— Опять ешь? — голос мужа раздался за спиной, ровный, как нож по доске. — Ты ж сама обещала с Нового года без сладкого.
— Так ещё не Новый год, — спокойно ответила Людмила, даже не оборачиваясь. Ложка тонула в креме, тёплый торт пах ванилью и чем‑то из детства, от чего делалось немного тепло и немного стыдно.
Он подошёл ближе. В отражении микроволновки видно, как он вскинул брови и губы сжались в тонкую линию.
— Я с толстой жить не буду, Люд. Мне уже неудобно — ты попробуй со стороны посмотреть.
Она посмотрела. На него. Сбоку. Серый домашний свитер, старые спортивки, пузо чуть нависает над ремнём, сутки не брит, волосы взъерошены. Хотелось сказать, что лишний вес в их доме не только на ней, но слова не вышли. Как будто где‑то в горле застряли вместе с крошками бисквита.
— Ну да, — только и сказала она, — неудобно.
Он буркнул что‑то вроде «сама видишь» и ушёл в комнату, где гудел телевизор и мерцали голубые огни рекламы новогодних салатов.
Людмила долго стояла у раковины, глядя на остывший кофе. Пена на нём осела, кружка липла к пальцам. Хотелось вымыть, налить новый, но зачем — опять остынет.
Утром он нашёл на столе кефир и яблоко.
— Начала, что ли? — с прищуром.
— Начала, — ответила она, не поднимая глаз.
Он кивнул, удовлетворённо.
— Вот и умница. А то в магазин рядом стыдно вместе выйти.
Она кивнула — привычное движение, как дыхание. Потом пошла на работу, где за окном моросил дождь и окна давно не закрывались до конца. Сквозняк гулял по бухгалтерии, шелестели бумаги, Юлька из соседнего отдела рассказывала, что муж подарил ей шубу. Людмила слушала и улыбалась, потому что так надо.
Вечером купила две грудки, отварила, в кастрюле осталась мутная бульонная вода. Можно было бы сварить суп, но он и так скажет — жирный.
Он пришёл поздно, с запахом сигарет и пива. Сел, включил телевизор.
— Что на ужин?
— Курица.
— Опять курица? Господи, Людка, хоть раз что‑нибудь человеческое приготовь.
Она молча подала тарелку.
Так шёл день за днём. Он отмечал каждую крошку, каждый кусочек хлеба, каждую минуту на диване.
— Да сходи ты в спортзал хоть раз!
— Нет времени. Работа, дом…
— Найди, если хочешь выглядеть женщиной.
Она хотела сказать — не для того я живу, чтобы тебе угождать. Но почему‑то промолчала.
В супермаркете у холодильников увидела молодую пару. Он держал её за плечи, выбирали торт, смеялись. Та самая лёгкость, что была когда‑то и у них. Ей стало странно холодно, хотя стояла у витрины с горячими пирожками.
— Может, взять яблочный, маленький? — спросила себя вслух.
И сразу представила, как он посмотрит вечером.
Не взяла.
На Новый год гости не пришли. Он сказал, не хочется никого. Сидели вдвоём, за столом — мандарины, селёдка, оливье без майонеза.
— Ради тебя, — заметил он.
— Спасибо.
— Только и делаешь, что ешь, — пробурчал он после тоста.
— Я? — не поверила она.
— А кто. Посмотри на себя.
Она не посмотрела. Возьми да посмотри на него — не удержалась бы.
Часы пробили полночь. Он первым выключил телевизор, сказал, что голова болит. Ушёл спать.
Людмила осталась на кухне. Под утро еле заметно рассвело. Снега не было — лужи, мокрые листья. В квартире пахло хлоркой и пережаренной картошкой.
Она достала из холодильника кусок вчерашнего торта. Отрезала, положила на блюдце. Не из жадности — просто хотелось почувствовать вкус, хоть немножко сладкого.
И в тот самый момент услышала сзади:
— Опять?!
Он стоял в дверях, взъерошенный, злой.
— Ну что, никак не удержалась?
— Откуда ты взялся, ночь ведь…
— Да невыносимо же. Я уже не могу смотреть, как ты себя губишь. Толстеешь, киснешь. Противно, Люд.
Она поставила тарелку на стол, медленно вытерла руки о полотенце.
— Противно?
— Да.
— Тогда не смотри.
Он взорвался:
— Это благодарность за то, что я с тобой остался?! На кого ты мне теперь нужна, подумай!
Она что‑то хотела ответить, но вдруг стало так шумно внутри — будто кровь в ушах зазвенела. Сделала шаг, села на табурет.
— Знаешь, — хрипло выдавила, — мне кажется, ты сам меня толкаешь туда, где тебя не будет.
Он дернулся.
— Это что ещё значит? Угрожаешь?
— Нет, — тихо. — Просто думаю вслух.
Следующие дни были серыми. Она перестала с ним спорить. Говорила мало. По утрам старалась уйти раньше — дожидаться автобуса под мокрым снегом было всё равно легче, чем завтракать вместе.
Он сначала не замечал. Потом стал ворчать. Потом злился, что ужин не готов вовремя.
— Совсем распустилась. Я должен из кафе ужин приносить?
— Принеси.
— Тебе всё равно?
— Уже да.
Он посмотрел в упор — не узнал. Будто другая женщина стояла перед ним, не та, что извинялась за каждую крошку.
— Ты что задумала, Людка? — спросил он вечером, когда она молча перебирала белёные занавески.
— Жить, — ответила она.
— Со мной?
Она усмехнулась.
— Может, и без.
Он недоумённо хмыкнул, потом отошёл к телевизору.
— Вечно у вас, баб, заскоки перед весной. Пройдёт.
Но она знала — не пройдёт.
Через неделю, в серое утро, когда батареи почти не грели и окна запотели, она сложила документы в сумку и тихо закрыла дверь. На столе оставила пирог — первый за долгое время. С изюмом.
Телефон звонил полчаса. Она не взяла.
К обеду на улице хлестал дождь, ветер гнал мусор по тротуарам. Под ногами хлюпала грязь.
Она остановилась у витрины турфирмы. Плакаты: море, солнце, женщины в белых платьях. Ничего нереального, просто красивее, чем вокруг.
— Может, и я когда‑нибудь, — пробормотала.
Вернувшись, застала мужа злым.
— Где шлялась? Я тебе звонил!
— Ходила.
— Куда?
— Просто уходила.
Он подошёл ближе.
— Людка, ты меня пугаешь. Если это из‑за диеты…
Она фыркнула.
— Это из‑за тебя.
Он замер. Потом натянуто засмеялся:
— Ну да, конечно. Всё я виноват. Может, ещё скажешь, что уйти собралась?
Она посмотрела на него, прямо.
— А если скажу?
Он осёкся. В глазах мелькнуло что‑то, похожее на страх, быстро сменившееся насмешкой.
— Да куда ты денешься, Людка! Некуда тебе идти. Да и кому ты нужна?
Она молчала. Только смотрела. Долго. Потом положила на стол связку ключей.
Он сначала не понял. А когда понял — будто струну перерезало тишиной.
И вот она уже в прихожей, надевает пальто, запихивает в сумку перчатки, шарф, паспорт, какие‑то бумаги. Руки дрожат, но она не останавливается.
— Люда! — за спиной. — Ты что, сдурела?!
Она поворачивается.
— Поздно.
Он делает шаг к ней, и в глазах уже не злость — растерянность.
— Подожди. Да ты не уйдёшь…
Но она уже взялась за ручку двери.
Щёлкнул заедающий замок.
И в этот момент в коридоре звонит телефон.
Номер дочери.
Она на секунду замирает, смотрит на экран.
И вдруг — совсем другое выражение лица.
Глаза округляются, губы дрожат.
Она берёт трубку, слушает, и краска медленно сходит с лица.
— Что?.. — только успевает прошептать.
Телефон выскальзывает из рук, падает на пол.
Муж делает шаг к ней.
— Что случилось?
Она смотрит на него, ничего не видя.
— Нет… этого не может быть… — шепчет она.
Развязка истории уже доступна для членов Клуба Читателей Дзен ЗДЕСЬ