Шестнадцатилетний Артём стоял посреди кухни в позе оскорбленного принца, которому вместо трона предложили табуретку. В руках он сжимал смартфон, тыча экраном матери в лицо.
— Мам, ты не понимаешь! Это лимитка! Коллаборация с рэпером, имя которого ты даже не выговоришь! Их раскупят за два дня!
Вера, не отрываясь от чистки картошки, бросила быстрый взгляд на экран. Кроссовки. Обычные, тряпичные, на дутой подошве, похожей на перебродившее тесто. Ценник под фото заставлял глаз дергаться. Сумма с четырьмя нулями. Бюджет их семьи на еду и коммуналку на месяц.
— Артём, — спокойно сказала она. — У нас нет таких денег. Ты же видишь, цены растут как на дрожжах. Мне бы зиму пережить, за отопление долг закрыть.
— У всех есть, а у меня нет! — взвизгнул сын. Голос у него ломался, давая петуха, но гонора было как у нефтяного магната. — Я что, лох? В классе засмеют! Я в этих старых «найках» уже год хожу, они убитые! Ты обязана меня обеспечивать, раз родила! Это закон!
Вера положила нож. Вытерла руки полотенцем. Она смотрела на сына — высокого, нескладного, прыщавого и до ужаса наглого.
— Обязана кормить и одевать, — отчеканила она. — Кроссовки за три тысячи я тебе куплю. А эти «лапти» по цене подержанных «Жигулей» — извини.
Артём побагровел. Он швырнул телефон на стол.
— Да ты просто неудачница! — выплюнул он ей в лицо. — Всю жизнь копейки считаешь! Не умеешь зарабатывать, так нечего было детей заводить! Подруги твои вон на машинах ездят, а ты? Тётушка-счетовод! Ненавижу эту нищету!
Он развернулся и хлопнул дверью своей комнаты так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Вера осталась стоять. Внутри всё похолодело. Сердце сжалось, словно его тисками сдавили. «Неудачница». «Не умеешь».
Она работала бухгалтером на полторы ставки, брала подработки на дом, чтобы у этого олуха был новый компьютер и репетитор по английскому. А он...
Вера медленно села на стул. Хотелось плакать. Жалеть себя. Но в «Злом Дзене» не плачут. Тут действуют.
«Экий барин выискался, — подумала она, и злость начала вытеснять обиду. — Лох, говоришь? Неудачница? Ну ладно, сынок. Хочешь бренд? Будет тебе бренд».
Она взяла телефон. Нашла номер старого знакомого, Паши. Он держал крупный оптовый склад на окраине города.
— Паш, привет. Слушай, у меня к тебе просьба. Нестандартная. Моему оболтусу срочно нужны деньги. Много. Возьмешь на перевоспитание? Да, на пару недель. Нет, жалеть не надо. Грузи по полной. Чтобы дополз до кровати и упал. Договорились.
Вечером, когда Артём вышел на кухню с видом мученика, ожидая извинений и денег, Вера пила чай.
— Я тут подумала, Артём, — сказала она ровно. — Ты прав. Я не должна ограничивать твои мечты. Хочешь кроссовки — пожалуйста.
Артём расцвел. Губы растянулись в улыбке победителя.
— Реально? Ты нашла деньги? Я знал! Мам, ты лучшая!
— Я договорилась, — перебила Вера. — Тебе дадут эту сумму. Вот адрес. Завтра к восьми утра. Спросишь дядю Пашу, скажешь — от Веры. Это подработка на пару недель. Легкие деньги, как раз для школьника.
Артём схватил бумажку.
— Офис какой-то? Или курьером? Да без проблем! За две недели — и такая сумма? Класс! Я эти кроссы уже в корзину кинул!
Он убежал к себе, насвистывая. Он был уверен, что мама, чувствуя вину, устроила его перекладывать бумажки к знакомым или разносить пиццу в хорошем районе. Он уже видел себя королем школы в новой обуви.
Вера смотрела ему вслед и не улыбалась. Она знала, что такое «дядя Паша».