Тихий ноябрьский вечер за окном был тёмным и сырым, но в гостиной квартиры Софии и Глеба царила тёплая, золотистая атмосфера. Догорали свечи в высоких подсвечниках, пахло корицей от недопитого чая и воском. На большом экране телевизора тихо разворачивалась заключительная сцена какого-то скандинавского детектива, но София уже давно не следила за сюжетом. Её внимание было приковано к тускло светящемуся экрану смартфона, который лежал на диване между ней и Глебом.
Смартфон принадлежал Глебу. Он дремал, положив голову ей на колени, его дыхание было ровным и спокойным. А телефон... телефон подавал признаки жизни. Снова.
Сначала был короткий, едва слышный вибросигнал. Потом экран вспыхнул, осветив угол дивана холодным синеватым светом. Уведомление. София невольно наклонилась, чтобы разглядеть. На заблокированном экране высветилась предпросмотр строки: «Елена: Спите?)».
София замерла. Внутри всё похолодело, будто кто-то вылил за воротник ледяной воды. Это было уже не в первый раз. Не в пятый. Елена. Это имя за последние три месяца стало для Софии навязчивым звуком, фоновым шумом её благополучной жизни.
Всё началось с невинного рабочего обсуждения. Глеб, архитектор, вёл проект реконструкции старинной усадьбы под загородный клуб. Заказчиком выступала крупная сеть отелей, а его непосредственным контактом стала Елена, менеджер по развитию. Сначала переписка была сухой, полной терминов и чертежей. Потом, по мере погружения в проект, сообщения от Елены участились. Появились вопросы не только по делу, но и «как думаете, этот оттенок охры будет смотреться при вечернем освещении?» или «посмотрела ваш профиль, у вас потрясающий проект с коттеджами на озере!». Глеб отвечал сдержанно, профессионально, никогда не переходя грань. София видела это — они работали удалённо, их рабочие места стояли в одном кабинете, разделённые лишь книжным стеллажом. Она слышала его односложные, вежливые ответы по телефону: «Да, я посмотрю», «Перешлю расчёты», «Согласовано».
Но потом появились смайлики. Сначала один, в конце делового сообщения. Потом два. А потом эта злополучная скобочка «)» стала появляться после каждого, даже самого формального предложения. «Добрый день, Глеб, отправила правки)», «Спасибо за оперативность)», «Завтра созвонимся в десять?)». Каждая эта скобочка казалась Софии маленьким крючком, закидываемым в спокойные воды её брака. Она говорила себе, что это просто манера общения, что многие так пишут, особенно молодые. Ей было тридцать два, Глебу — тридцать пять. Елене, судя по фото в рабочем чате, лет двадцать семь. Молодая, амбициозная, вероятно, очень симпатичная.
Глеб, казалось, не придавал этому значения. Он даже как-то раз, заметив её взгляд на экране, отложил телефон и сказал: «Работа, солнце. Ничего интересного». И обнял её. И она хотела верить. Хотела изо всех сил. Но внутри копилось напряжение, незаметное, как рост кристалла в насыщенном растворе.
А потом пошли звонки. Не только в рабочее время. Один раз Елена позвонила в восемь вечера, когда они ужинали. Глеб, нахмурившись, взял трубку, вышел на балкон и проговорил пять минут о каких-то неотложных согласованиях. Вернулся холодный, отстранённый. «Надо было срочно, извини», — бросил он, садясь за стол. Суп остыл.
И вот теперь — сообщение в два часа ночи. «Спите?)». Что это? Проверка границ? Намёк? Или просто бестактность одинокой, увлечённой работой женщины, не думающей о времени?
София осторожно подняла телефон. Пароля она не знала. Глеб никогда его не скрывал, она просто не интересовалась. Теперь это казалось ей упущением. Она положила аппарат на место и тихо позвала:
— Глеб.
Он вздрогнул, открыл глаза.
— Ммм? Фильм кончился?
— Нет. Тебе сообщение пришло. В два ночи.
Он нахмурился, потянулся за телефоном, разблокировал его. София наблюдала за его лицом. Оно оставалось спокойным, лишь брови слегка сдвинулись к переносице. Он прочитал, тяжело вздохнул и отложил телефон, даже не ответив.
— Опять она. Рабочий идиотизм. Прости, что разбудил.
— Что значит «опять она»? — не удержалась София, и её голос прозвучал резче, чем она хотела.
Глеб сел, потёр лицо.
— Соф, да не заводись. Это Елена, менеджер с того проекта. У неё, видимо, биологические часы сломаны. Или она думает, что если проект срочный, то и я должен быть на связи двадцать четыре на семь. Уже неделю как названивает и пишет в неурочное время.
— И что, ты ей не сказал, что ночью не принято звонить коллегам? — в голосе Софии зазвучали нотки, которые она сама ненавидела — ревнивые, цепкие.
— Сказал. Сегодня днём. Вежливо попросил учитывать время. Видимо, не услышала, — он пожал плечами и снова обнял её, притягивая к себе. — Не обращай внимания. Это просто работа. Глупая, назойливая, но работа. Ты же знаешь, ты для меня единственная.
Он поцеловал её в макушку. И София захотела поверить. Но в её душе засел червь сомнения. Почему он не ответил жёстче? Почему не поставил на место? Почему просто игнорирует? Игнорирование — это ведь тоже форма взаимодействия. Молчаливое разрешение продолжать.
Ночь прошла беспокойно. София ворочалась, прислушиваясь к ровному дыханию Глеба. Утром, за кофе, она решила действовать. Не как истеричная жена, устраивающая скандал из-за смайликов, а как взрослая женщина, которая хочет защитить свой мир. Она дождалась, когда Глеб уйдёт на виртуальное совещание в кабинет, и взяла свой ноутбук. Она не собиралась взламывать его почту или телефон. Она решила поискать информацию открыто. Елена. Менеджер по развитию. Сетевая гостиница «Сияние».
Полчаса поисков в профессиональных сетях и на сайте компании дали немного. Фотография — улыбчивая брюнетка с умными глазами. Профиль — выпускница престижного вуза, карьерный рост, несколько успешных проектов. Ничего компрометирующего. Но Софию это не успокоило. Наоборот. Успешная, умная, целеустремлённая. Опасный соперник, если это действительно соперничество.
Она закрыла ноутбук, чувствуя себя гадко от своего сыска. В этот момент в кабинет вошёл Глеб, совещание явно закончилось раньше. Увидев её выражение лица, он остановился.
— Соф? Что-то случилось?
Она посмотрела на него. На его честное, открытое лицо, на милые ей морщинки у глаз. И вдруг поняла, что не может больше носить это в себе. Не может изображать спокойствие, пока внутри всё кипит.
— Мы можем поговорить? — тихо спросила она.
Он сел напротив, на краешек стола. — Конечно. О чём?
— О Елене. Мне... мне не нравится, как она себя ведёт. Эти сообщения ночью, этот тон... эти смайлики. Мне кажется, или это выходит за рамки рабочего общения?
Глеб слушал её, не перебивая. Его лицо было серьёзным. Когда она закончила, он глубоко вздохнул.
— Я знал, что тебя это беспокоит. Прости, что не поговорил об этом сам. Я думал, что если не придавать значения, то и она отстанет, и ты не будешь волноваться. Вижу, ошибался.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Ты права. Это выходит за рамки. И я это чувствую. И пытался вежливо остудить пыл. Но, видимо, вежливость она воспринимает как слабость или как... интерес. Я не знаю. Проект важный, контракт крупный, и я не могу просто послать её куда подальше, рискуя всем делом. Но я и не хочу, чтобы из-за этой дуры у нас с тобой были проблемы.
— Что же делать? — спросила София, и в её голосе прозвучала беспомощность.
— Я подумаю, — сказал Глеб. — Дай мне немного времени. Я найду способ решить это цивилизованно, без скандала. Обещаю.
Он выглядел искренним. И София снова поверила. Но в глубине души червь сомнения лишь затаился, не исчезнув.
Прошло два дня. Сообщения от Елены продолжались, хоть и реже. Глеб отвечал ещё более сдержанно, почти холодно. А потом случилось нечто, что перевернуло все представления Софии о ситуации.
В пятницу вечером Глеб сказал, что ему нужно съездить в офис заказчика, чтобы подписать окончательные чертежи. «Быстро, на час, не больше», — пообещал он. София кивнула, но внутри всё сжалось. Офис «Сияния» был в центре. А Елена там.
Она пыталась занять себя, но не могла. В голове крутились картины: случайное прикосновение, многозначительный взгляд, разговор за чашкой кофе... Через полтора часа она не выдержала и набрала номер Глеба. Трубку взяли не сразу. И когда он ответил, в его голосе она услышала странное напряжение.
— Я ещё не скоро, — сказал он. — Возникли непредвиденные обстоятельства. Не жди меня ужинать.
— Что случилось? — тут же спросила София.
— Всё в порядке, просто... задержка. Вечером расскажу.
Он положил трубку. София осталась сидеть с телефоном в руке, чувствуя, как по спине ползут мурашки. Непредвиденные обстоятельства. Вечером расскажу. Это звучало как приговор.
Она промучилась ещё три часа. Каждая минута тянулась как год. В девять вечера зазвенел домофон. Не Глеб — он бы зашёл по ключу. София с опаской подошла к панели.
— Кто?
— Это Елена. Можно подняться? Мне нужно поговорить с вами и с Глебом. Он скоро будет.
Голос был не наглым, а каким-то... сломанным. Усталым.
София, ошеломлённая, молча нажала кнопку открытия. Через пять минут в дверь позвонили. На пороге стояла та самая девушка с фотографии. Но в жизни она выглядела иначе. Без макияжа, глаза покрасневшие, как от слёз или бессонницы, в руках она сжимала сумку так, что костяшки пальцев побелели.
— Простите за вторжение, — тихо сказала Елена. — Можно войти?
София молча пропустила её. Они стояли в прихожей, словно два дуэлянта перед поединком.
— Глеб... он скоро приедет, — снова заговорила Елена. — Он попросил меня быть здесь, когда он вернётся. Чтобы... чтобы объяснить всё разом. Вам обоим.
— Объяснить что? — холодно спросила София, собрав всю свою волю, чтобы голос не дрогнул.
Елена опустила глаза.
— Моё поведение. Мои сообщения. Всё. — Она сделала паузу. — Это не то, что вы думаете. Вовсе не то.
В этот момент в дверь вставили ключ. Вошёл Глеб. Он выглядел измотанным, но собранным. Увидев обеих женщин, он кивнул, будто так и планировал.
— Проходите в гостиную, — сказал он спокойно.
Они уселись. Неловкое, гнетущее молчание. Первым нарушил его Глеб.
— Софья, я просил Елену приехать, потому что она должна рассказать тебе сама. Я узнал всю историю сегодня. И считаю, что ты имеешь право её услышать.
Елена подняла на Софию глаза. В них не было ни дерзости, ни кокетства. Была боль. И стыд.
— Меня зовут Елена Викторовна, — начала она. — Я работаю в «Сиянии» три года. И я... я последние полгода замужем. За человеком, который оказался... не тем, кем казался. — Голос её дрогнул. — Он... у него проблемы. С алкоголем. И с агрессией. Всё это время я скрывала. От коллег, от друзей. Стыдилась. Боялась. А ещё больше боялась, что если я уйду, он что-нибудь с собой сделает. У него депрессия. И я чувствовала себя в ловушке.
Она замолчала, с трудом сглатывая ком в горле. София слушала, не понимая, к чему это ведёт.
— Проект с вашим мужем... он стал для меня отдушиной. Возможностью погрузиться во что-то светлое, созидательное, красивое. Что-то, что не связано с моим домашним адом. Глеб... ваш муж... он всегда был так корректен, так профессионален. И так... спокоен. Для меня, живущей в постоянном хаосе и страхе, это общение стало чем-то вроде якоря. Глотком свежего воздуха. И я... я, сама того не осознавая, начала цепляться за это. За его внимание. Даже за эти сухие, рабочие ответы. Мне казалось, если я буду писать, звонить, поддерживать эту связь, то хоть что-то в моей жизни будет нормальным. Эти глупые смайлики... это была моя жалкая попытка сделать общение хоть чуточку человечнее, выйти за рамки работы, потому что в этих рамках я ещё чувствовала себя человеком, а не заложницей. А ночные звонки... — она опустила голову. — Это были моменты, когда было особенно страшно. Когда он был особенно невменяем. И я в панике хваталась за телефон, искала хоть какую-то связь с внешним миром. А так как Глеб был последним, с кем я общалась по работе... я писала ему. Это был крик о помощи, который я сама не осознавала. Сегодня... сегодня всё стало окончательно невыносимым. Я ушла. Просто взяла и ушла. Бросила всё. И первым, к кому я поехала, был офис, где мы должны были встретиться с Глебом. Я не знала, куда идти. И я всё ему выложила. Всю правду. И он... — она посмотрела на Глеба, и в её глазах появилась благодарность, — ...он не оттолкнул меня. Не осудил. Он выслушал. А потом сказал, что я должна объясниться с вами. Что я причинила вам боль своим поведением, и это неправильно. И что мы должны всё прояснить. Все втроём.
В комнате повисла тишина. София сидела, переваривая услышанное. Вся её ревность, все подозрения, вся ярость — всё это оказалось направленным не на разлучницу, а на несчастную, запутавшуюся, испуганную женщину, которая искала хоть какую-то опору в мужчине, который просто был профессионалом и... порядочным человеком. Она посмотрела на Глеба. Он смотрел на неё, и в его взгляде было понимание и просьба.
— Почему ты мне сразу не сказал? — спросила она его тихо.
— Потому что это не моя история, чтобы её рассказывать, — ответил он так же тихо. — И потому что я сам не знал всего, пока она не приехала сегодня в истерике. Я лишь чувствовал, что что-то не так, что её поведение — это крик, а не флирт. Но не мог предположить, что именно.
Он встал, подошёл к Софии, взял её за руку.
— Я не оправдываю её способ. Он был ужасен и причинил тебе боль. И за это она должна извиниться. Но теперь ты знаешь правду. И я прошу тебя... давай поможем ей. Хотя бы сейчас. Хотя бы сегодня. У неё нет никого. Она в чужом районе, без вещей, без плана. Мы можем... ну, хотя бы позволить ей переночевать на диване, пока она не сообразит, что делать дальше.
София смотрела то на Глеба, то на Елену, которая сидела, сгорбившись, ожидая приговора. И в её душе произошёл переворот. Ревность и злость уступили место другому чувству — состраданию. И стыду за свои самые чёрные подозрения в адрес мужа. Он оказался не тем, кто флиртует с коллегой, а тем, кто, столкнувшись с чужой бедой, не отстранился, а попытался помочь. И даже её, свою жену, поставил перед фактом не для того, чтобы оправдаться, а чтобы поступить по-человечески.
— Хорошо, — сказала София, и её голос прозвучал твёрже, чем она ожидала. — Оставайся. На диване. А утром подумаем, что можно сделать.
Елена расплакалась. Тихими, счастливыми, облегчёнными слезами. — Спасибо. Вы не представляете... спасибо.
Этой ночью в квартире спали трое. София и Глеб в своей спальне, обнявшись, тихо обсуждая произошедшее. И Елена на диване в гостиной, впервые за много месяцев засыпая не от страха, а от усталости и чувства относительной безопасности.
Утром всё было иначе. За завтраком они обсудили план. Глеб связался со своим другом-адвокатом, который согласился проконсультировать Елену по поводу бракоразводного процесса и охранного ордера. София нашла в интернете контакты кризисного центра для женщин, куда можно было обратиться за временным жильём и поддержкой. Они вместе отвезли Елену к подруге, которая согласилась приютить её на время.
Прощаясь на пороге, Елена обняла Софию. — Простите меня. За всё. За каждую глупую скобочку, за каждый ночной звонок. Я была слепа и эгоистична.
— Прощаю, — искренне ответила София. — И желаю вам сил. Всё наладится.
Когда они с Глебом остались одни в машине, он взял её руку и крепко сжал.
— Прости, что не уберёг тебя от этих переживаний. Я должен был быть умнее.
— А я должна была доверять тебе больше, — сказала София, глядя ему в глаза. — Ты оказался лучше, чем я думала. Не просто мой муж. А просто хороший человек.
Она улыбнулась. Впервые за последние месяцы её улыбка была лёгкой, без тени сомнения.
Интрига, начавшаяся с безобидного смайлика, разрешилась не скандалом и разбитой семьёй, а неожиданным проявлением человечности. София поняла, что их брак, их доверие прошли испытание, и вышли из него не ослабленными, а более крепкими. Они увидели друг в друге не только любовников и партнёров, но и союзников, способных на сострадание даже к тому, кто невольно стал угрозой. А смайлик в два часа ночи перестал быть символом опасности. Он стал напоминанием о том, что за самыми раздражающими и пугающими поступками людей иногда скрывается просто чья-то безмерная, невыносимая боль. И что лучший ответ на неё — не подозрение, а попытка понять. Пусть даже это и трудно. Очень трудно.
