С.Н. Магнитов: Бытовой-не-бытовой революционизм

Если внимательный человек понаблюдает за использованием слова «революция» в быту и медийном пространстве, то с удивлением обнаружит две вещи: оно необыкновенно распространено и оно имеет всегда положительный смысл. «Революционное решение», «революционные технологии в производстве стиральных машин», «революционные методы стирки вашего белья», «нам нужна революционная идея, чтобы справиться с проблемой задней подвески нашего автомобиля». Список можно продолжить, но ясно одно, что слово используется в бытовой сфере как вполне удачное и уместное со значением мощного обновления.

Но увы. Бытовое значение слова нам совсем не подходит, поскольку к новизне революция не имеет никакого отношения. Однако нет смысла скрывать, что революция пытается подладиться под новое, поскольку новое – один из способов легитимации революции, поскольку новое неизбежно, а вот революция не факт.

Если же взять бытовую ситуацию, то проверить революционность и доказать её невозможно. А без доказательства обновление не более чем самообман.

В этой главке нам нужно вполне однозначно доказать, что бытовое употребление слова не легитимизирует его, поскольку в нём нет смыслов, которые закладывает пользователь. А если этих смыслов нет, то слово используется не по назначению, почти насильно. Главным аргументом в пользу этой позиции выступает то, что слово «революция» настолько отходит от собственного значения, что превращается в подсобное, несамостоятельное слово. А если так, то слово уничтожается, остается только пузырчатая оболочка.

А чтобы объяснить, почему слово всё-таки используется, вспомним контексты его использования. И есть смысл обозначить истинную причину использования – то есть не собственное, а побочное значение слова.

Как, правило, пользование слова «революция» в живом обиходе нет, а есть использование в имитационном обиходе. То есть в быту – но показном. Иначе говоря, слово используется в рекламных акциях, имитирующих бытовые ситуации, чтобы подчеркнуть качества нового товара, нового решения. То есть слово «революция» может быть спокойно заменено на более подходящие: «искусное», «проработанное», «эффективное». Но так как эти слова не отличаются яркостью, не «взрывают» сознание, не двигают психику, их используют неохотно. Это значит, что слово «революция» опять-таки, если используется, то только для взрыва, пусть небольшого и локального. И новизна здесь не причём. То есть слово переходит в разряд служебного эпитета, не более того. А эпитеты, как известно, на бытовом уровне заменяют аргументы. Так словом «революция» заменяют обстоятельные разъяснения преимуществ товара.

Это первое. Второе.

Это слово используется для торга. То есть опять-таки рекламный контекст и необходимость убедить инвесторов в том, что произведенное настолько качественно, что оно «взорвёт рынок». Опять-таки слово используется для обозначения взрыва, не более. И опять нацеленность на сознание потребителя, пусть массового.

Получается, что энергичное слово «революция» даже в бытовой ситуации несёт не собственного значения, а имеет побочное и фактически поглощается им, переходя в эпитет, где революция отождествляется с взрывом. Это несомненно ложное значение слова, но показательное, поскольку в бытовом сознании человека остаётся то, что осталось от сложного и научного понятия в сухом остатке.

Оставим спор, который для консервативной школы неуместен, относительно того, можно ли использовать слово, потерявшего свой смысл, только в побочном значении, одно ясно: слово «революция» через бытовой уровень подпитывает политический контекст использования, как более близкий, что готовит сознание для восприятия революции как явления положительного и хорошего. Причем бытовое сознание не догадывается об истинном смысле слова, которое ему предлагается.