Конверт лежал в почтовом ящике уже третий день — Светлана видела его каждое утро, но не решалась достать.
Обратный адрес она узнала сразу. Нотариальная контора Веселовой. Та самая, куда они ездили полгода назад на оглашение завещания свёкра.
Тогда всё прошло гладко. Слишком гладко, как теперь понимала невестка.
Свекровь сидела в чёрном платье, промокала глаза кружевным платочком, а нотариус зачитывала сухим голосом: «Всё имущество, включая загородный дом и земельный участок, переходит в собственность супруги — Тамары Николаевны Зориной».
Светлана тогда не удивилась. Муж был жив, зачем старику завещать что-то невестке или внукам? Логично, что всё досталось вдове.
Но теперь в руках она держала конверт, который перевернул эту логику с ног на голову.
Свекровь уехала к сестре в Калугу на неделю. Дети в школе. Игорь на работе до семи.
Светлана стояла в прихожей и смотрела на плотную бумагу с гербовой печатью.
Открыть?
Руки сами разорвали конверт.
Внутри лежало письмо и копия документа. Светлана начала читать — и почувствовала, как пол уходит из-под ног.
«Уважаемая Светлана Андреевна! В связи с обнаружением второго экземпляра завещания Зорина В.П., просим Вас явиться в нотариальную контору для уточнения обстоятельств дела...»
Второе завещание.
Она перевернула страницу и увидела копию того самого документа.
Текст был почти идентичен тому, что зачитывали на оглашении. Почти — за одним исключением.
«Загородный дом и земельный участок по адресу... завещаю в равных долях: супруге Зориной Т.Н., сыну Зорину И.В. и внукам — Зориной А.И. и Зорину М.И.»
Светлана перечитала трижды. Потом ещё раз.
Свёкор завещал дачу не только жене. Он включил в завещание сына и внуков.
Но на оглашении об этом не было ни слова. Свекровь получила всё. Одна.
Как такое возможно?
Невестка села прямо на пол в прихожей. Ноги не держали.
Мысли метались как вспугнутые птицы. Может, ошибка? Может, нотариус что-то напутала?
Но дата на копии стояла позже, чем на том завещании, которое огласили. На три месяца позже.
Владимир Петрович изменил своё решение перед самым концом. Решил позаботиться не только о жене, но и о сыне с внуками.
А свекровь... Тамара Николаевна каким-то образом сделала так, чтобы это завещание исчезло.
Светлана прожила в семье Зориных восемь лет.
Она помнила, как свекровь встретила её в первый раз — оценивающим взглядом с головы до ног. Помнила сухое «будем знакомы» вместо нормального приветствия.
Помнила бесконечные замечания.
«Светочка, ты неправильно режешь лук». «Светочка, у тебя пыль на подоконнике». «Светочка, почему дети до сих пор не едят суп?»
Невестка терпела. Улыбалась. Старалась угодить.
Она искренне верила, что свекровь просто такой человек — требовательный, строгий, но в глубине души добрый. Ведь она заботилась о внуках. Привозила подарки. Помогала, когда Светлана лежала с температурой.
Разве злой человек станет так поступать?
Теперь невестка понимала: всё это было частью игры. Красивой маской, под которой скрывался холодный расчёт.
Свекровь не просто хотела контролировать семью сына. Она хотела владеть всем. Буквально — всем имуществом.
И ей это почти удалось.
Светлана спрятала письмо в сумку и решила дождаться вечера.
Игорь вернулся с работы усталый, но весёлый.
— Светик, представляешь, мне сегодня премию обещали! Квартальную, за проект.
Она выдавила улыбку.
— Молодец. Заслужил.
— Что-то случилось? — муж внимательно посмотрел на неё.
Восемь лет вместе. Он чувствовал её настроение без слов.
— Игорь, сядь. Мне нужно тебе кое-что показать.
Она достала конверт.
По мере чтения лицо мужа менялось. Недоумение, непонимание, потом — глухое молчание.
— Это... — он прокашлялся. — Это какая-то ошибка.
— Я тоже сначала так подумала. Но смотри на дату.
— Может, подделка?
— От нотариальной конторы? Той самой, где мы были? С их печатью и подписью?
Игорь помотал головой.
— Мама не могла. Она бы никогда...
— Никогда — что? — Светлана почувствовала, как внутри закипает злость. — Никогда не обманула бы собственного сына? Никогда не лишила бы внуков наследства?
— Ты не понимаешь! Она любит детей! Она же постоянно с ними возится!
— Любит настолько, что вычеркнула их из завещания отца?
Муж уставился в стену. На его скулах играли желваки.
Светлана видела, как он борется сам с собой. Как пытается найти оправдание. Как цепляется за образ идеальной матери, который рушится на глазах.
— Поговори с ней, — сказала невестка тихо. — Когда вернётся. Просто спроси напрямую.
— И что она ответит?
— Правду. Или ложь. В любом случае мы узнаем, кто она на самом деле.
Тамара Николаевна вернулась из Калуги в воскресенье.
Она вошла в квартиру с улыбкой, с пакетами гостинцев, с рассказами о сестре и её новом котёнке.
— Светочка, я тебе платок привезла! Настоящий, калужский. Будешь как купчиха!
Невестка взяла подарок и молча положила на комод.
Свекровь заметила странную атмосферу.
— Что у вас тут случилось? Почему такие лица?
Игорь сидел за столом. Перед ним лежало письмо из нотариальной конторы.
— Мама, сядь. Нам нужно поговорить.
Тамара Николаевна медленно опустилась на стул. Её взгляд метнулся к бумаге — и Светлана увидела, как она вздрогнула.
Узнала.
— Что это? — спросила свекровь слишком ровным голосом.
— Ты знаешь что. Второе завещание отца. То, которое он составил за три месяца до конца.
Пауза.
Тамара Николаевна сидела неподвижно. Потом медленно выпрямила спину.
— Откуда это у вас?
— Из нотариальной конторы. Они нашли его в архиве при проверке. Оказывается, папа изменил завещание. Включил меня и детей. А ты... ты каким-то образом сделала так, чтобы на оглашении зачитали старую версию.
Свекровь молчала.
— Мама, — голос Игоря дрогнул. — Скажи, что это неправда. Скажи, что произошла ошибка.
Тамара Николаевна подняла голову. В её глазах не было ни раскаяния, ни стыда. Только холодная досада — как у человека, которого поймали на мелком нарушении.
— А если правда — что тогда? — спросила она. — Ты откажешься от родной матери?
— Ты обманула нас.
— Я защитила семью!
— Защитила? — Игорь поднялся. — Ты лишила моих детей наследства! Дачу, которую папа строил своими руками! Землю, где мы каждое лето проводили!
— И что бы вы с ней делали? — свекровь вскочила. — Продали бы? Разделили бы на участки? Я видела, как твоя жена смотрит на этот дом — ей не терпится всё распродать!
Светлана вздрогнула.
— Я никогда такого не говорила.
— А думала! — свекровь ткнула в неё пальцем. — Я знаю таких, как ты! Пришла в семью, охмурила сына, теперь тянешь одеяло на себя!
— Мама, прекрати! — Игорь встал между ними.
— Нет, пусть услышит! — Тамара Николаевна задыхалась от ярости. — Я пятьдесят лет жила с твоим отцом! Я строила этот дом вместе с ним! Каждую доску, каждый гвоздь! А эта невестка хочет получить готовенькое!
— Никто ничего не хочет получить, — Светлана говорила спокойно, хотя внутри всё горело. — Свёкор сам решил включить нас в завещание. Не я его просила. Не Игорь. Он сам захотел, чтобы внуки имели долю в доме. А вы это украли.
— Украла?! — свекровь взвизгнула. — Да как ты смеешь!
— Смею. Потому что это правда.
Тамара Николаевна осеклась. Она смотрела на невестку новыми глазами — как будто впервые видела по-настоящему.
Светлана выдержала этот взгляд.
Восемь лет она молчала. Восемь лет терпела придирки, намёки, холодное презрение. Боялась испортить отношения. Боялась, что муж встанет на сторону матери.
Больше не боялась.
— Тамара Николаевна, — сказала она ровно. — Вы можете ненавидеть меня сколько угодно. Но ваш сын и ваши внуки заслуживают того, что им оставил отец и дед. Это не про деньги. Это про справедливость.
— Справедливость? — свекровь горько усмехнулась. — Ты ничего не понимаешь в нашей семье.
— Зато я понимаю в честности.
Игорь долго молчал.
Он стоял посреди комнаты — между матерью и женой. Между прошлым и настоящим.
Светлана видела, как тяжело ему даётся этот момент. Он любил мать. Уважал её. Всю жизнь старался не огорчать.
Но сейчас речь шла о другом. О правде. О доверии. О том, какой пример он подаст собственным детям.
— Мама, — сказал он наконец. — Мне всё равно, кому достанется дача. Хоть тебе, хоть бездомным собакам. Но ты нас обманула. Обошла завещание отца. Спрятала его последнюю волю.
— Я хотела как лучше...
— Нет. Ты хотела контролировать. Как всегда.
Свекровь отшатнулась.
— Игорь...
— Всю мою жизнь ты решала за меня. С кем дружить, куда поступать, на ком жениться. Я думал — это забота. Оказалось — это контроль.
— Я делала это ради тебя!
— Ради себя, мама. Чтобы я всегда зависел от тебя. Чтобы никуда не делся.
Тамара Николаевна села обратно на стул. Плечи её опустились.
Впервые за всё время Светлана увидела свекровь не властной хозяйкой, а пожилой женщиной, которая вдруг поняла, что проиграла.
— И что теперь? — спросила Тамара Николаевна тихо. — Отберёте у меня дом?
— Нет, — ответил Игорь. — Живи там. Это твой дом тоже. Но мы поедем к нотариусу и оформим всё по закону. Как хотел отец.
— А если я откажусь?
— Тогда мы подадим в суд. Но я надеюсь, до этого не дойдёт.
Свекровь долго молчала. Потом кивнула.
Оформление заняло почти два месяца.
Тамара Николаевна неожиданно не стала сопротивляться. Может, поняла, что доказательства против неё слишком очевидны. Может, устала бороться. Может — и Светлана хотела в это верить — где-то внутри осознала свою неправоту.
Дачу разделили на четыре части. Свекрови осталась половина дома и участка. Вторая половина отошла Игорю и детям.
— Летом приезжайте, — сказала Тамара Николаевна на прощание после подписания бумаг. — Я... я буду рада.
Это было не извинение. Но что-то близкое к нему.
Светлана кивнула.
— Приедем. Дети скучают по вашему малиновому варенью.
Свекровь слабо улыбнулась.
— Сварю. Специально для них.
Дома Игорь обнял жену.
— Спасибо, — сказал он. — Что не сдалась. Что показала мне правду.
— Было страшно.
— Знаю. Мне тоже было. До сих пор страшно. Но ты права — справедливость важнее комфорта.
Светлана прижалась к нему.
— Как думаешь, она изменится?
— Не знаю. Наверное, нет. Ей семьдесят четыре года, сложно меняться в таком возрасте.
— Тогда зачем мы это сделали?
Игорь помолчал.
— Чтобы наши дети знали: нельзя молчать, когда с тобой поступают несправедливо. Даже если это родные люди. Даже если проще закрыть глаза.
Невестка улыбнулась.
— С каких пор ты стал таким мудрым?
— С тех пор, как женился на тебе.
Вечером они сидели на кухне втроём — Светлана, Игорь и их дочь Анечка.
Сын уже уснул, а девочка не хотела идти в кровать.
— Мам, а правда, что бабушка плохая?
Светлана вздохнула.
— Нет, солнышко. Бабушка не плохая. Она просто... запуталась.
— Как можно запутаться?
— Иногда взрослые так сильно боятся потерять что-то важное, что начинают делать глупости. Бабушка боялась остаться одна. Боялась, что её забудут.
— Но мы же её не забудем!
— Конечно, нет. Она всегда будет нашей бабушкой. Просто теперь мы с ней по-другому общаемся.
— По-честному?
— Да, малыш. По-честному.
Анечка кивнула, слезла со стула и потопала в комнату.
Игорь посмотрел на жену.
— Ты молодец.
— Почему?
— Не стала говорить гадости про маму. Хотя могла бы.
— Зачем? Она бабушка моих детей. Какой бы ни была — они должны знать её с хорошей стороны тоже.
— Это... благородно.
Светлана покачала головой.
— Это практично. Ненависть отравляет прежде всего того, кто ненавидит. Я не хочу жить с этим ядом внутри.
Игорь взял её руку.
— Прости, что столько лет не замечал. Как она с тобой обращалась. Как принижала. Как делала виноватой во всём.
— Ты тоже был жертвой, Игорь. Она и тебя контролировала.
— Больше не будет.
Светлана впервые за долгое время почувствовала, что может дышать свободно.
Восемь лет она жила с ощущением постоянного давления. С чувством, что никогда не будет достаточно хороша для семьи мужа. С уверенностью, что свекровь всегда найдёт к чему придраться.
Теперь это закончилось.
Не потому, что Тамара Николаевна вдруг полюбила невестку. И не потому, что стала другим человеком.
Закончилось потому, что Светлана перестала терпеть молча. Перестала бояться конфликта. Перестала ставить чужой комфорт выше собственного достоинства.
Оказалось, что свекровь не такая уж всесильная. Что её власть держалась на молчании и страхе. Когда невестка заговорила — власть рассыпалась.
Через год они впервые всей семьёй приехали на дачу.
Тамара Николаевна встречала их на крыльце — постаревшая, но какая-то другая. Мягче. Тише.
— Заходите, — сказала она. — Я пирогов напекла.
Дети бросились обнимать бабушку. Игорь занёс сумки. Светлана осталась стоять у калитки.
Она смотрела на дом, который чуть не отняли у её семьи. На яблони, которые сажал ещё свёкор. На качели, где когда-то качался маленький Игорь.
Всё это теперь принадлежало и им тоже. По праву. По закону. По справедливости.
— Светочка, — позвала свекровь. — Ты идёшь?
Невестка улыбнулась.
— Иду.
Она переступила порог — не как гостья, а как хозяйка. Как человек, который заслужил своё место в этой семье.
Свекровь посмотрела на неё долгим взглядом.
— Знаешь, — сказала она неожиданно, — Володя... мой муж... он правильно сделал. Что включил вас в завещание.
Светлана застыла.
— Я не сразу поняла. Обиделась. Разозлилась. Думала — предал, променял меня на чужих людей. А он просто смотрел дальше. Знал, что я не вечная. Хотел, чтобы дом остался в семье. Во всей семье.
— Тамара Николаевна...
— Подожди. Дай скажу. — Свекровь тяжело вздохнула. — Ты не чужая, Света. Ты мать моих внуков. Жена моего сына. Я должна была понять это раньше.
Это было не извинение за все годы придирок. Не признание вины за спрятанное завещание. Но это было что-то. Шаг навстречу.
И Светлана решила его принять.
— Давайте пить чай, — сказала она. — С вашими пирогами.
Свекровь кивнула.
И впервые за восемь лет улыбнулась невестке по-настоящему.