Обстоятельства гибели Сергея Есенина в гостинице «Англетер» в декабре 1925 года до сих пор остаются предметом споров. Официальная версия следствия прозвучала практически сразу — ушёл из жизни сам.
Главным аргументом в пользу этой версии всегда было стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», написанное кровью и переданное поэту Вольфу Эрлиху. Долгое время подлинность этой записки ставили под сомнение, пока экспертиза 2023 года не дала окончательный ответ.
Самой загадочной фигурой в этой истории остаётся Вольф Эрлих — молодой поэт и приятель Есенина. Именно он был последним человеком, который видел Сергея Александровича живым, именно в его кармане лежало то самое кровавое послание. Долгое время подлинность записки подвергалась сомнению, так появились версии о подделке чекистами или литературными врагами. Однако данные современной экспертизы, опубликованные в 2023 году, заставили исследователей по-новому взглянуть на этот документ и на показания «милого Вовы», как называл Эрлиха сам Есенин.
Психологический контекст: бегство от демонов
Для понимания сути последнего послания Есенина необходимо обратиться к событиям, предшествовавшим его поездке в Ленинград. Осень 1925 года стала для поэта критической. Против него было возбуждено 13 уголовных дел (в основном за хулиганство). Самое серьёзное из них ― так называемое дело четырёх поэтов (А. Ганина, П. Орешина, С. Клычкова и самого Есенина), после которого он попал в разработку ОГПУ. Над Есениным нависла угроза суда.
Ситуацию усугублял глубокий мировоззренческий кризис. Есенин, поначалу восторженно принявший революцию 1917 года, вскоре ужаснулся её кровавой изнанке. Тяжёлым ударом для него стал красный террор и расстрел друга Леонида Каннегисера. Уже в 1920 году в письме к Евгении Лившиц поэт с горечью признавался: «История переживает тяжёлую эпоху умерщвления личности… идёт совершенно не тот социализм, о котором я думал». После возвращения из заграничного турне он пишет поэму «Страна негодяев» (1923), где вместо ожидаемых од новому строю звучат крамольные выводы:
Ну что же мы взяли взамен?
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен…
Пытаясь скрыться от следствия и «избавиться кой от каких скандалов», в ноябре 1925 года Есенин ложится в платную психоневрологическую клинику Московского университета (ныне им. П. Б. Ганнушкина). Врачи диагностировали у него депрессию, усугублённую алкоголизмом, и признаки мании преследования.
21 декабря Есенин, не завершив курс лечения, фактически сбегает из клиники. 24 декабря он прибывает в Ленинград, надеясь начать новую жизнь и, возможно, перебраться за границу. Однако состояние тревоги и душевного надлома его не покидало.
Обстоятельства появления «предсмертной записки»
В Ленинграде Сергей Есенин остановился в гостинице «Англетер», где уже проживали его знакомые — супруги Устиновы. Последние дни поэта прошли в суматохе встреч, но развязка наступила утром 27 декабря.
По воспоминаниям Елизаветы Устиновой, то утро началось тревожно. Она встретила Есенина на лестничной площадке в странном виде: «без воротничка и без галстука, с мочалкой и с мылом в руках». Поэт был растерян и напуган, утверждая, что ванна может взорваться, так как «в топке много огня, а воды в колонке нет».
Когда бытовой конфликт был улажен, Устинова зашла к Есенину. Тот пожаловался, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил не найти, поэтому ему пришлось писать утром кровью. Он показал левую руку: на кисти виднелись три неглубоких пореза. Именно здесь кроется одно из главных противоречий, питающих версию об убийстве. Ряд ранних источников и протоколов с места происшествия упоминали порезы на правой руке. Это выглядело нелогично: Есенин был правшой, и резать рабочую руку для получения «чернил» было бы странно. Однако Устинова указывала на левую руку. Это противоречие десятилетиями использовалось сторонниками версии инсценировки как доказательство того, что раны были нанесены посторонними в борьбе.
Вскоре в номер пришёл Вольф Эрлих. Именно в этот момент произошла сцена передачи записки. Согласно показаниям и мемуарам самого Эрлиха, Есенин подошёл к столу, вырвал из блокнота листок и сунул его приятелю во внутренний карман пиджака.
— Это тебе. Я ещё тебе не писал ведь? Правда… и ты мне тоже не писал! — сказал он.
Вольф потянулся, чтобы сразу прочесть написанное, но Есенин остановил его:
— Нет, ты подожди! Останешься один — прочитаешь. Не к спеху ведь!
Это «не к спеху» стало роковым. Листок остался в кармане непрочитанным. На нём были выведены строки, которые сегодня знает весь мир:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Последние часы Есенина и показания Эрлиха
Вечер 27 декабря прошёл относительно спокойно, хотя в воздухе висело напряжение. Компания пила чай, Есенин читал «Чёрного человека», обсуждал планы издания журнала. Около шести вечера Устиновы ушли к себе, в номере остались трое: Есенин, журналист Ушаков и Эрлих.
Вольф Эрлих стал последним из близких, кто видел поэта живым. Около восьми часов вечера он собрался уходить: ему нужно было выспаться дома, чтобы рано утром по просьбе Есенина зайти на почту и отправить доверенность, а также посетить врача. Они простились, но судьба дала Эрлиху странный шанс вернуться. Дойдя до Невского проспекта, он вспомнил, что забыл портфель с документами, и вернулся в «Англетер».
К тому моменту Ушаков уже ушёл. Есенин сидел у стола в рубашке, поверх которой была накинута шуба, и просматривал папку со старыми стихами. Прощаясь во второй раз, Сергей, смеясь, сказал другу, что «сейчас пойдёт будить Устинова». Это были последние слова, которые слышал Эрлих.
Позже, давая показания, гостиничный портье сообщил важную деталь: около десяти часов вечера Есенин спускался к нему с просьбой никого в номер не пускать.
Трагедия открылась утром 28 декабря. Эрлих и Устинова, встревоженные тем, что на стук никто не отвечает, вызвали сотрудников отеля. Когда дверь вскрыли, поэта нашли мёртвым. Только тогда, в суматохе и ужасе происходящего, Вольф Эрлих вспомнил о листке в своём кармане. Вместе с Георгием Устиновым они прочли стихотворение лишь на следующий день, осознав, что это было прощание.
Записка в контексте споров и экспертиз
История этой записки полна противоречий. Следователь, приобщивший её к материалам, поначалу не придал ей значения доказательства, опасаясь лишних вопросов. Действительно, многие детали выглядели подозрительно: почему порезы на правой руке (как утверждали некоторые источники), если Есенин не левша? Почему в номере не нашли перо или другой предмет, которым писались кровавые слова, если чернил не было?
В 90-е годы XX века на волне новых версий об убийстве поэта записку стали называть фальшивкой. Литературоведы спорили о стилистике, а конспирологи выдвигали теорию, что стихи сочинил чекист Яков Блюмкин, чтобы замаскировать убийство под суицид. Высказывались мнения, что Есенин мог посвятить эти строки не Эрлиху, а, например, другу-женщине или даже «человеку грядущей эпохи», как писал Троцкий. Кроме этого, экспертизы, проводившиеся в 1990-х годах, часто давали размытые или противоречивые результаты, что лишь подогревало споры.
Точку в вопросе поставили современные криминалисты. Исследование, проведённое специалистами Уральского института судебных экспертиз и криминалистики и опубликованное в 2023 году, опиралось на новейшие методы, включая микроспектральный анализ. Выводы были однозначны:
- Авторство. Рукописный текст выполнен самим Сергеем Есениным. Никаких признаков подделки или подражания не выявлено.
- Материал. Запись действительно сделана кровью.
- Психофизиология. Несмотря на внешнюю ровность строк, эксперты выявили влияние факторов, сбивающих привычный почерк. Резко выраженное центростремительное направление строк (текст «сжимается» к центру) и характер нажима указывают на глубокую депрессивность и подавленное состояние автора в момент написания.
Открытым остаётся и вопрос адресата. Хотя листок был передан Эрлиху, в тексте нет имени. Строка «Друг мой» могла быть обращена не только к «милому Вове», но и к абстрактному другу, к недавно покинутой им Софье Толстой, к России или даже к самому себе — «чёрному человеку», с которым поэт вёл диалог в последние годы. Сам Эрлих впоследствии уклонялся от утверждений, что стихи посвящены именно ему, а Лев Троцкий в некрологе писал, что поэт «ушёл, кровью попрощавшись с необозначенным другом».
Судьба Эрлиха и значение записки в истории
Вольф Эрлих пережил друга на двенадцать лет, пока в 1937 году не был расстрелян по обвинению в шпионаже. Листок, переданный ему в «Англетере», прошёл через десятилетия споров, экспертиз и политических спекуляций.
Современные исследования, подтвердив принадлежность почерка Есенину, позволили сделать главный вывод: записка является подлинной. Экспертиза зафиксировала тяжёлое психофизиологическое состояние автора в момент её создания. Этот документ не нуждается в однозначных ярлыках, он ценен именно как свидетель последних дней поэта.
Споры о причинах смерти Есенина, вероятно, не утихнут никогда. Но подлинность записки, написанной кровью, ставит точку в главном: её автор в последние часы находился на грани отчаяния, а его финальным жестом стала именно поэзия.