Знаете, когда я смотрю на групповые фотографии партийной верхушки начала двадцатых годов и ловлю себя на жутковатой мысли. Стоят люди. Улыбаются, щурятся от солнца, поправляют френчи, опираются друг на друга. Кажется, это монолит. Единый организм, который только что перевернул огромную империю и собирается строить новый мир. А я смотрю на них и вижу не соратников, а мертвецов. Ходячие трупы, которым история уже выписала ордер, просто дату проставить забыла.
Январь двадцать четвертого года.
Горки. Ленин умирает. И в ту самую секунду, когда врачи фиксируют остановку сердца вождя, в кремлевских коридорах, еще не остывших от революционной лихорадки, слышится не плач, а лязг затворов. Метафорических, конечно, но от этого не менее смертоносных. Начинается самое грязное и самое захватывающее действо в политике — схватка за наследство. И вот здесь, друзья мои, кроется главная драма. Те, кто вчера вместе с Ильичем штурмовал старый мир, вдруг обнаружили, что главный враг теперь не белогвардеец и не интервент, а тот парень, что сидит за соседним столом в Политбюро.
Давайте честно, без учебникового глянца.
Кто был Лев Троцкий? Демон революции. Человек, создавший Красную Армию из ничего, из хаоса и дезертиров. Его имя гремело так, что стекла дрожали от Петрограда до самых окраин. Казалось бы, вот он — естественный преемник. Харизма, интеллект, ораторский дар такой, что толпы впадали в транс. Но история — дама ироничная и жестокая. Троцкий был блестящим трибуном, но никудышным аппаратчиком. Пока он писал огненные статьи о перманентной мировой революции, мечтая поджечь земной шар, в тихом кабинете сидел Иосиф Виссарионович и занимался скучнейшим делом — расстановкой кадров.
Троцкий смотрел на Сталина свысока, называл его «гениальной посредственностью».
Какая фатальная ошибка. Высокомерие в политике убивает быстрее пули. Лев Давидович не понял главного: время митингов прошло. Наступило время секретариата. Сталин, этот мастер тихой игры, просто перекрыл кислород. Сначала Троцкого выдавили из наркоматов, потом из партии, потом из страны. Финал нам всем известен: Мексика, сороковой год, удар ледорубом. И знаете, что страшно? Это была не просто политическая ликвидация. Это была кульминация личной ненависти. Сталин не прощал тех, кто считал себя умнее его.
А теперь посмотрите на эту парочку — Зиновьев и Каменев.
Григорий Евсеевич и Лев Борисович. Ближайшие, казалось бы, люди к Ленину. Зиновьев вообще годами жил с вождем в эмиграции, чуть ли не в одном шалаше. После смерти Ильича они, испугавшись амбиций Троцкого, сделали ставку на Сталина. Они думали, что Сталин — это так, техническая фигура, управляемый исполнитель, которого можно использовать как таран против Троцкого, а потом задвинуть в угол. Какая наивность! Они своими руками вымостили дорогу диктатуре, думая, что строят коллективное руководство.
Когда они опомнились, было поздно. Сталин использовал их, выжал досуха их авторитет, а потом выбросил, как использованную ветошь. Их метания в двадцатые годы вызывают у меня смесь жалости и брезгливости. То они с Троцким, то против, то каются, то снова в оппозицию. Сталин таких вещей не понимал. Для него политика была не дискуссионным клубом, а войной на уничтожение. В тридцать шестом году их расстреляли. И не просто расстреляли — перед этим сломали морально, заставили признаться в чудовищных, абсурдных вещах. Это был урок всем остальным: неприкасаемых нет. Никакие заслуги перед революцией, никакая близость к Ленину не спасут, если ты встал на пути у Генерального секретаря.
И, конечно, Николай Бухарин.
«Любимец партии», как называл его Ленин. Теоретик, мягкий интеллигент, человек, который искренне верил, что социализм можно построить без мясорубки. Он долго был союзником Сталина, помогал ему громить сначала Троцкого, потом Зиновьева с Каменевым. Бухарин ратовал за НЭП, за то, чтобы дать крестьянину вздохнуть, чтобы экономика росла естественно. «Обогащайтесь!» — бросил он однажды крестьянам, и эту фразу ему припоминали до самой смерти.
Но когда Сталин решил, что пора сворачивать лавочку и загонять страну в индустриализацию любой ценой, Бухарин стал помехой. Его «правый уклон» вдруг оказался опаснее любой контрреволюции. Идеологические споры о темпах хлебозаготовок быстро переросли в обвинения в шпионаже и терроризме. Бухарин до последнего пытался апеллировать к разуму, к логике, писал Сталину письма... Читать их сейчас больно. Это письма человека, который не понимает, что попал в клетку с тигром и пытается убедить хищника стать вегетарианцем. В тридцать восьмом его пустили в расход.
Вы спросите меня: почему? Почему они все, эти титаны, эти люди, которые не боялись царской охранки и каторги, проиграли одному человеку? Ведь их было много, они были умны, образованны, популярны.
Ответ прост и страшен. Ленин оставил после себя вакуум власти, но не оставил механизма её передачи. В этой пустоте побеждал не тот, кто ярче говорил, а тот, кто контролировал аппарат. Сталин был гением бюрократии — и я говорю это без капли иронии. Пока его соперники спорили о судьбах мирового пролетариата, Сталин назначал секретарей губернских комитетов. Он создал армию чиновников, которые были обязаны лично ему карьерой, пайком, жизнью.
Троцкий хотел мировой пожар. Зиновьев хотел власти партии. Бухарин хотел сытой крестьянской страны. А Сталин хотел, чтобы система работала, и работала под его полным контролем. И ради этого он был готов пустить под нож всю старую гвардию. Он заменил революционеров-романтиков на исполнителей. Идейные споры превратились в судебные приговоры.
Есть разные взгляды на это время. Кто-то скажет, что Сталин спас страну, уничтожив пятую колонну и подготовив СССР к войне через жесточайшую централизацию. Другие скажут, что он предал идеалы Октября, утопив партию в крови и страхе. Историки до сих пор ломают копья, обсуждая, был ли альтернативный путь. Мог ли НЭП Бухарина привести к индустриальному рывку? Мог ли Троцкий не развалить страну своими авантюрами?
Я не люблю сослагательного наклонения.
История случилась так, как случилась. Факты — упрямая вещь. К концу тридцатых годов от «ленинской гвардии» осталось только название. Почти все, кто делал революцию, кто сидел с Лениным в президиумах, были уничтожены. Система сожрала своих создателей. Это классический сюжет, старый как мир, от Французской революции до наших дней, но в советском исполнении он приобрел какой-то совершенно запредельный, инфернальный масштаб.
Мы видим не просто борьбу за власть. Мы видим трагедию людей, которые выпустили джинна из бутылки, но не смогли с ним совладать. Они думали, что управляют историей, а история, ухмыльнувшись в усы товарища Сталина, переехала их катком.
И вот что я хочу сказать вам напоследок. Глядя на судьбы этих людей, понимаешь одну простую истину: в большой политике друзей не бывает. Бывают временные попутчики. И чем выше ставки, тем короче этот путь. Соратники Ленина рассорились со Сталиным не просто потому, что у них были разные взгляды на экономику или мировую революцию. Они погибли потому, что в тоталитарной системе, которую они сами же и строили, на вершине есть место только для одного.
А как вы думаете, был ли у кого-то из них реальный шанс переиграть Сталина, или исход этой борьбы был предрешен самой логикой партийного аппарата? Жду ваши мнения в комментариях, там есть о чем поспорить.
Спасибо, что дочитали, ставьте лайк и подписывайтесь.