Несветаев В. «Мурло» (независимое издательство "Чтиво")
Не абсурд, не триллер, а сюр и галлюцинации. Один нормальный персонаж — и тот уже почти не жилец. Сгинет — и переведутся добрые люди. И всё это о книге, изданной в независимом издательстве «Чтиво». К слову, в 2022-м она вошла в лонг-лист премии «Лицей». Что же в ней такого?
Сама суть уже иронична: пятидесятилетний слесарь Степан Домрачёв приезжает в село забрать вещи умершего дяди, у него угоняют «Газель», и он оказывается в ловушке. Но вместо «комедии положений» автор решает поэкспериментировать с судьбами, характерами и ценностями людей и делает из романа закрытую лабораторию страстей, «особенностей» человеческих.
И несмотря на наличие российской глубинки, факт российской прозы с социальным подтекстом, роман не скатился в банальный чёрный юмор. Бытовая бездонная яма с уклоном как в психологию, так и метафизику.
Представьте, Чужак вторгается в ваш дом, начинает вмешиваться в ваш жизненный уклад, манипулировать, указывать что делать. Но при этом он не злодей, но лишь катализатор, срывающий пробки с давно закупоренных бутылей. И каждый «срывается» на нём: кто в похоть, кто — в агрессию, кто-то просто легонько «умолишается». При этом путь рассудка самого Домрачёва заслуживает отдельного упоминания, но не как отдельный сюжетный ход, а кульминация действий всего села. Все тихо сходят с ума. И это при том факте, что текст не о «монстрах в селе», а о самых обыкновенных людях, которые не умеют управлять собой. Девиация здесь не «патология маргиналов», а почти норма.
Автор о книге: «"Мурло" — книга о девиациях. Персонажи, в сущности, самые обыкновенные русские люди, с трудом контролирующие свои страсти. И страсти эти так сильно завладевают ими, что порой может показаться, замещают их, становятся на их место, обретая болезненную форму. Как будто вырезается трафарет, в который удаётся пролезть только образу, высеченному страстями, но не душе. В фильме Андрея Тарковского "Сталкер" герой говорит: "То, что они называют страстью, на самом деле не душевная энергия, а лишь трение между душой и внешним миром". "Мурло" — это попытка осознать, что есть вещи более тонко организованные и могущие принести не трафаретное, а объёмное, истинное счастье».
Название вынуждает идти в сеть и уточнять смысл. «Мурло» — и физиономия, и животное, и обезображенное лицо. Автор описывает момент, когда страсть вытесняет личность: «Как будто вырезается трафарет, в который удаётся пролезть только образу, высеченному страстями, но не душе». И так получается то ли животное, то ли некрасивый человек. Но Несветаев, в отличие от упомянутого Тарковского, работавшего с высокой притчей, стоит на твёрдой земле: быт поселковой глуши, простой неприукрашенный язык, постоянные физические ощущения (то холодно, то мокро, то ушиб…)
Со слов автора, его интересуют девиации. И судя по сюжету, страстей: мания контроля, власть, алчность, пьянство, секс. И всё это в селе в порядке вещей: то, что мы называем «обыкновенной жизнью», изнутри уже давно пронизано законным одобренным бредом.
«Мурло» — не книга «о деревне», а книга про российский быт как непрекращающийся срыв, постоянная депрессия. Домашний садизм, тихая жестокость, жизнь при постоянном трении души с миром. Для автора это норма. Для читателя — каждый решит для себя в меру своего уровня и вида девиации.
Любовь через побои. Презрение через улыбку. Радость через алкоголь. Стремления есть, но нет ни сил, ни ума на них. Начитанность — ещё не показатель образованности и активного мыслительного процесса.
Героям словно дали «существование», а «сущность» забыли. И вот они неприкаянные болтаются по деревням и городам, не понимая, как и кем быть, зачем существовать и что делать вообще.
Гротескный реализм автора показывает, что такое зависимость как от веществ, так и от собственных аффектов.
«Мурло» — книга о девиантности страстей человеческих и о потере лица на примере отечественных далёких сёл. Попытка через гротеск и сюр понять что происходит с человеком, когда его внутреннее пространство захватывает некое чувство и насколько наша внутренняя среда готова и хочет такого вмешательства в себя.
В целом, сама заявка — выйти за границы социальной «серой» прозы и использовать провинциальный материал как метафизический ресурс — редка и поэтому лучше отнестись к ней внимательно.