Пролистал череду страниц с оценкой Валерой численности животных. Честно – при таких плотностях и таковой активности можно было через пару недель (исключительно для успокоения) завершать сезон. Разве после Крещенья зайти, проверить, не было ли хода соболя. Однако, в те времена «плановой экономики» (не плановой она не бывает) промышленники вынуждены были ждать у леса: или погод, или оленей, хода соболя, а то белки, набега лис, а бывало, и песца. (И это ожидание временами заставляло думать о непродуктивности отрасли).
Снова, честно – при неактивном ходе лося разумнее было набить сколько получится, кратно загрузке борта, и не ждать подкочевки. Почему. Если перед окончанием сезона подойдут лоси, и набегаешься, станешь суетиться, и вряд ли успеешь план забрать. игнорируя погоды, и возможности. Такой же вывод чувствовался и в подсчетах - оставался месяц лосьего промысла, а перспективы были, скажем, не радужные.
После же этих расчетов, физически ощутив сложность ситуации, споткнулся я на фразе: «ты – это то, что с тобой происходит». Помню, обыватель тогда предполагал, что: «ты – это то, что ты ешь». Так мещане приземляли реальность. Ну, не всем дал бог крыльев.
В нашем прошлом (в наших местах) с едой было просто – что потопал, то и полопал. Потому еда в те года не заслуживала внимания. Заточили нас на задачу и результат.
А когда нет дум о хлебе, а для задачи студёно, и перспектива так себе, все равно есть от-душина. Или жизнь духа?. Предположу, что это не та жизнь духа, о которой скажут вам стяжатели духа, что во храмах, да по пӳстыням усердно молятся.
Хотя, эти наши промежутки в беге можно как угодно называть. Да хоть бездельем, не обидно. Однако, не делать дела на свежем воздухе в хороший минус - законное право.
Посему простим филистерам спорную метафору про еду. Валере – ту, о которую спотыкаешься. Служителям духа (не всем) - лукавство. А мне – отсутствие истовости, тоже простим.
О чем я, бишь. О том, что происходит, когда мы строим другие планы (с).
Почто тема эта всплыла?
Так все из-за мороза и из-за Морозова. В морозы, повторюсь, только жизнь в тайгах замирает, не мысль. Договорились - жизнь духа воспаряет. Если нет собеседника, то над умной книгой. Если есть добрый собеседник, то над спором. А то, что будет спор, это к бабушке не ходить. Тот будто нарочно рождается, когда в наличии двое. При трех вряд ли. При стечении же народа не увидите споров. Магия едино-гласия толпы, однако. Чем и пользуются интриганы.
Валера третий день проживал на базе, возле лыж и снегохода, притащив еще часть рыбы Морозову и лосятину на еду. В пути убедился, что снег вырос до неудобного для ходьбы уровня. И часть пути пришлось идти по льду, где снега было чуть. И все равно ходьба занимала больше времени. Дня сильно не хватало.
Три дня спустя собаки трубно приветствовали пришельцев. Валера вышел, Морозов рассматривал весло с долотом на обратном конце.
- С Гришкой общался? - Спросил он, после приветствий – Его форма кайка, только твой тонόк.
- Ничего, не в лодке грести, в руке нести - Валера, выправляя подсмотренный у Гриши каёк, подравнивал – подравнивал его, то тут, то там, да и сделалась ручка тонкой - Не понимаешь ничего в изяществе, а от какого слова каёк?
- От слова лыжами править, да зверя колоть.
- Да ладно, зверя.
- Точно – точно, оттуда пика пошла, да только как его колоть, не догнать его нынче.
Понятно, что шутил Морозов, пика та хороша лед долбить. А весло – тормозить, катаясь с горы - не рулят камусные лыжи. Ну и в крутое забираться, опираясь. Под карабин подкладывать – только теоретически. Редко цель дает время для подкладок. С руки уметь надо.
Морозов обстучал лыжи, воткнул в накиданный Валерой сугроб, сошел на расчищенное. Призвал и разместил собак:
- Первый круг на лыжах сделал - много снега под горками. А в южном распадке мало, намучился. Вот и не замкнул круг. Да и что проверять капканы, не ходит соболь в морозы.
- Рассказывай, на базе удобнее, да веселей, чем в твоих скворешниках, вот и пришел.
- Насквозь видишь, что у нас по плану?
- Безлосье пока. Вот потеплеет, съездим на перевал, нартник натопчем, да печь привезем, в конце - концов, баня будет.
- А я тебе уже натоптал, а до того испилил дорогу, только газуй, за день управимся.
За ужином Валера рассказал о переходах лосьих, о том, что на Северной движения лося нет, а на Среднюю есть, но хилое. И с соболем пусто.
Морозов тоже был уверен, что соболь не сидит, а ушел, скорее всего, прошлой весной (судя по улову на той стороне, о чем передал по рации Никола). Зачем соболь уходил – поди угадай:
- Соболюхи только и задержались в предгорьях. Местные, в капканы не лезут.
- Вот и съездим за грузом, перед лосем.
- Да и с лосем, может, окажется глухо – Морозов боялся сглазить - если снега не нападёт втрое, хотя бы. Тогда лось с сопок вообще не спустится, там ему и подроста и хвои много, а хлам от волка спасает. А то, мхами, и бородачами (лишайник) питается, у оленя еду отбирая.
Валера удивился:
- Считал, что не конкуренты.
- Ветошь любит, видел, сдирает сплошь, и мхи копает, и черничник, но разве тем наешься, больше стрижет пихту, она жирнее...
Кто имеет свою базу в тайге, тому ведомо чувство уюта, когда за бревенчатыми стенами хороший минус, на печи чайник, заварка в наличии, на столе кружки, и время терпит. Некуда спешить, если условия для промысла не сложились, а еды в амбаре вдосталь. Значит, гонку можно притормозить. Выдохнуть. Отвлечься, перестав думать об «урожае». Да хоть и на спор.
Который начался у наших героев с рассуждений о стадности лося, как механизме защиты от высоких снегов, и хищных стай. С обреченности одиночки при обилии волка. С уважением к равновесию в природе. Когда волчьи стаи, совершенные добытчики (не помню, кто приписал им это свойство), постепенно сокращаются при мелких снегах, при лосе, стоящем в валежах. Продолжают таять при высоких снегах, когда лось в группах. А к настам остаются единицы волчков, которым лося не взять. Но не объединяются те слабые хищные стаи меж собой, держась за территорию.
Постепенно тема хищников и жертв перешла на мир людей.
/Сам удивляюсь, как легко со зверского мира свалиться в наш. И это не значит, что мы звери, господа-товарищи. Я умываю руки, и всего лишь повторяю, удивляясь отвлеченности предмета спора. Теперь, в удалении от тех времен, и мест, думается – молчал бы и слушал тишину, впитывал картинку, гонял по склонам, ища лося, если лось не ищет меня. Ан – нет, по классику – всегда нам чего-то не хватает. Зимою лета, осенью весны (с). Хотя, это не наш случай, все сезоны в тайге и на реке хороши, особенно зимний/.
Беседа наших героев снова пошла по руслу противопоставления максимализма опыту.
Валера настаивал, ловко перейдя с мира стайных зверей на зверей-одиночек, что толпа упрощает сознание, а иерархия и, соответственно, кажущееся следование толпе убивает личность. И потому ловкий одиночка в этом мире - предпочтительный вариант. Которого не трогают ни вызовы мира, ни заблуждения его. Ни приказы.
Морозов возражал, что одиночка орёл до момента, пока одиночка ловок. И настаивал, что в «толпе» сохраняется опыт. А опыт веков это именно то, что нужно человеку. И нужен проводник опыта. Не иерарх, а знаток. Или метод, которым опыт уйдет в общество.
А к проводникам пригодятся и носители, и накопители опыта. «А кто, как не мы, можем опыт накопить, пронести через засады и раздать его». Даром. Потому что «делай как я» лучше сотни описаний как делать. А ошибки в тайге дόроги. И приводил в пример самого Валеру, который пришел на имеющиеся знания со своими.
Якобы и выжил человек в некомфортных местах именно благодаря объединению многих переменных: личностей, сознаний, опыта, и чужого тоже, с помощью памяти. А не в сумме одиночек, каждый со своими шишками и своим опытом.
И, «если желаешь - закрепил Морозов - именно в обчестве выжил, в толпе. А не дикѝм мощным одиночкой. Запиши там себе это».
А наличие мирового приказа Морозов вовсе отрицал, утверждая, что следование намерениям неизвестных возможно, когда приказ неизвестных совпадает с намерениями толпы… и потому тайные силы могут что угодно приказывать, главное им угадать эволюцию… или создать обществу кривые потребности.
А как угадают, мол, куда побежит толпа, так и исполнится их желание… если это их желание, конечно, а не желание еще более тайных сил… или явных толп.
На что Валера, когда-то живший средь толп, сказал: «человек слаб и пуст, и чем более, тем скорее нравится ему тайным казаться, смертельно боясь быть смешным, вот оттуда и потешные тайные общества и толпы... а одиночки из другого теста... - и, немного погодя - и совсем я не против колхоза».
……..
На том и угас обмен словами. Да и где тут спор? Сытый ужин вообще не друг беседе. Однако беседа делает простой мир осмысленнее. Наполняет его. Пусть и впустую. В этом ее безусловная польза. А когда мир твой пуст, его заполнят погремушки. Да и не суждено нам знать, где кажущееся пустым станет полным.
Перечел я Валерины записки несколько раз. Так и не понял, считали они, что разнообразие повадок лося (и параллельного тому человека природного) на границе стадности и одиночек это эволюция? Способ выжить? Разнообразие стратегий? Или признак отсутствия способности мыслить? Или сия метафизика всего лишь упражнения в диалектике.
На том предлагаю вам самим распутывать эти загадки. А лучше поделиться отгадками. О лосе знаю много, но он не перестает удивлять. И в то же время некоторые люди не удивляют, а заставляют держаться подальше. Дичает человек, под капиталом, собственностью или властью. Факт.
---------------
В природе же, следующее утро оказалось разумнее вечера. Погода устала морозить. Небо помутнело. С деревьев вокруг избы сыпался куржак, наращенный морозами. Делая локальные снегопады. Порывы же ветра несли с реки тепло. В минус двадцать все оживает. Охотники раздали собакам еду и по кости сверху. Те заподозрили, что хозяева их оставят, были против. Но что делать. Жалели их хозяева, бегать впустую, да за дымным устройством, неполезно и непродуктивно.
Затем Морозов огляделся и выдал наблюдение над погодой:
- Тропики – ничто.
- А ты был в тропиках?
- Бывал.
- И как там?
- Как в бане.
- Актуально, полетели.
Снегоход завелся сразу, заслужив похвалу Морозова, которую Валера не услышал, угадал, обернувшись. С тем наши герои и отправились. По знакомой и готовой лыжной тропе. Превращая ее в нартник. Тишину засоряя тарахтением движка. А воздух - сизым дымом, из древних недр, и высоких сфер.
Примечая переходы лосей. На кратких остановках Валера с Морозовым менялись правыми рукавичками. Промороженную Валеры на теплую. Для динамики. На рубашке цилиндров большой палец быстро не отогреешь. Все-таки для езды на «Буране» меховые рукавицы подходят лучше вязаных. Даже толстой вязки. Даже обшитые поверху. Даже в божеские минус двадцать.
