Юля считала до десяти, потом до двадцати, потом сбивалась и начинала снова. Мама сказала "полчаса", а стрелки на больших кухонных часах уже сделали целый круг.
— Мам, ну где же ты, — шептала девочка, прижимаясь щекой к прохладному стеклу окна.
Внизу мелькали редкие фигурки прохожих, но ни одна не была похожа на маму. Юля различала людей по походке — у мамы была особенная, чуть торопливая, словно она всегда куда-то спешила.
Юля жила с мамой. Они уже привыкли быть вдвоем.
— Я только в магазин, солнышко. Посмотри мультики, я мигом, — сказала мама, целуя в макушку.
Но мультики закончились, стемнело, а мама так и не вернулась.
Юля дотянулась до телефона дрожащими пальцами. Номер мамы знала наизусть.
Гудки. Длинные, бесконечные гудки.
— Мама, это я... пожалуйста, возвращайся, — говорила Юля в трубку, хотя понимала, что никто не слышит.
А в это время на другом конце города Константин Морозов шёл домой с работы, думая о багах в коде и о том, что на ужин снова будут пельмени из магазинной пачки. В тридцать лет его жизнь напоминала алгоритм: работа-дом-работа-дом, без переменных и исключений.
У автобусной остановки что-то хрустнуло под ногой. Константин наклонился и поднял разбитый телефон. Экран был весь в трещинах, но аппарат вроде работал —при нажатии экран засветился.
"Потерял кто-то", — подумал он, сунув находку в карман. Обычно Константин не вмешивался в чужие дела. В детском доме его научили не высовываться.
Утром Юля проснулась на диване. Всю ночь ждала, что мама вернётся и укроет её одеялом, но мама не пришла.
В животе сосало от голода. Юля подошла к холодильнику, но дотянуться до верхних полок не могла. На нижней стоял только кефир и лежало яблоко.
— Мама, ну где ты? — прошептала она и снова набрала знакомый номер.
В кармане у Константина что-то завибрировало. Разбитый телефон ожил, на треснувшем экране высветился входящий вызов.
— Алло? — осторожно произнёс Константин.
— Мама? — в трубке всхлипнул детский голос. — Мамочка, это ты?
Константин замер. В голосе ребёнка была такая надежда, что перехватило дыхание.
— Я... я не твоя мама, — сказал он тихо. — Я нашёл этот телефон. А где твоя мама?
Молчание. Потом рыдания — такие отчаянные, что у Константина заныло в груди.
— Не знаю... она ушла в магазин еще вчера и не вернулась... — всхлипывала девочка. — А я одна... я боюсь...
Константин почувствовал, как внутри что-то переворачивается. Он вспомнил себя в детдоме, вспомнил те ночи, когда лежал и ждал, что за ним приедут родители. Но никто не приехал.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Юля. А вас как?
— Константин. Костя. Послушай, Юля, я тебе помогу, хорошо? Скажи мне, где ты живёшь.
Она назвала адрес сбивчиво, путая названия улиц. Константин запоминал, чувствуя, как руки дрожат.
— Никому дверь не открывай, понятно? Я... я приеду. Только не открывай никому, кроме полиции.
— А вы хороший? — спросила Юля. — А вы точно поможете?
Константин посмотрел на свою квартиру — пустую, холодную, где никого никогда не ждали. И вдруг понял: впервые в жизни он кому-то нужен.
— Да, — сказал он твёрдо. — Я хороший. И я помогу.
Вместо рабочего кабинета Константин стоял перед дверью, на которой детской рукой было выведено "Юля и мама", и не знал, что сказать. Как объяснить девочке, что он — чужой мужчина, который просто подобрал телефон?
— Юля? Это Костя. Тот, с кем ты говорила по телефону.
— Докажите! — раздался испуганный голос за дверью.
— У меня мамин телефон. Розовый, в трещинах. На заставке твоя фотография.
Повисла долгая пауза.
— Сейчас я вам позвоню. Скажите, как меня мама записала?
Константин взглянул на экран. звонок шел от "Моя звёздочка".
- Звёздочка, — тихо сказал он.
Замок щёлкнул, но дверь открылась только на цепочку. В щели показался один глаз.
— Покажите документы.
Константин протянул паспорт.
— Я сейчас позвоню в полицию, хорошо? Пусть приедут. Ты не будешь бояться, если они будут рядом?
— А вы не уйдёте? — в голосе девочки была такая мольба, что у Константина перехватило дыхание.
— Нет, — твёрдо сказал он. — Я не уйду. Обещаю.
Юля кивнула, хотя он этого не видел.
— Хорошо.
Через полчаса приехали полицейские и соцработник. Юля открыла дверь только тогда, когда Константин сообщил ей, что он стоит рядом с людьми в форме.
— Мама ушла вчера, — рассказывала Юля дяде в форме, не отпуская руку Константина. — Сказала, что в магазин, но не вернулась. Я звонила, но она не отвечала.
Соседка подтвердила: видела, как мать девочки выходила из дома. Больше её никто не видел.
— А кто вы девочке? — спросил полицейский у Константина.
— Никто, — честно ответил тот. — Нашёл телефон. Она позвонила. Я не мог оставить ребёнка одного.
Юля крепче сжала его ладонь.
— А что с ней будет? — спросил Константин.
— Девочку пока поместим в больницу. На время поисков матери. Там ребенок будет под наблюдением.
— Я не хочу в больницу! — вдруг закричала Юля и обеими руками вцепилась в Константина. — Дядя Костя, не отдавайте меня! Я буду хорошая, я не буду плакать!
Константин почувствовал, как внутри что-то рвётся. В этом отчаянной панике маленьких рук он узнавал себя — того пятилетнего мальчика, которого привезли в детдом и который точно так же хватался за куртку воспитательницы, умоляя не оставлять его одного.
— Послушайте, — обратился он к врачу, — а можно мне поехать с ней? Я понимаю, что я чужой, но она меня не боится. Может, так будет легче?
Полицейский посмотрел на вцепившуюся в Константина девочку и кивнула:
— В порядке исключения. Но только, как сопровождающий.
В машине Юля сидела, прижавшись к Константину, и тихонько рассказывала о маме.
— Она всегда говорит, что мы с ней команда. Когда мне делают уколы, она держит меня за руку и считает до десяти. А потом мы идём в кафе и едим мороженое. Дядя Костя, а вы будете считать со мной, если мне будут делать уколы?
— Буду, — хрипло ответил Константин. — Обязательно буду.
— А мороженое купите?
— Купим целый холодильник мороженого.
Юля тихонько засмеялась, и Константин понял, что готов на всё, лишь бы этот смех не затихал.
В больнице ребенка поместили в детское отделение. Юле выделили кровать в палате на четверых, но остальные койки пока пустовали. Константин попросил разрешения остаться.
— Только до утра, — строго сказала медсестра.
Константин сидел на неудобном стуле рядом с детской кроватью и рассказывал Юле сказки. Не те, что помнил из детства — их почти не было, — а те, что придумывал на ходу. Про программиста-волшебника, который мог починить любую поломку в мире, даже разбитое сердце. Про маленькую девочку-звёздочку, которая была такой яркой, что даже самые тёмные дни становились светлее.
— Дядя Костя, — прошептала Юля, когда за окном совсем стемнело, — а вы тоже боялись, когда были маленький?
Константин на мгновение замер.
— Очень боялся.
— Чего?
— Что меня никто не найдёт. Что я буду один всегда.
Юля протянула ему руку из-под больничного одеяла.
— А теперь не боитесь?
— Теперь... — он осторожно пожал маленькую ладошку, — теперь не так страшно.
Утром Константин должен был уехать на работу, но юля вцепилась в его руку.
— Дядя Костя! — всхлипывала она. — Заберите меня отсюда! Не оставляйте меня здесь! Тут страшно, и никого нет!
— Юля, солнышко, я не могу просто так забрать тебя. Нужно разрешение... И еще мне нужно на работу.
— Тогда приезжайте! Пожалуйста! Я вас буду очень ждать!
Константин ушел. На работе ничего не клеилось, все мысли были о ребенке. Он взглянул на компьютер, на код, который нужно было доделать к вечеру. Потом представил Юлю, одинокую в больничной палате, и понял, что выбора нет. Он пошел к зав. отделом. Сказал, что заболел и ему нужно несколько дней. Тот впервые слышал, чтобы Косте нужно было личное время. Обычно, он почти жил на работе. Костю отпустили с условием, что он будет работать удаленно.
Следующие три дня стали для Константина открытием. Он приезжал в больницу с утра и оставался до вечера. Работал на ноутбуке, пока Юля спала или смотрела книжки, играл с ней в настольные игры, читал. А главное — просто был рядом.
— Дядя Костя, — сказала Юля на третий день, когда они собирали пазлы с изображением радуги, — а почему вы такой грустный?
— Я не грустный.
— Грустный. У вас глаза как у меня, когда я скучаю по маме. Только вы скучаете всегда.
Константин посмотрел на девочку. За эти дни она стала ему... дорогой. Нет, не просто дорогой — необходимой. Как будто всю жизнь в его сердце была пустота размером с семилетнюю девочку, и он просто не знал об этом.
— Знаешь, Юля, — сказал он тихо, — я всю жизнь жил один. И думал, что так и должно быть. А оказывается...
— Оказывается, одному грустно, — кивнула Юля с серьёзным видом. — Мама говорит, что люди созданы для того, чтобы быть вместе. Как пазлы — по отдельности они просто кусочки, а вместе — красивая картинка.
— Твоя мама умная женщина.
— Самая умная! — Юля вдруг помрачнела. — Дядя Костя, а что если её не найдут? Что если она... что если она не вернётся?
Константин обнял девочку, чувствуя, как дрожат её плечи.
— Найдут, — сказал он убеждённо. — Обязательно найдут. И если... если что-то случится, ты не будешь одна. Я тебя не брошу. Никогда.
На четвёртый день, когда Константин читал Юле "Малыша и Карлсона", в палату вошла медсестра с сияющим лицом.
— У нас хорошие новости! — объявила она. — Твою маму нашли!
Юля подпрыгнула на кровати:
— Где? Можно к ней?
— Она в больнице, в другом районе. Её сшибла машина, мама была без сознания. Документов при ней не было, поэтому так долго не могли найти. Но сейчас с ней всё хорошо!
Константин почувствовал одновременно радость и... пустоту. Юля найдёт маму, они воссоединятся, а он снова останется один. Как и было всю жизнь.
— Дядя Костя! — Юля схватила его за руку. — Поедем к маме!
— Юля, я... я не думаю, что должен...
— Должны! Вы же мой друг! Мама должна вас знать!
Формальности были быстро улажены. Через час они ехали в такси. Юля болтала без умолку, рассказывая, как познакомит их с мамой, что будет готовить на ужин, когда они вернутся домой. А Константин молчал, понимая, что его роль в этой истории подходит к концу.
Елена Сергеевна — так звали маму Юли — лежала бледная, с забинтованной головой, но глаза её светились, когда дочка вбежала в палату.
— Моя звёздочка! — прошептала она, обнимая Юлю. — Моя девочка! Прости меня, прости...
— Мам, ничего страшного! А это дядя Костя! — Юля потянула Константина за руку. — Он нашёл твой телефон и спас меня! И он очень хороший, и умеет готовить суп, и рассказывает сказки!
Елена подняла глаза на Константина, и он увидел в них благодарность, смешанную с любопытством.
— Спасибо, — сказала она просто. — Спасибо, что не прошли мимо.
— Мама, дядя Костя будет нашим другом? — вмешалась Юля. — Он сказал, что у него никого нет, но ведь теперь будем мы!
Елена внимательно посмотрела на Константина — на его растерянное лицо, на то, как осторожно он держит руку её дочери.
— Константин, — сказала она тихо, — можно поговорить?
Когда Юля отошла к окну разглядывать двор, Елена заговорила:
— Расскажите, что случилось. Всё.
Константин рассказал. Про найденный телефон, про звонок, про то, как Юля три дня цеплялась за него в больнице. Говорил коротко, сухо, как привык в детдоме — без эмоций, только факты.
— Она к вам привязалась, — заметила Елена.
— Да. И я... я тоже.
— У вас действительно никого нет?
— Никого. Детский дом, потом общежитие, потом съёмная квартира. Работа. Всё.
Елена помолчала, разглядывая его.
— Знаете, что мне сказала Юля по телефону? Что дядя Костя грустный, как она, когда скучает по маме. И что теперь вы оба не одинокие.
Константин почувствовал, как краснеет.
— Константин, — Елена говорила осторожно, — мне нужно ещё неделю лежать здесь. Может, может быть, Юля могла бы... то есть, если вы не против... побыть у вас? Ей в больнице тяжело, а дома одну я её оставить не могу.
— Мам, мам! — Юля прибежала к кровати. — А можно я у дяди Кости поживу, пока ты лечишься? Мы так хорошо дружим!
Елена улыбнулась:
— А что скажет дядя Костя?
Константин посмотрел на Юлю, на её сияющие глаза, потом на её маму — красивую, уставшую женщину с добрым взглядом.
— Я буду очень рад, — сказал он тихо.
Следующая неделя пролетела, как один день. Утром Константин возил Юлю к маме в больницу, потом они шли в парк или в детский центр, вечером готовили ужин и читали сказки. Юля превратила его холостяцкую квартиру в настоящий дом — повсюду лежали её рисунки, книжки, мягкие игрушки.
А каждый вечер они обязательно звонили маме, и Юля подробно рассказывала обо всём, что делали за день.
— Мам, а дядя Костя говорит, что я готовлю лучшие бутерброды в мире! — щебетала она в трубку. — И мы вчера смотрели мультик про семью медведей, и дядя Костя сказал, что семья — это когда друг о друге заботятся!
Елена слушала и каждый день всё больше удивлялась. Этот замкнутый, неловкий мужчина сумел за неделю стать для Юли тем, кого ей так не хватало — старшим другом, защитником, почти... почти папой.
Юля цвела на глазах. Она была всегда жизнерадостным ребёнком, но рядом с Константином в ней появилась какая-то особенная уверенность. Словно она знала: что бы ни случилось, её не оставят одну.
В день выписки Елены Константин волновался, как школьник перед экзаменом. Он долго выбирал цветы в магазине, переживая, не слишком ли это официально или, наоборот, не слишком ли просто.
— Дядя Костя, вы красивый сегодня! — объявила Юля, крутясь перед зеркалом в новом платье, которое они вместе выбирали для встречи с мамой.
— Спасибо, звёздочка. Ты тоже очень красивая.
— А вы маме нравитесь, — серьёзно сказала Юля. — Она вчера спросила, умеете ли вы готовить. А ещё сказала, что у вас добрые глаза.
Константин почувствовал, как сердце заколотилось быстрее.
В больнице Елена ждала их в коридоре — бледная, но сияющая. Юля бросилась к ней, а Константин неловко протянул букет.
— Спасибо, — Елена взяла цветы и вдруг встала на цыпочки, поцеловав его в щёку. — За всё спасибо.
По дороге домой они заехали в продуктовый. Юля с важным видом выбирала продукты для "семейного ужина", как она это называла. Константин толкал тележку и смотрел, как Елена негромко смеётся над дочкиными комментариями, и понимал: он влюбляется. В эту женщину, в её дочку, в их совместную жизнь.
— А давайте приготовим пиццу! — предложила Юля. — Дядя Костя, вы же умеете делать тесто? Нет? Тогда мама научит!
Елена, которая еще не совсем окрепла, сидела на стуле и тихо говорила, что нужно делать. Общими усилиями соорудили ужин.
— Знаете, — сказала Елена, когда Юля смотрела мультики, — я всё думаю, как так получилось. Из всех людей в городе именно вы подняли телефон. Именно вы оказались тем, кто... Кто смог полюбить чужого ребёнка за три дня, — тихо закончила она.
Константин посмотрел на Юлю.
— Она не чужая, — сказал он. — Уже давно не чужая. Я... я даже представить не могу, как я жил без неё. Без вас.
Елена протянула руку и коснулась его ладони.
— А мы не хотим, чтобы вы снова жили без нас.
Эпилог. Через полгода.
Константин покупал подарки. В воздухе пахло ёлками и мандаринами. Дома Костю ждали его девчонки. Все готовились встречать Новый год. И Костя впервые за взрослую жизнь встречал его не один.
Придя домой он протянул пакеты самым главным людям в его жизни. Юля тут же принесла свой подарок. На рисунке три человечка держались за руки. Внизу было написано: "Моя семья".
Костя так и не понял, когда именно Елена из "мамы Юли" превратилась просто в "Лену", когда её присутствие стало необходимым, как воздух. Может, в тот вечер, когда они впервые поужинали втроём? Или когда она учила его готовить настоящий борщ? А может, когда он увидел, как она плачет над его детскими фотографиями из детдома — единственными, которые у него остались?
— Костя, — тихо позвала Елена, когда часы пробили двенадцать.
— Да?
— Ты не жалеешь? Что подобрал тогда телефон?
Он повернулся к ней, обнимая спящую Юлю.
— Я жалею только об одном.
— О чём?
— Что не нашел его раньше.
Елена улыбнулась.
— Всё произошло именно тогда, когда должно было произойти, — прошептала она. — Мы нашли друг друга.
— Нашли, — согласился Константин.
За окном разрывались огни салюта, а в квартире была самая настоящая семья — случайно собранная из осколков разбитого телефона и детского одиночества. Семья, где каждый знал: что бы ни случилось, его не оставят одного.
Конец