Два года брака с Денисом напоминали ровное, спокойное плавание по озеру в ясную погоду. Бывали, конечно, мелкие волны — обсуждение, кому мыть посуду после тяжелого дня, легкое раздражение из-за разбросанных носков, но ничего, что стало бы угрозой их совместной жизни.
Катя считала это чудом. Они находили общий язык почти без слов, понимали друг друга с одного взгляда. Их квартира-студия в спальном районе стала не просто съемным жильем, а настоящим гнездом, где пахло кофе по утрам, его одеколоном и ее ванильным кремом для рук.
Денис работал системным администратором и часто допоздна сидел за своим мощным игровом компьютером, огромном черном монолите, мерцающем разноцветной подсветкой.
Катя, графический дизайнер на удаленке, ютилась со своим ноутбуком на кухонном столе. Иногда, если ей нужно было быстро что-то погуглить или распечатать, а ноут буксовал, она пользовалась его махиной. Денис никогда не возражал, более того, он сам говорил: «Да пользуйся, чего там». Пароль от его учетной записи она знала — он был примитивным, комбинацией даты рождения его собаки, умершей в детстве. Доверие в семье было полным.
В тот роковой вторник ей нужно было срочно отправить готовый макет, а ее ноутбук решил устроить забастовку. Денис был на работе.
Катя, вздохнув, включила его компьютер. Система загрузилась, и перед ней, как всегда, предстал рабочий стол с мрачным фэнтезийным скриншотом. Она щелкнула на иконку браузера. Он открылся, и ее взгляд автоматически упал на несколько вкладок. Одна из них была открыта на странице в социальной сети. Не ее странице, и даже не его официальной, которой он почти не пользовался. Это была какая-то левая страница, о существовании которой Катя не знала. И открыта она была на диалоге.
Имя отправителя сообщения заставило Катино сердце на мгновение застыть: Лиза Королева!
Та самая Лиза, университетская любовь Дениса, отношения с которой длились все пять лет учебы и плавно сошли на нет через год после выпуска.
«По молодости и глупости», — как однажды обронил Денис, отмахиваясь.
Катя знала о ней, конечно знала. Знала, что Лиза теперь успешный юрист в крупной фирме, что она яркая, целеустремленная и, судя по старым фотографиям, обладала той самой хищной грацией, которой Кате, с ее милой, чуть ли не детской внешностью и склонностью к домашнему уюту, всегда не хватало.
Сообщения были свежими, за вчерашний вечер. Диалог начинался с невинного:
— Привет. Как жизнь?_
— Привет. Да нормально. Работаю. А ты?
— Эх. Кручусь, как белка в колесе. Так устала. С парнями вообще не клеится, одни идиоты попадаются. Вспоминаю тебя очень часто. Ты самый адекватный мужчина в моей жизни, честно говоря.
Пауза. Ответ Дениса:
— Не стоит. У нас все было хорошо, но мы оба тогда были другими. Слишком молодыми.
— Жаль, конечно, что так вышло. Мы с тобой были хорошей парой. Могло бы что-то получиться.
— Могло. Но история не знает сослагательного наклонения. Как там твоя мама?
Дальше разговор перетек в более отстраненное, почти светское русло: пара фраз о работе, общих знакомых, планах на отпуск. Ничего криминального. Никаких «я скучаю» или «встретимся».
Но Катя читала эти строки, и каждая буква впивалась в сознание, как тонкая игла. «Самый адекватный мужчина в моей жизни». «Жаль, конечно, что так вышло». А его ответ…
Он не отмел ее ностальгию с юмором. Не сказал: «Что ты, у меня же Катя, я счастлив». Он философски констатировал факт, как будто разбирал чужую жизнь. «Могло бы что-то получиться». Могло бы! Значит, его пара с Катей, это что? Данность? Привычка?
Она просидела перед монитором, не двигаясь, пока экран не потемнел от бездействия. Потом выключила компьютер и весь день провела в странном оцепенении. Вечером Денис вернулся, как всегда, с пакетом продуктов, поцеловал ее в макушку.
— Ты чего такая тихая? — спросил он, выкладывая продукты в холодильник.
— Я сегодня на твоем компьютере работала, — сказала Катя, и голос прозвучал чужим. — У тебя там браузер был открыт на переписке с Лизой Королевой.
Денис замер с пачкой масла в руке. Его лицо, обычно такое открытое, на мгновение стало непроницаемым. Затем он медленно положил масло на полку и закрыл дверцу холодильника.
— И? — произнес он спокойно. — Пообщались немного. Она написала первой.
— «Жаль, что так вышло», Денис! «Самый адекватный мужчина»! Что это?
— Ничего, — он повернулся к ней, и в его глазах читалось раздражение. — Обычная вежливость. Чего ты раздуваешь?
— А почему ты не сказал, что у тебя есть жена, которую ты любишь? Почему не оборвал эти воспоминания на корню?
— Да не было там никаких воспоминаний! — голос его повысился. — Ну поболтали о старом, как дела, все такое. Ты сама не идеальна, кстати. Ты же с тем… как его, Витей из института, в друзьях числишься и лайки ему ставишь.
— Это вообще не сравнить! Я с ним не переписываюсь Дай мне свой телефон.
Фраза повисла в воздухе. Катя сама удивилась, что сказала это. Раньше мысль проверить его телефон показалась бы ей абсурдной, унизительной для них обоих.
Денис рассмеялся. Коротко, сухо, без тени веселья.
— Ты серьезно? Нет, Катя, не дам. Это мое личное пространство. Я не ребенок, чтобы ты меня проверяла. Если у нас нет доверия, то о чем вообще разговор?
— Доверие? А эти секретные странички? А эти разговоры о «хорошей паре» с бывшей?
— Я ничего не скрывал! Страница открыта была, ну и что? Я не подумал даже закрыть, потому что мне нечего прятать! А ты теперь ищешь повод для скандала. Надоела, что ли, спокойная жизнь?
Они простояли друг против друга и их уютная квартира вдруг показалась Кате тесной клеткой. Он не кричал, но его отказ был железобетонным, окончательным. И в этой окончательности было что-то новое, пугающее. Он отстоял свои границы, но сделал это так, будто это была баррикада, за которой он что-то укрывал.
С того вечера что-то сломалось. Тихо, как трещина в фундаменте.
Прошел месяц. Месяц тяжелого, натянутого молчания, которое вдруг, словно по сигналу, сменилось чередой мелких, ядовитых уколов.
Все началось с работы. Как-то за ужином Катя, действительно уставшая от срочного и неблагодарного заказа, вздохнула:
— Вот бы выиграть в лотерею и не париться больше с этими заказчиками-самодурами.
Денис отложил вилку, посмотрел на нее оценивающим, чуть презрительным взглядом.
— А может, не в лотерею выигрывать, а что-то в себе поменять? — сказал он. — Сидишь на своих мелких заказиках, как суслик в норке. Довольствуешься крохами. Ни амбиций, ни стремления к большему.
Катя опешила.
— У меня есть амбиции. Я хочу развиваться…
— Хотеть мало, — перебил он. — Надо делать. Смотреть, куда мир движется. Вот Лиза, — он произнес это имя так естественно, будто речь шла о его коллеге, — та не сидела сложа руки. Вкалывала, курсы, проекты. Сейчас ведущим юристом стала, квартира в центре, машина. А что ты? Сидишь в этой конуре и мечтаешь о лотерее.
Катя почувствовала, как кровь отливает от лица. Он не просто сравнил, он поставил ее на какую-то низшую ступеньку. И использовал для этого Лизу. Ту самую Лизу.
— При чем тут Лиза? — прошептала она.
— Да ни при чем, просто пример для сравнения, — отмахнулся он, но в его глазах мелькнуло что-то жесткое, почти злорадное. — Просто констатация фактов.
Следующий удар пришелся ниже пояса.
Они собирались на день рождения к его другу. Катя надела свое любимое платье — темно-синее, облегающее, которое всегда сидело на ней идеально. Вертелась перед зеркалом, пытаясь застегнуть молнию на спине.
— Денис, помоги, пожалуйста.
Он подошел, потянул молнию. Она заела на середине.
— Ты что, поправилась что ли? — произнес он небрежно, дергая сильнее. Молния поддалась с неприятным звуком, но Катя почувствовала, как ткань натянулась на животе и боках.
— Нет… Просто платье, наверное, после химчистки село, — сглупила она, чувствуя жар на щеках.
— Вряд ли, — фыркнул он, отошел и стал смотреть на нее, скрестив руки. — Тебе бы, кстати, спортом заняться. Сидишь целыми днями за ноутом, жуешь бутерброды. Фигура расплывается. Не критично пока, уже заметно.
Она стояла, словно парализованная, глядя на свое отражение. Платье вдруг и вправду показалось ей тесным, фигура безобразной. Она всегда была в форме, с мягкими, женственными округлостями, которые Денис раньше обожал. Он называл ее «мой плюшевый мишка». Теперь она была просто «расплывающейся».
— Ты серьезно? — выдавила она.
— А что? Я же из лучших побуждений. Забочусь о твоем здоровье. Толстые часто болеют.
Скандалы стали вспыхивать по любому поводу. Невымытая чашка, разбросанные на диване материалы для работы, просроченный йогурт в холодильнике — все становилось поводом для едкого замечания, перерастающего в перепалку. Денис как будто искал в ней недостатки, тыкал в них пальцем, ждал, когда она взорвется. А Катя, измотанная постоянными придирками, взрывалась. Ее крики, рыдания, попытки выяснить, что происходит, разбивались о холодную стену его логичности.
— Ты стала истеричкой, — констатировал он однажды, когда она, рыдая, швырнула в стену диванную подушку. — Совсем себя не контролируешь. Раньше такой не была.
— Раньше ты не называл меня толстой и безвольной тряпкой! — выкрикнула она.
— Я не называю, я выражаю озабоченность. А насчет воли… Ну, посмотри на себя. С работы уволиться боишься, в спортзал записаться лень, сейчас вот истерику закатываешь. Где тут воля?
Он говорил это спокойно, почти терапевтическим тоном, и от этого было в тысячу раз больнее. Катя металась по квартире, чувствуя, что сходит с ума. Она пыталась искать следы в компьютере, но все страницы теперь были наглухо закрыты паролями, которые он сменил. История браузера чиста. Он стал носить телефон с собой всегда, даже в душе клал на полочку. Его цифровая жизнь стала для нее неприступной крепостью.
И она начала верить ему. Верить, что поправилась. Каждое утро она вставала на весы, ненавидела отражение в зеркале, щипала бока. Купила абонемент в зал, ходила через силу, но ему это казалось недостаточным. Верила, что она неудачница. Перестала брать творческие, но рискованные проекты, боясь его комментария: «Ты не потянешь? Зря только время заказчика потратишь». Ее мир сузился до размеров их квартиры и до постоянного, гнетущего ощущения, что она во всем виновата. Что она недостаточно хороша.
А потом, в один из тех вечеров, когда Денис задержался, ее ноутбук завис. От безысходности, машинально, она ткнула пальцем в его огромный монитор. Компьютер был в спящем режиме. Она пошевелила мышью и экран ожил. И снова, как месяц назад, перед ней был браузер и снова открытая вкладка. Но на этот раз это был мессенджер. И диалог с Лизой. Сообщения были сегодняшними.
Лиза: Все готово с моей стороны. Ты там как?
Денис: Терпения не хватает. Готовлю почву. Все идет по плану._
Лиза: Не переиграй. А то она поймет.
Денис: Не поймет. Уже сама в себя не верит. Постоянно ноет, скандалит. Еще немного, и она сама меня выставит, а я буду «несчастной жертвой». Так проще.
Лиза: Жестокий ты. Хотя… да, так надежнее. Скучаю.
Денис: Я тоже. Скоро будем вместе.
Катя прочитала эти строки и мир не рухнул. Он стал четким. Все кусочки пазла — придирки к весу, к работе, провокации ссор, холодность, отказ показывать телефон — вдруг встали на свои места, сложившись в отвратительную, ясную картину. Денис не просто общался с бывшей. Он методично, шаг за шагом, разрушал ее, Катю. Ломал ее самооценку, доводил до истерик, чтобы в итоге уйти, оставив ее виноватой во всем. Чтобы уйти к Лизе с чистой совестью «несчастного человека, которого довели».
Катя выключила монитор, села на его кресло и смотрела в темный экран, в котором смутно отражалось ее лицо — бледное, с огромными глазами. Лицо женщины, которую несколько месяцев целенаправленно травили, как зверя в загоне.
Дверь открылась через час. Денис вошел, громко топая, пахнущий дымом и пивом.
— Ты чего в темноте сидишь? — бросил он, включая свет.
Катя медленно повернула к нему голову.
— «Готовлю почву» — это про что, Денис?
Он замер. В его глазах промелькнула паника, которую он мгновенно подавил, сменив на привычную маску раздражения.
— О чем ты?
— О том, что я видела твой диалог с Лизой. В мессенджере. Про план, про то, как ты меня готовишь, чтобы уйти жертвой.
Молчание повисло густое, липкое. Денис сбросил куртку на пол, не глядя.
— Подсматривала, шпионила? — его голос стал низким, злым. — Ну конечно. Дошла до крайней степени. Я уже не удивлен.
— Я не шпионила! Ты сам все оставил открытым! Или уже настолько уверен, что я полное ничтожество, которое даже в голову не придет проверить?
— Да какая разница! — взорвался он наконец. Сдерживать больше не было смысла. — Да, я ухожу! Да, к Лизе! Мы… мы никогда и не расставались по-настоящему. А это… — он махнул рукой вокруг, — это была ошибка. Ты ошибка. Тихое, милое, уютное болотце. Мне надо больше. Больше драйва, выше уровень. Она мой уровень. А ты…
— А что я? — Катя встала. Голос не дрожал. — Толстая? Нецелеустремленная? Истеричка? Кого ты видишь перед собой, Денис? Того, кого ты сам слепил за эти месяцы? Ты меня целенаправленно унижал меня, каждый день, чтобы оправдать свое предательство.
— Не неси чушь! — крикнул он, но в его крике уже не было прежней уверенности. Была злоба, вынужденная наружу. — Ты сама себя уничтожила! Сидела, ныла, жрала свои бутерброды! Я просто открыл тебе глаза!
— Нет, — тихо сказала Катя. — Ты просто хотел уйти, не чувствуя себя сволочью. И для этого превратил меня в уродку. Чтобы твоя новая жизнь началась с красивой сказки про то, как ты сбежал из ада. Ада, который построил здесь своими руками.
Он смотрел на нее, и в его взгляде не было ни капли сожаления. Только облегчение, что маска сорвана, и неприкрытое презрение.
— Собирай вещи, — сказала Катя. — Сейчас. Возьми то, что нужно на первое время. Остальное завтра заберешь, когда меня не будет. Ключи оставь.
— Это ты уйдешь, а я останусь! — попытался он вернуть контроль.
— Нет, — повторила она, и в ее тихом голосе прозвучал металл, которой. — Ты уже ушел отсюда, месяц назад. А теперь просто физически исчезни. Пока я не вызвала полицию и не рассказала всем твоим друзьям и твоей маме, какой гениальный план ты придумал.
Они стояли друг против друга — он, раздувавшийся от злобы, и она, бледная от стресса, с синяками под глазами, но прямая, как струна. Впервые за много месяцев она смотрела на него не сквозь призму своих мнимых недостатков, а прямо. И видела просто трусливого, жестокого человека.
Он плюнул что-то невнятное, схватил сумку и стал с силой швырять в нее вещи из шкафа: носки, футболки, зарядки. Катя наблюдала за этим, не двигаясь. Когда он, наконец, захлопнул замок и направился к двери, он обернулся.
— Ты все равно останешься никем, — бросил он последнюю, слабую попытку ударить.
— Возможно, — ответила Катя. — Но я останусь человеком. А ты — нет.
Дверь захлопнулась. Звук был громким, финальным. Катя подошла к окну. Через несколько минут она увидела, как он выскочил из подъезда, сел в такси. Он даже не оглянулся на окна своей бывшей квартиры.
Она стояла у холодного стекла и ждала, когда придут чувства — боль, горечь от предательства. Но первой пришла тишина. И в этой тишине было только тихое жужжание ее ноутбука, который, кажется, наконец-то перезагрузился.