Ключи от квартиры лежали на столе нотариуса, и Марина смотрела на них так, будто это были гадюки, готовые в любой момент укусить.
— Подождите, я не понимаю, — она подняла растерянный взгляд на женщину в строгом костюме за столом. — Какая дарственная? На какую квартиру?
Нотариус, пожилая дама с седым пучком и очками на цепочке, терпеливо повторила:
— Ваш супруг, Андрей Викторович Соловьёв, оформил договор дарения на жилое помещение по адресу Речная, дом семь, квартира сорок два. Одаряемая — Соловьёва Зинаида Павловна. Это ваша свекровь, верно?
Марина почувствовала, как пол качнулся под ногами. Речная, семь. Это была их квартира. Квартира, которую они с Андреем купили пять лет назад в ипотеку. Квартира, за которую она отдала все свои накопления на первоначальный взнос. Квартира, в которой они мечтали растить детей.
— Это какая-то ошибка, — хрипло произнесла она. — Я ничего не подписывала. Я — совладелица этой недвижимости. Половина записана на меня.
Нотариус сняла очки и посмотрела на неё с профессиональным сочувствием, за которым читалась усталость человека, повидавшего слишком много семейных драм.
— К сожалению, Марина Сергеевна, ваша доля была переоформлена ещё три месяца назад. По нотариально заверенному согласию.
Она протянула ей документ. Марина схватила его дрожащими руками. Внизу страницы стояла её подпись. Знакомый наклон букв, характерная завитушка на конце. Только вот она этого не писала. Она точно помнила, что не писала.
— Я это не подписывала, — повторила она, но голос уже звучал неуверенно.
И тут она вспомнила. Три месяца назад Андрей принёс какие-то бумаги. Сказал, что это документы из банка, что-то связанное с рефинансированием ипотеки, что нужно просто поставить подпись, чтобы снизить процентную ставку. Она была занята готовкой ужина к приезду свекрови и подписала не глядя.
Свекровь.
Зинаида Павловна.
Всё встало на свои места с ужасающей ясностью.
Марина вышла из нотариальной конторы на негнущихся ногах. Декабрьский ветер ударил в лицо, но она не чувствовала холода. Внутри разрастался пожар, который никакой мороз не мог остудить.
Она шла по улице, не разбирая дороги, и в голове прокручивались события последних лет. Как свекровь появилась в их жизни сразу после свадьбы, властная и напористая. Как она постоянно критиковала Марину за всё: за то, как та готовит, как убирает, как одевается. «Мой сын привык к другому борщу». «В нашей семье принято мыть полы каждый день». «Ты слишком много тратишь на косметику».
Марина терпела. Она искренне хотела наладить отношения со свекровью, найти общий язык. Она верила, что это просто притирка, что со временем Зинаида Павловна примет её как дочь.
Какая же она была наивная.
Теперь картина складывалась целиком. Бесконечные визиты свекрови, которая «просто заехала проведать». Её привычка оставаться на ночь, потом на выходные, потом на неделю. Постепенное вторжение в их пространство. И Андрей, который всегда принимал сторону матери. «Она же одинокая женщина, Марин. Отец ушёл, ей тяжело. Потерпи немного».
Немного растянулось на пять лет.
Марина вернулась домой — хотя какой теперь это был дом? — и застала идиллическую картину. Свекровь сидела на диване, попивая чай из её любимой чашки. Андрей лежал рядом, положив голову матери на колени, а та гладила его по волосам, как маленького мальчика.
— О, невестка пришла, — протянула Зинаида Павловна, и в её голосе звучала плохо скрываемая триумфальная нотка. — Где ты была? Андрюша проголодался, а ужина нет.
Марина замерла на пороге. Она смотрела на эту картину и видела её совершенно новыми глазами. Это была не милая семейная сцена. Это был спектакль. Представление, которое разыгрывалось перед ней годами.
— Я была у нотариуса, — тихо произнесла она.
Что-то изменилось в атмосфере комнаты. Андрей резко сел, его глаза забегали. Свекровь подобралась, её пальцы вцепились в подлокотник дивана.
— Зачем тебе нотариус? — осторожно спросил муж.
— Мне позвонили. Сказали, что документы готовы к выдаче. Дарственная на нашу квартиру. На твою мать.
Тишина была такой плотной, что, казалось, её можно резать ножом.
Андрей открыл рот, но свекровь опередила его:
— И что тут такого? — она пожала плечами с наигранной небрежностью. — Это семейное дело. Квартира должна принадлежать семье. Мне уже шестьдесят два года, мне нужна стабильность. А ты, — она смерила невестку презрительным взглядом, — ты никто. Пришла на всё готовенькое и думаешь, что имеешь какие-то права?
— Мама! — Андрей поморщился, но не от возмущения, а от неловкости. — Мы же договаривались, что расскажем потом, после праздников...
— Расскажете? — Марина почувствовала, как земля окончательно уходит из-под ног. — Андрей, ты знал?
Он не смотрел ей в глаза. Его взгляд метался по комнате, цепляясь за узоры на ковре, за корешки книг на полке — за что угодно, только не за лицо жены.
— Марин, ты не понимаешь, — забормотал он. — Мама права, нужно думать о будущем. Мало ли что случится. А так — квартира останется в семье. Это же логично.
— В какой семье?! — голос Марины сорвался. — Я — твоя семья! Я пять лет плачу половину ипотеки! Я отдала все свои сбережения! А ты... ты подсунул мне бумаги под видом банковских документов?!
Свекровь поднялась с дивана. Теперь в её позе не было и тени притворной слабости. Перед Мариной стояла хищница, которая наконец сбросила овечью шкуру.
— Девочка, — произнесла Зинаида Павловна с ледяным спокойствием, — ты так и не поняла за все эти годы. Андрей — мой сын. Моя кровь. А ты — просто женщина, которая греет ему постель. Таких можно найти на каждом углу. Ты не родила ему детей, ты не принесла ничего ценного в эту семью. Квартира принадлежит мне по праву. И если тебе это не нравится — дверь там.
Она указала костлявым пальцем на выход.
Марина перевела взгляд на мужа. Ждала, что он вмешается. Что скажет матери остановиться. Что защитит её, как обещал когда-то перед алтарём.
Андрей молчал. Он сидел на диване, сгорбившись, и крутил в руках пульт от телевизора. Не мужчина — тень человека, который давно разучился принимать решения самостоятельно.
— Андрей, — позвала она. — Скажи что-нибудь.
Он поднял на неё глаза — и в этом взгляде Марина увидела всё, что ей нужно было знать. Виноватость. Слабость. И полное отсутствие намерения что-либо менять.
— Марин, ну давай не будем ссориться, — промямлил он. — Мама просто хочет как лучше. Может, попьём чаю, успокоимся...
Чаю.
Её только что ограбили, лишили дома и предали — а он предлагал попить чаю.
Что-то щёлкнуло внутри Марины. Не сломалось — именно щёлкнуло, как выключатель. Слёзы, которые рвались наружу, вдруг высохли. Обида уступила место холодной, расчётливой ярости.
— Хорошо, — сказала она неожиданно спокойным голосом. — Я поняла. Тогда у меня есть несколько вопросов.
Она достала телефон и открыла банковское приложение.
— Скажи мне, Андрей, откуда у тебя деньги на оплату ипотеки в этом месяце? И в прошлом. И за последние три года.
Он нахмурился.
— В смысле? С карты списывается автоматически...
— С какой карты? — Марина повернула к нему экран. — С той, на которую я перевожу деньги каждый месяц? Потому что, видишь ли, эти переводы — вот они. Каждый задокументирован. Двадцать третьего числа, регулярно, как часы.
Свекровь нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
— К чему эти разговоры? — раздражённо бросила она. — Что сделано, то сделано. Дарственная оформлена, обратного хода нет.
— Правда? — Марина улыбнулась, и от этой улыбки у Андрея по спине пробежал холодок. — А вы знаете, Зинаида Павловна, что подделка подписи и мошенничество с недвижимостью — это уголовное преступление? Статья сто пятьдесят девятая, часть четвёртая. До десяти лет лишения свободы.
Лицо свекрови дрогнуло. Впервые за весь разговор в её глазах мелькнуло что-то похожее на беспокойство.
— Ты не посмеешь, — процедила она. — Это же твой муж. Ты его подставишь.
— А что, разве не он подсунул мне документы? — Марина пожала плечами. — Не он обманул меня, чтобы я подписала согласие на отчуждение своей доли? У меня, знаете ли, есть свидетели. Соседка Тамара Ивановна как раз заходила в тот вечер за солью и видела, как он дал мне какие-то бумаги. И слышала, как он сказал, что это из банка.
Андрей побледнел.
— Марин, ты что творишь? Это же... это же шантаж какой-то!
— Нет, Андрей, — она покачала головой. — Это справедливость. Вы хотели забрать мой дом обманом. Теперь у вас есть выбор.
Она обвела взглядом обоих — мать и сына, застывших перед ней, как нашкодившие дети.
— Первый вариант: вы аннулируете дарственную в течение недели. Возвращаете всё как было. Моя доля — мне, ваша — вам. И мы разводимся цивилизованно, с разделом имущества по закону.
— А второй? — сипло спросил Андрей.
— Второй — я иду в полицию. С распечатками переводов, с показаниями соседки, с записью нашего сегодняшнего разговора.
Она показала телефон. На экране светился значок диктофона. Запись шла уже двадцать три минуты.
Свекровь побагровела. Её руки тряслись от бессильной злости.
— Ты! — выдохнула она. — Ты, змея подколодная! Я же говорила Андрюше, что ты хитрая! Что ты только и ждёшь момента, чтобы всё забрать!
— Забрать? — Марина рассмеялась, и этот смех был горьким, как полынь. — Зинаида Павловна, это вы пытались забрать. Я всего лишь защищаю то, что принадлежит мне по праву. То, что я заработала своим трудом. Пока вы отравляли мне жизнь критикой и манипуляциями, я пахала на двух работах, чтобы выплатить этот проклятый кредит.
Она повернулась к мужу.
— А ты, Андрей... Знаешь, что самое обидное? Я ведь любила тебя. По-настоящему. Я терпела выходки твоей матери ради тебя. Я верила, что ты однажды повзрослеешь и выберешь меня. Но ты так и остался маменькиным сыночком, который боится сказать ей «нет».
Андрей открыл рот, чтобы возразить, но не нашёл слов. Его плечи поникли. Он выглядел жалким — мужчина за тридцать, который так и не научился быть самостоятельным.
— Неделя, — повторила Марина. — Семь дней. После этого я принимаю решение.
Она развернулась и пошла в спальню. За спиной раздался истеричный голос свекрови:
— Андрей! Сделай что-нибудь! Останови её!
Но Андрей не двинулся с места. Он сидел, уставившись в одну точку, словно вся его жизнь рушилась прямо на глазах.
Марина собрала чемодан за пятнадцать минут. Самое необходимое: документы, ноутбук, немного одежды. Остальное могло подождать. Она позвонила подруге Лене, которая давно предлагала пожить у неё, если что.
Выходя из квартиры, она остановилась в дверях. Свекровь сидела на диване, постаревшая на десять лет за последний час. Андрей стоял у окна, глядя в темноту.
— Знаете, Зинаида Павловна, — сказала Марина, — вы так боялись потерять сына, что в итоге разрушили его брак. Теперь он весь ваш. Наслаждайтесь.
Дверь закрылась за ней с тихим щелчком.
Неделя прошла в тумане. Марина работала, встречалась с адвокатом, собирала доказательства. Она не плакала — на слёзы не было ни времени, ни сил. Всё это время телефон разрывался от звонков Андрея. Сначала он угрожал, потом умолял, потом снова угрожал. Свекровь тоже звонила — и эти разговоры Марина тоже записывала.
На шестой день Андрей сдался.
Они встретились в нотариальной конторе — той самой, где Марина узнала правду. Зинаида Павловна сидела с каменным лицом, не поднимая глаз. Андрей выглядел так, будто не спал всю неделю.
Дарственная была аннулирована. Доли вернулись законным владельцам.
Когда формальности были закончены, Марина положила на стол ещё один документ.
— Заявление на развод, — пояснила она. — Подпиши, пожалуйста. Здесь и здесь.
Андрей взял ручку. Его рука дрожала.
— Марин, — прошептал он, — может, ещё не поздно? Может, мы как-то...
— Поздно, Андрей, — мягко, но твёрдо ответила она. — Ты сделал свой выбор. Живи с ним.
Он подписал.
Выйдя на улицу, Марина глубоко вдохнула морозный воздух. Впервые за долгое время грудь не сдавливало от тревоги. Впервые она чувствовала себя свободной.
Её ждала долгая процедура раздела имущества, продажа квартиры, начало новой жизни с чистого листа. Но это была её жизнь. Её решения. Её будущее.
Свекровь и бывший муж остались позади — там, где им самое место.
Марина улыбнулась и пошла вперёд, не оглядываясь.