— Ира, ты опять пол не помыла? — Валентина Михайловна стояла на пороге кухни, уперев руки в боки. — Как можно так жить?
Я молча сжала губы, продолжая натирать плиту. Девятый час вечера, я только что пришла с работы, переодела трёхлетнего Артёма и накормила его ужином. Но свекровь, как всегда, находила, к чему придраться.
— Вы же днём дома были, могли бы и протереть, — осторожно заметила я, выжимая тряпку.
— Что-о? — голос Валентины Михайловны взвился на октаву выше. — Я должна за тобой убирать? За приживалкой, которую мой сын на шею посадил?
Вот оно, любимое словечко. Приживалка. Она называла меня так уже три года — с того самого дня, как мы с Максимом переехали к его родителям после рождения Артёма. Тогда мы снимали однушку на окраине, но когда у сына обнаружилась аллергия, требующая постоянного наблюдения, свекровь сама предложила перебраться к ним. "У вас кредиты, ипотека висит на горизонте, зачем деньги на ветер пускать?" — убеждала она. Максим согласился сразу, а я... я тогда еще надеялась, что это временно.
— Валентина Михайловна, я сегодня до восьми на складе была, документы принимали, — устало ответила я. — Просто не успела.
— Не успела! — передразнила она. — А мне, значит, в мои шестьдесят три года по квартире ползать? Да я тебя сюда не звала! Это Максим размяк, как размазня. Привёл первую встречную, а теперь живите на наши деньги!
Я прикусила язык. Спорить было бесполезно. Любые попытки защититься оборачивались скандалом, после которого Валентина Михайловна рыдала в спальне, а свёкор укоризненно качал головой: "Иришка, ну нельзя же маму расстраивать, у неё давление."
Максим появился только к десяти. Пришёл весёлый, с пакетом пива, плюхнулся на диван и включил футбол.
— Макс, нам надо поговорить, — тихо сказала я, присаживаясь рядом.
— Сейчас? Матч же начался, — он даже не отвёл взгляд от экрана.
— Твоя мама снова...
— Ир, ну не начинай, — он поморщился. — Устал я. На работе завал, тут ты со своими претензиями. У мамы просто характер такой, переживает за нас. Потерпи немного.
Немного. Три года — это немного? Я встала и молча пошла в нашу комнату, где на раскладушке уже спал Артёмка. Максим с родителями занимали две спальни, а нам выделили проходную комнатушку. Я легла рядом с сыном, вдыхая запах детского шампуня, и впервые за долгое время позволила себе заплакать.
Утром в субботу Валентина Михайловна разбудила меня в семь.
— Вставай, приживалка! Гости вечером придут, родня Петровича. Надо всю квартиру перемыть, пирогов напечь. Шевелись!
Я вылезла из постели, стараясь не разбудить Артёма. Максим храпел на раскладушке, раскинув руки. Свёкор читал газету на кухне, попивая кофе.
— Пётр Николаевич, может, Максима разбудите? — робко предложила я. — Вдвоём быстрее управимся.
— Зачем парня будить? Он всю неделю пахал, пусть отдохнёт, — отмахнулся свёкор. — А ты что, руки отвалились? Хозяйка должна дом в порядке держать.
Хозяйка. Интересно, когда я успела ею стать? Валентина Михайловна командовала каждым движением на кухне: "Не так режешь! Не туда ставишь! Вообще ничего не умеешь!" Но убирать — это, пожалуйста, моя обязанность.
К обеду я отмыла полы во всей квартире, протерла пыль, вычистила ванную. Валентина Михайловна стояла над душой, находя всё новые недочёты.
— Плинтусы забыла! И зеркала какие-то мутные.
— Валентина Михайловна, может, сами попробуете так, как вам нравится? — не выдержала я.
Она выпрямилась, побагровев.
— Ах ты, неблагодарная! Мы тебя в дом пустили, кормим, одеваем, а ты ещё рот распускаешь! Максим! Максим, иди сюда!
Сын вылез из комнаты, зевая.
— Что случилось?
— Вот! Твоя жена мне хамит! Гонит меня из собственной квартиры!
— Ир, ты чего? — Максим недовольно посмотрел на меня. — Мама же просила помочь.
— Макс, я шесть часов уже убираю...
— И что? Трудно, что ли? — он пожал плечами. — Нормальные женщины весь дом содержат, не ныкают.
Что-то внутри меня щёлкнуло. Я посмотрела на мужа — на этого незнакомого человека, который когда-то читал мне стихи на крыше общаги и клялся, что я единственная. Теперь передо мной стоял маменькин сынок, который даже не пытался услышать свою жену.
— Хорошо, — сказала я спокойно. — Я поняла.
Вечером гости заполнили квартиру. Родственники Петра Николаевича съехались со всей области — тётки, дяди, троюродные племянники. Валентина Михайловна щебетала, принимая комплименты за пироги, которые я пекла до трёх дня. Меня она представила как "сына жену, помогает по хозяйству".
— Ирочка, тебе надо салаты на стол вынести, — скомандовала свекровь. — И ещё закуску подогреть. И рюмки помой, они какие-то липкие.
Я металась между кухней и залом, таская блюда, убирая со стола, подливая, подкладывая. Максим сидел с дядей Сашей, обсуждая рыбалку. Когда я проходила мимо с горой грязных тарелок, он даже не поднял головы.
— Ловкая какая! — заметила чья-то тётка. — Валентина, повезло тебе с невесткой.
— Ну что вы, — свекровь скромно опустила глаза. — Она старается, конечно. Хотя многому ещё учиться надо.
В одиннадцать гости начали расходиться. Я смотрела на гору посуды, на залитый вином ковёр, на забытые окурки в вазочке для конфет. Артёмка проснулся и плакал в комнате, но Валентина Михайловна отрезала:
— Потом укачаешь. Сначала приберись, пока не поздно. Утром ещё тяжелее будет.
Тогда я достала телефон и набрала номер подруги Лены.
— Лен, можем мы с Артёмкой к тебе приехать? Прямо сейчас. На недельку.
Через полчаса я упаковала вещи — самое необходимое для себя и сына. Максим храпел на диване, свёкор дремал в кресле. Только Валентина Михайловна вышла в коридор.
— Куда это ты собралась?
— К подруге. Отдохнуть.
— А квартира? Посуда?
Я повернулась к ней, и она, видимо, что-то прочитала в моём лице, потому что попятилась.
— Знаете, Валентина Михайловна, приживалки имеют обыкновение уходить. Когда им надоедает жить на чужих условиях.
Неделя у Лены превратилась в две, потом в месяц. Максим звонил первые дни, требовал вернуться, потом затих. А я... я просто дышала. Впервые за три года.
Валентина Михайловна нашла мой номер через общих знакомых.
— Ира, ну хватит дурить. Возвращайся, всё забудем.
— А что забывать? — спокойно спросила я. — Вы так хорошо умеете убирать квартиру. И пироги ваши все нахваливают. Справитесь.
— Так нельзя! Ты мать, должна о ребёнке думать!
— Именно поэтому я и ушла. Не хочу, чтобы Артём вырос таким же, как Максим. Который не уважает свою семью.
Она замолчала. Потом тихо спросила:
— А что теперь будет?
— Теперь, — ответила я, — я перестану быть приживалкой. И стану просто Ирой. Которая заслуживает уважения.
Через три месяца мы с Максимом оформили развод. Квартиру, которую он собирался купить "для семьи", он так и не купил — оказалось, все деньги уходили на кредиты родителей. Артёма я забрала к себе. Устроилась на новую работу, сняла студию. Тесно, зато своё.
А Валентина Михайловна теперь сама моет полы и печёт пироги. Без приживалки.
Присоединяйтесь к нам!