Пятьсот тысяч рублей исчезли со счёта ровно в тот момент, когда Марина принимала экзамен у студентов — она даже не услышала звук уведомления о переводе.
Телефон лежал в сумке, беззвучный и равнодушный к тому, что сейчас происходило катастрофа. Деньги, которые они откладывали три года на первоначальный взнос за квартиру, испарились одним движением пальца. И этот палец принадлежал не мошеннику, не хакеру, не случайному сбою системы. Этот палец принадлежал её мужу Виктору.
Марина узнала об этом только вечером, когда вернулась домой и по привычке открыла банковское приложение. Цифры на экране не складывались в понятную картину. Она обновила страницу. Потом ещё раз. Ноль. На накопительном счёте, куда они три года переводили каждую свободную копейку, зияла пустота.
Виктор сидел на диване, делая вид, что смотрит новости. Но Марина заметила, как напряжены его плечи, как он избегает смотреть в её сторону. Он знал, что она увидит. Он ждал этого момента весь день, как приговорённый ждёт исполнения.
— Витя, — голос Марины прозвучал неестественно спокойно, — где наши деньги?
Он не обернулся. Только пульт в его руке дрогнул, переключая каналы с маниакальной скоростью. Спорт, реклама, сериал, снова реклама.
— Какие деньги? — пробормотал он в пространство.
— Пятьсот тысяч. Первоначальный взнос. Три года нашей жизни. Где они, Виктор?
Он наконец выключил телевизор и повернулся к ней. На его лице застыло выражение человека, который уже принял решение стоять на своём до конца, даже если этот конец будет болезненным.
— Я отдал их маме.
Три слова. Всего три слова, которые разорвались в голове Марины как граната. Она медленно опустилась на стул, не сводя глаз с мужа.
— Твоей маме, — повторила она, словно пробуя эти слова на вкус. — Ты отдал полмиллиона рублей своей маме.
— Ей нужно было, — Виктор поднялся с дивана, начиная нервно ходить по комнате. — У неё сложная ситуация. Ты же знаешь, как ей тяжело одной. Она попросила, и я не мог отказать.
Марина почувствовала, как внутри неё начинает подниматься волна — не гнева, нет. Чего-то более холодного и страшного. Понимания.
Свекровь. Зинаида Павловна. Женщина, которая за семь лет их брака ни разу не упустила случая напомнить Марине о её «неполноценности». О том, что она недостаточно хорошо готовит, недостаточно чисто убирает, недостаточно достойна её сына. Свекровь, которая при каждой встрече вздыхала: «Витенька, ты бы мог найти лучше». Свекровь, которая на их свадьбе сидела с таким лицом, будто хоронила сына, а не отдавала его в новую семью.
— Какая ситуация, Витя? — Марина заставила себя говорить ровно. — Расскажи мне, какая такая ситуация требует полмиллиона рублей. Немедленно. Тайно. С нашего общего счёта.
Виктор остановился у окна, скрестив руки на груди. Поза защиты. Поза человека, который знает, что неправ, но будет защищаться до последнего.
— Она хотела сделать ремонт. Поменять окна, обновить ванную. Дом старый, всё разваливается. Ты же видела, в каких условиях она живёт.
— Я видела, — кивнула Марина. — Я видела двухкомнатную квартиру в хорошем районе, с нормальным ремонтом, сделанным пять лет назад. Тоже, кстати, на твои деньги. И на мои — потому что мы тогда были женаты уже два года, и я тоже вкладывалась.
— Ремонт износился!
— Ремонт не износился, Виктор. Но даже если бы износился — это не повод воровать деньги у собственной семьи.
— Я не воровал! — взорвался он. — Это мои деньги тоже! Я имею право распоряжаться!
Марина встала. Медленно, словно каждое движение причиняло ей физическую боль, подошла к комоду и достала толстую папку. Их «папку мечты», как они её называли. Там лежали распечатки объявлений о продаже квартир, расчёты ипотеки, план накоплений на три года вперёд.
— Давай посчитаем, — сказала она, раскладывая бумаги на столе. — Вот наш план. Вот твоя зарплата — сорок процентов от общего дохода. Вот моя — шестьдесят процентов. Я преподаю на двух кафедрах, веду репетиторство по вечерам, пишу методички на заказ. Знаешь, почему? Потому что мы копили на своё жильё. Потому что я хотела, чтобы наши дети росли в собственной квартире, а не в съёмной однушке.
— Дети! — Виктор горько усмехнулся. — Какие дети, Марина? Мы женаты семь лет, а детей всё нет. Может, и не будет. А мама — она есть. Она реальная, живая, и ей нужна помощь.
Это был удар ниже пояса. Марина знала это. Виктор знал это тоже — и всё равно сказал. Потому что в его системе координат любой аргумент хорош, если он помогает защитить святое — маму.
— У нас нет детей, — тихо произнесла Марина, — потому что мы решили подождать с этим до покупки квартиры. Это было совместное решение. Твоё и моё. Или ты забыл?
— Я ничего не забыл! Но мама...
— Твоя мама, — перебила его Марина, — получает пенсию, которая выше средней по региону. Твоя мама владеет квартирой, за которую не платит ипотеку. Твоя мама каждый месяц получает от тебя «на хозяйство» пятнадцать тысяч рублей — помимо того, что мы дарим ей на праздники. Твоя мама не бедствует, Витя. Твоя мама просто хочет контролировать твою жизнь. И ты ей это позволяешь.
— Не смей так говорить о ней!
Виктор шагнул к жене, его лицо покраснело от злости. Марина не отступила. Она стояла, прямо глядя ему в глаза, и в её взгляде не было страха. Только бесконечная усталость.
— Я скажу то, что должна была сказать семь лет назад, — произнесла она. — Твоя свекровь — манипулятор. Она использует тебя. Каждый раз, когда у нас что-то налаживается, она придумывает новую «беду». То ей срочно нужен телевизор, то холодильник, то ремонт. И ты бежишь спасать, забывая, что у тебя есть жена. Есть семья. Есть обязательства.
— Мама всю жизнь на меня положила! — закричал Виктор. — Она одна меня растила! Отец ушёл, когда мне было три года! Она работала на двух работах, чтобы я ни в чём не нуждался! А теперь я должен её бросить? Ради чего? Ради квартиры?
— Ради нас, Витя. Ради нашего будущего. Которого теперь нет.
Марина села за стол, глядя на разложенные бумаги. Планы, расчёты, мечты — всё это теперь было просто макулатурой. Три года экономии, три года без отпуска, три года в тесной съёмной квартире — всё обнулилось одним переводом.
— Ты понимаешь, что ты сделал? — спросила она, не глядя на мужа. — Ты не просто отдал деньги. Ты принял решение за нас двоих. Ты решил, что твоя мама важнее нашей семьи. Ты выбрал между мной и ею. И выбрал её.
— Я не выбирал! Я просто помог! Она обещала вернуть!
Марина невесело рассмеялась.
— Вернуть? Зинаида Павловна? Та самая Зинаида Павловна, которая до сих пор не вернула двадцать тысяч, которые «заняла» на лечение два года назад? Никакого лечения, кстати, не было — я проверяла. Она эти деньги потратила на круиз по Волге со своими подружками.
— Откуда ты знаешь?! — Виктор растерялся.
— Оттуда, что я невестка, Витя. Невестка всегда знает больше, чем думает свекровь. Я видела её фотографии в социальных сетях. «Лечение» проходило на теплоходе, с шампанским и танцами.
Виктор молчал. Его лицо из красного стало серым. Он вдруг понял, что стоит на очень тонком льду, и этот лёд трещит под ногами.
— Она сказала, что тебе не обязательно знать, — пробормотал он наконец.
— Конечно, сказала. Потому что свекровь прекрасно понимает, что невестка видит её насквозь. И поэтому она делает всё, чтобы отрезать тебя от меня. Каждый её звонок, каждая её «беда» — это проверка. Кого ты выберешь? И ты каждый раз выбираешь её.
— Это неправда!
— Это правда, Витя. Просто тебе удобнее этого не замечать.
Марина поднялась и подошла к окну. За стеклом догорал закат, окрашивая небо в тревожные багровые тона. Где-то там, в другом районе города, Зинаида Павловна наверняка уже планировала свой «ремонт». Или, скорее, круиз по Средиземному морю — на эту сумму можно было позволить себе и не такое.
— Я задам тебе один вопрос, — сказала Марина, не оборачиваясь. — Если бы я попросила у тебя полмиллиона — на что-то важное для меня — ты бы отдал?
Виктор открыл рот и закрыл его снова. Вопрос был простым, но ответ на него был очевиден для обоих.
— Ты бы посоветовался со мной, — продолжила Марина. — Ты бы спросил, зачем, почему, можно ли обойтись меньшей суммой. Ты бы предложил подождать, накопить ещё, найти другой выход. Потому что для тебя мои просьбы — это повод для обсуждения. А просьбы свекрови — это приказ.
— Ты передёргиваешь!
— Я констатирую. Есть разница.
Она обернулась и посмотрела на мужа. Семь лет назад она влюбилась в этого человека. В его надёжность, в его преданность семье, в то, как он заботился о матери. Тогда ей казалось, что это признак хорошего характера. Теперь она понимала: это была зависимость. Болезненная, токсичная привязанность взрослого сына к властной матери.
— Я всё это время думала, что мы строим что-то вместе, — сказала Марина. — Семью. Дом. Будущее. Но для тебя всё это было временным. Ты никогда не отпускал маму. Ты просто... ждал, когда она позовёт обратно.
— Прекрати психоанализ! — огрызнулся Виктор. — Ты не психолог!
— Я не психолог. Я твоя жена. Уже семь лет. Но ты до сих пор не понял, что значит быть мужем.
Она прошла мимо него в спальню. Виктор услышал, как открылись дверцы шкафа, как что-то зашуршало. Он стоял посреди комнаты, не зная, что делать. Идти за ней? Продолжать спорить? Признать вину?
Марина вышла через десять минут. В руках у неё был небольшой чемодан — тот самый, с которым она уезжала на научные конференции.
— Ты что делаешь? — голос Виктора дрогнул.
— Уезжаю. К сестре. Мне нужно подумать.
— Марина, ну хватит уже! Из-за денег устраивать драму!
— Не из-за денег, Витя. Из-за того, что ты украл. Не деньги — время. Моё время. Мои планы. Мою веру в то, что мы — команда.
Она надела куртку, взяла сумку. Всё происходило так быстро, что Виктор не успевал осознать.
— Позвони маме, — бросила Марина уже у двери. — Обрадуй её. Скажи, что невестка наконец-то ушла. Она будет счастлива. Теперь ты снова только её.
— Ты вернёшься?
Марина остановилась, держась за ручку двери.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я правда не знаю. Ты забрал у меня не деньги. Ты забрал доверие. А его, в отличие от денег, нельзя просто накопить заново.
Дверь закрылась. Виктор остался один в пустой квартире. На столе лежали разбросанные бумаги — их несбывшиеся планы. В кармане зазвонил телефон. На экране высветилось: «Мама».
Он не ответил.
Впервые за свою взрослую жизнь Виктор не ответил на звонок матери. Он сидел на диване, глядя на чёрный экран телевизора, и пытался понять, что произошло. Как он оказался здесь? Как он стал человеком, который воровал у собственной жены ради чужих прихотей?
Потому что это были прихоти. Марина была права. Никакого срочного ремонта не существовало. Мать позвонила три дня назад, плакала в трубку, говорила, что «скоро квартира развалится», что «ей страшно одной», что «никто её не любит». И он, как всегда, бросился спасать. Даже не подумав. Даже не позвонив жене.
Телефон зазвонил снова. «Мама».
Виктор смотрел на экран, и впервые видел эти четыре буквы не как что-то священное, а как что-то удушающее. Сколько раз за семь лет он выбирал между двумя женщинами? И сколько раз он выбирал неправильно?
Он вспомнил, как год назад Марина лежала с температурой под сорок, а мать позвонила и потребовала приехать «помочь передвинуть шкаф». И он поехал. Оставил больную жену одну.
Вспомнил, как два года назад они планировали отпуск на море — первый за три года — и мать внезапно «заболела», и отпуск отменился.
Вспомнил, как на каждом семейном празднике мать демонстративно игнорировала Марину, разговаривала только с ним, словно невестки не существовало.
И он это позволял. Каждый раз находил оправдание. «Мама пожилая», «мама одинокая», «мама меня вырастила».
Но Марина тоже многое сделала. Она терпела. Прощала. Пыталась наладить отношения со свекровью, хотя та не давала ни единого шанса. И сегодня, когда терпение закончилось, он даже не попытался её остановить. Потому что в глубине души знал: она права.
Виктор взял телефон и выключил его. Потом встал, надел куртку и вышел из квартиры.
Через час он стоял у двери материнской квартиры. Зинаида Павловна открыла сразу, словно ждала.
— Витенька! — она расплылась в улыбке. — Заходи, я как раз пирог испекла. Твой любимый, с яблоками.
— Мама, — сказал Виктор, не переступая порог, — мне нужны деньги. Те, что я перевёл.
Улыбка на лице Зинаиды Павловны застыла.
— Какие деньги, сынок?
— Пятьсот тысяч. Вчера. На ремонт.
— А... — она замялась. — Так я уже... мастерам задаток дала. Материалы заказала. Ты же сам сказал — делай ремонт.
— Какой задаток, мама? Какие мастера? Ремонт в твоей квартире — идеальный. Ты просто хотела эти деньги.
Зинаида Павловна отступила назад. Её лицо изменилось, мягкость сменилась жёсткостью.
— Ты что, невестку свою слушать начал? Она тебе голову морочит!
— Мама, Марина ушла. Из-за этих денег. Из-за того, что я их украл. У нас. У нашей семьи.
— И хорошо, что ушла! — вдруг выпалила Зинаида Павловна. — Давно пора! Она тебе не пара! Бездетная, холодная, всё о карьере думает! Найдёшь себе нормальную, домашнюю! Я тебе помогу выбрать!
Виктор смотрел на мать и словно видел её впервые. Эту властность, этот эгоизм, эту готовность разрушить чужое счастье ради собственного комфорта.
— Верни деньги, мама, — повторил он.
— Нет у меня денег! — отрезала она. — Потратила уже!
— За один день? Полмиллиона?
Зинаида Павловна отвела глаза.
— Это мои деньги теперь. Ты сам дал. Добровольно.
— Я дал их на ремонт. Которого нет.
— А это не твоё дело, на что я их трачу! Ты сын, твоя обязанность — помогать матери! А эта твоя... невестка... она мне никто! Чужой человек! Я первая! Я тебя родила!
Виктор стоял и слушал. И с каждым словом матери что-то внутри него рвалось. Тонкая нить, которая семь лет держала его между двумя женщинами, наконец лопнула.
— Верни деньги, — сказал он в третий раз. — Или я больше никогда сюда не приду.
Зинаида Павловна побледнела.
— Ты не посмеешь! Ты мой сын!
— Я твой сын. Но я ещё и муж. И я только что потерял жену. Из-за тебя.
— Из-за неё! Это она тебя настроила!
— Нет, мама. Это ты. Все эти годы — ты. Я просто не хотел видеть.
Он развернулся и пошёл к лифту. Зинаида Павловна кричала ему вслед, но он не оборачивался. Впервые в жизни он шёл прочь от матери, и каждый шаг давался легче предыдущего.
Через два дня деньги вернулись на счёт. Все пятьсот тысяч. Зинаида Павловна, видимо, поняла, что на этот раз перегнула палку. Или испугалась потерять сына насовсем.
Виктор позвонил Марине.
— Деньги на месте, — сказал он. — Все.
— Как?..
— Не важно. Важно другое. Ты была права. Во всём. Мне понадобилось потерять тебя, чтобы это понять.
Марина молчала.
— Я не прошу тебя вернуться, — продолжил Виктор. — Пока. Я прошу дать мне время. Доказать, что я могу измениться. Что я выбираю нас. Нашу семью. Не мать.
— Это сложно будет, Витя.
— Я знаю. Но я попробую. Если ты позволишь.
Марина ответила не сразу. Но когда ответила, в её голосе было что-то новое. Не прощение — ещё рано. Но, может быть, надежда.
— Попробуй, — сказала она. — Я буду смотреть.
Это было начало. Не счастливый конец, но начало нового пути. Пути, на котором Виктор впервые в жизни шёл рядом с женой, а не оглядывался назад, на мать...