— Зиночка, деточка, ну куда ты опять вскочила? Сядь, отдохни, — Жанна Семёновна елейным голосом пропела эти слова, едва пригубив шампанское. — Ты весь день у плиты, как пчёлка. Мы и сами тарелки сменим, правда, Женечка?
— Конечно, мам, — буркнул Женя, не отрываясь от телефона. — Зин, принеси лучше холодец, он у тебя в этом году мировой получился.
Зина замерла в дверях кухни с пустой салатницей в руках. В висках привычно постукивало. Она смотрела на мужа — расслабленного, в новой рубашке, которую она сама же и отгладила — и на свекровь, чьё лицо сияло фальшивым радушием. Жанна Семёновна умела так «подлизаться», что после её похвалы хотелось немедленно пойти и вымыть руки с мылом.
— Принесу, — тихо ответила Зина. — Сейчас всё принесу.
На кухне царил хаос из обрезков упаковки, грязной посуды и запаха хвои. Зина прислонилась лбом к холодному стеклу окна. За окном рассыпались искрами фейерверки — чужой праздник, чужая радость. Она вспомнила, как три дня назад просила у Жени денег на новые зимние сапоги. Старые «просили каши» уже второй сезон, а подошва совсем истончилась.
— Зинуль, ну ты же понимаешь, — сказал он тогда, глядя в сторону. — На работе в этом году совсем туго. Кризис, заказов мало. Премии не будет. Сказали, дай бог, чтобы оклад вовремя выплатили. Потерпи до весны, а? Купим тебе к сезону что-нибудь получше.
И она поверила. В сотый раз за двенадцать лет брака. Поверила и заклеила подошву «Моментом», надеясь, что не развалится до оттепели.
Когда она вернулась в комнату с блюдом холодца, Женя уже был в «кондиции». Новогодняя ночь действовала на него расслабляюще. Он громко смеялся над шуткой в телевизоре и то и дело подливал себе коньяк.
— А я говорю, мам, — вдруг громко произнёс Женя, обращаясь к Жанне Семёновне, — что мы в этом году переплюнули всех. Шеф лично жал руку. Говорит: «Евгений, ты лучший менеджер отдела».
— Гордость ты моя, — Жанна Семёновна ласково погладила сына по плечу, искоса поглядывая на Зину. — Талантливый человек талантлив во всём. Только вот ценили бы тебя по достоинству...
— Ой, мам, да оценили! — Женя махнул рукой и хохотнул. — Зинка вон думает, что мы на бобах сидим, а я ей сюрприз готовил. Триста пятьдесят тысяч, мамуль! Чистыми! Вчера на карту упали.
В комнате внезапно стало очень тихо. Слышно было только, как в телевизоре бодро запевал Николай Басков. Зина медленно поставила блюдо с холодцом на стол. Тарелка звякнула о край фужера, но не разбилась.
— Триста пятьдесят? — переспросила Зина. Голос её был на удивление ровным, хотя внутри всё начало мелко дрожать. — Ты сказал, что премии не будет, Женя.
Женя осекся. Его лицо мгновенно сменило выражение с хвастливого на испуганно-виноватое. Он посмотрел на мать, ища поддержки, но Жанна Семёновна уже перестроилась. Она всплеснула руками, изображая крайнее изумление.
— Зиночка, ну что ты так смотришь? — запричитала свекровь. — Мальчик просто хотел сделать тебе подарок! Сюрприз! Он, наверное, на кольцо копил или на шубку. Просто язык впереди паровоза выскочил, бывает же...
— На какой сюрприз, Женя? — Зина не сводила глаз с мужа. — На те пятьсот рублей, что ты дал мне на продукты к новогоднему столу, сказав, что это «последние до зарплаты»? Или на мои сапоги, которые я вчера клеила в ванной, чтобы сегодня до магазина дойти?
— Зин, ну ладно тебе, — пробормотал Женя, пытаясь вернуть себе прежнюю уверенность. — Чего ты при маме начинаешь? Ну, не хотел я сразу всё тратить. Деньги любят тишину. Мы же планировали на отпуск отложить...
— На отпуск? — Зина горько усмехнулась. — Или на новую машину для твоей сестры Оленьки? Жанна Семёновна, вы ведь за этим сегодня приехали? Чтобы обсудить, как распорядиться «несуществующей» премией Жени?
Жанна Семёновна поджала губы. Маска доброты сползла, обнажив острое, хищное лицо.
— А хотя бы и так! — вызывающе ответила свекровь. — Оленьке нужно возить детей в садик, её старая «Лада» постоянно ломается. А ты, Зина, вечно всем недовольна. Живёшь в квартире, которую мы помогали обставлять, ешь досыта. Мог бы муж и матери помочь, и сестре.
— Мы помогали обставлять? — Зина почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Вы дали тридцать тысяч на диван десять лет назад и до сих пор этим попрекаете? А то, что я пять лет пахала на двух работах, пока Женя «искал себя», — это не в счёт? То, что я свои декретные вложила в ремонт этой самой комнаты, где вы сейчас сидите?
Зина посмотрела на свои руки. Сухая кожа, следы от ожога на запястье — вчера пекла пироги, торопилась. Она вспомнила, как в прошлом месяце отказалась от платного обследования зуба, потому что «дорого», и теперь он ныл на холодное.
— Женя, покажи мне телефон, — тихо сказала она.
— С какой стати? — огрызнулся муж. — Это моя личная вещь!
— Покажи приложение банка. Я хочу увидеть, куда ушли деньги.
— Они... они уже распределены, — Женя отвел глаза. — Я матери перевел двести тысяч. На хранение. Чтобы мы их не профукали на всякую ерунду типа твоих сапог.
В этот момент в душе Зины что-то окончательно оборвалось. Не было ни крика, ни истерики. Только ледяная ясность.
— На хранение, значит, — повторила она. — Жанна Семёновна, верните деньги. Это совместно нажитое имущество. По Семейному кодексу РФ, статья тридцать четвёртая, все доходы супругов от трудовой деятельности являются общей собственностью. Независимо от того, на чьё имя они начислены.
— Ты мне тут законами не тычь! — взвизгнула свекровь. — Это деньги моего сына! Его кровью и потом заработанные!
— Если деньги не будут возвращены на наш общий счёт в течение десяти минут, — продолжала Зина, и её голос звенел, как натянутая струна, — я завтра же подаю на развод и раздел имущества. И поверьте, я найду способ доказать, что этот перевод был попыткой сокрытия имущества. И тогда вы вернёте не двести, а гораздо больше.
— Зина, ты с ума сошла? — Женя вскочил. — Из-за какой-то премии семью рушить?
— Семью? — Зина посмотрела на него так, будто видела впервые. — Семья — это когда делят и радость, и копейку. Семья — это когда я не боюсь сказать мужу, что у меня болят зубы, потому что знаю — он поможет. А ты... ты просто трус и лжец, Женя. Ты прятал от меня деньги, пока я считала рубли в супермаркете. Ты позволил своей матери унижать меня в собственном доме.
Она подошла к ёлке, на которой весело мигали гирлянды. Под ёлкой стояла маленькая коробочка — её подарок Жене, дорогие наушники, на которые она копила с подработок полгода. Она подняла коробочку и просто швырнула её в мусорное ведро.
— Зиночка, ну не кипятись, — Жанна Семёновна снова попыталась сменить тон, почувствовав, что ситуация выходит из-под контроля. — Ну, переборщили мальчики, ну, бывает. Мы всё вернём, честное слово. Зачем же сразу развод? Подумай о людях, что скажут? Праздник ведь...
— Праздник закончился, — отрезала Зина. — Женя, собирай вещи матери. И свои тоже.
— Что? — Женя вытаращил глаза. — Это и моя квартира тоже!
— Квартира оформлена на мою маму, ты забыл? — Зина горько усмехнулась. — Юридически ты здесь никто. Я позволяла тебе здесь жить, потому что любила. Но лимит моей любви исчерпан.
Она вышла в коридор и открыла шкаф. Вытащила те самые старые сапоги с подклеенной подошвой. Швырнула их под ноги мужу.
— Вот в этом я хожу, пока ты «хранишь» сотни тысяч у мамочки. Посмотри на них, Женя. Это символ нашего брака. Гнилой и разваливающийся.
Жанна Семёновна начала что-то кричать про неблагодарность и про то, что её сын достоин лучшей доли, но Зина её уже не слышала. Она зашла в спальню и заперла дверь.
Сев на кровать, она обхватила себя руками. Сначала пришла пустота, а потом — слёзы. Крупные, горячие, они капали на покрывало. Ей было жаль не денег. Ей было жаль те двенадцать лет, которые она отдала человеку, способному так мелко и подло предать. Она вспомнила, как отказывала себе в лишнем яблоке, когда он был без работы. Как верила его обещаниям «вот-вот всё наладится».
Через полчаса в коридоре хлопнула дверь. Наступила тишина.
Зина встала, умылась холодной водой. Она подошла к зеркалу. Глаза опухли, но в них появилось что-то новое — твердость, которой раньше не было.
Она взяла телефон и набрала номер.
— Мам? Прости, что поздно. Да, всё нормально... Нет, не нормально. Женя ушёл. Совсем. Мам, ты завтра сможешь приехать? Мне нужно проконсультироваться по поводу раздела счетов. Помнишь, ты говорила, что у тебя есть знакомый адвокат по семейным делам?
Она слушала успокаивающий голос матери и чувствовала, как камень, лежавший на груди много лет, начинает крошиться.
— Знаешь, мам, — сказала Зина, глядя на отражение в зеркале, — я сегодня поняла одну важную вещь. Юридическая грамотность в браке — это не про недоверие. Это про безопасность. И если муж скрывает доходы — это не «сюрприз», это экономическое насилие.
Она прошла на кухню, налила себе чаю и отрезала кусок торта, который так старательно пекла для тех, кто её не ценил. Торт был вкусным.
— С Новым годом меня, — прошептала Зина. — С новым, настоящим счастьем.
Она знала, что впереди будет тяжелый процесс, делёж имущества и грязные звонки от свекрови. Но она также знала, что больше никогда не будет клеить подошву «Моментом», пока в чужих карманах шуршат её законные деньги. Она наконец-то выбрала себя. И это был самый лучший подарок, который она когда-либо получала под бой курантов.