под ногами что-то живое. Ее роман — это не фантастика комфорта и не фантастика системы. Это фантастика тревоги.
Алтай у Шаинян — не открытка и не «место силы». Это территория, где человек — гость, причем нежеланный. Мифология здесь не декоративная, а хищная. Саспыга — не символ и не аллегория, а существо с телом, зубами и аппетитом.
Это спасение через признание: мир не обязан быть дружелюбным. Человек — не венец и не центр. В этой прозе нет идеи «исправить» реальность. Есть идея выжить, не растворившись и не обманув себя.
Шаинян работает на уровне телесного ужаса, но за этим стоит философия. Ее фантастика — про границу. Про то, что есть вещи, которые нельзя объяснить, оптимизировать или встроить в цикл. И именно это делает текст по-настоящему живым.
Почему нет середины
Если сложить эти три стратегии вместе, возникает странная пустота. Панов — технологии. Лукьяненко — космос и смысл. Шаинян — миф и хтонь. А где фантастика про здесь и сейчас? Про социальную реальность без скафандра и без шаманского бубна?
Российская фантастика 2025 года словно боится среднего плана. Боится разговора о повседневности без прикрытия жанрового экзотизма. Либо слишком далеко вперед, либо слишком глубоко назад. Будущее или архаика. Биолаборатория или лес, где кто-то шевелится.
Возможно, это честный выбор. Возможно, середина действительно невыносима без фантастического искажения. Но пока выходит так, что фантастика либо утешает, либо пугает, либо объясняет — но редко задает вопросы, на которые нет готовых ответов.
Итог
Осень 2025 показала: русская фантастика жива, разнообразна и все еще ищет путь спасения. Кто-то верит в технологии, кто-то — в порядок, кто-то — в древний ужас. И каждый из этих путей по-своему убедителен.
Но, возможно, настоящая фантастика начнется тогда, когда кто-то рискнет написать про мир без космоса и без хтоней. Про человека без апгрейда и без тотема. Про реальность, которая пугает не меньше, чем любой биопанк или алтайский лес.
Пока же — выбирайте способ спасения по вкусу. Или не спасайтесь вовсе. Это, в конце концов, тоже позиция.