Когда-то вместо мемориала белого цвета среди густых лесов и широких полей Северной Баварии, будто окутанный тишиной лет и таинственными легендами прошлого, гордо стоял старый двухэтажный особняк. Здесь было тихо, словно сама природа погрузилась в глубокую задумчивость, прислушиваясь к негромкому мычанию коров, жужжанию насекомых да к редким крикам пролетающих над всем этим птиц.
Но в начале 1922 года атмосфера семейного очага, нескромно широко раскинувшегося на фоне среднеевропейской пасторали, начала меняться, приобретая зловещие черты необъяснимого ужаса. Все чаще тревога сжимала сердце обитателей особняка сильнее прежнего.
Им казалось, будто чьи-то то уверенные, то очень осторожные шаги ступали по скрипучим половицам чердака, вызывая холодный озноб у всех. Сквозь темные окна доносились тихие шорохи, шепот ветра переплетался с приглушенным стуком оконных рам, порождая тревожные образы потустороннего присутствия на ферме Хинтеркайфек кого-то непрошеного и довольно опасного.
Не однажды, а все чаще и чаще ночью шум повторялся и повторялся вновь. Обеспокоенные Груберы решили проверить каждую комнату, каждый угол дома и нескольких построек фермы Хинтеркайфек, чтобы развеять страхи детей и успокоить собственные нервы. Но кроме таинственного шума появились и другие признаки незримого вторжения.
Однажды утром в конце марта хозяин обнаружил на тонком слое снега свежие отпечатки подошвы массивных ботинок возле амбара. Следы вели от леса, а после растворялись среди зарослей кустарника, оставляя лишь легкий аромат влажной земли, перегноя и страха перед неизведанным. Да, и опять тишина, оглушающая и тревожная. Что скрывалось за этим? Что за человек оставил эти следы?
Но самый пугающий инцидент произошел однажды вечером, когда Андреас, собираясь выйти из дома, заметил пропажу большого старинного ключа, обычно висевшего на стене справа от входа. Поиски оказались тщетными: привычный предмет исчез, усилив становившиеся хроническими чувства тревоги и неуверенности.
Стало ясно, что происходит нечто необычное, выходящее за рамки понимания. Постепенно эта цепочка мелких, казалось бы, незначительных происшествий выстраивалась в мрачную картину неотвратимой беды. Никто тогда еще не знал, какие страшные события произойдут совсем скоро…
Поместье, видимо, основано около 1863 года, хотя впервые упомянуто в 1869-м. Наименование "Хинтеркайфек" было неофициальным и указывало на укромный уголок поселения Кайфек, что примерно в километре к северу от центральных построек усадьбы и пары других ферм, скрытых за лесом. "Хинтер", часто встречающееся слово в немецких топонимах, означает "задний". Сама деревушка входила в состав городка Ванген, который в 1971-м стал частью Вайдхофена.
Ранее ферма принадлежала крепкому хозяину Йозефу Азаму и его супруге Цецилии урожденной Занхютер, появившейся на свет в 1849 году, у них было двое детей: сын Мартин, родившийся в 1879 году, и дочь, тоже Цецилия - 1881 года рождения.
Став вдовой в 1885 году, Цецилия Азам 14 апреля 1886 года снова вышла замуж за Андреса Грубера, 1858 года рождения. В следующем году у них родилась дочь Виктория. И она была единственным ребенком пары, пережившим детские годы. Другие дети, рожденные в этом браке, умерли в младенчестве, вероятно, из-за плохого ухода.
Семья Груберов считалась состоятельной в этом не бедном районе, обычно успешной Баварии. Однако окрестный народ их не жаловал: Андреас славился непростым характером, постоянными ссорами с соседями и даже агрессивным поведением. Дочери Цецилия и Виктория часто страдали от домашнего насилия со стороны отца.
Виктория была тихой и скромной девушкой, пела в церковном хоре местной церкви Святого Венделина. Примерно с шестнадцати лет ее отец Андреас начал вступать с ней в интимные отношения. Сначала, скорее всего, с применением физического насилия. Цецилия-старшая, вероятно, никак не препятствовала этому. Хотя точно знала о происходящем. В оглушающей пасторальной тишине Хинтеркайфека давно царило зло.
Груберы жили очень уединенно на своей ферме. В любое время года они успешно справлялись с хозяйством сами, нанимая работников лишь для посевной и сбора урожая. Из-за более чем скверного и довольно агрессивного нрава Андреаса работники редко задерживались надолго. С соседями владельцы Хинтеркайфека общались только в случае необходимости. О творящемся в поместье местные могли лишь догадываться.
Несмотря на кровосмесительный грех, 3 апреля 1914 года Виктория вышла замуж за Карла Габриэля. Скорее всего, он знал о том, что творил с его благоверной ее отец. Но Груберы были богаты, во всяком случае, по местным меркам. За месяц до свадьбы, 11 марта, Андреас и Цецилия официально передали ей часть прав на Хинтеркайфек.
После свадьбы Виктории принадлежали ¾ фермы, а Карлу – ¼. Детям Цецилии от предыдущего брака выплатили компенсации: сыну дали 100 марок, а дочери – 650. Мартин погиб на фронте в 1916 году. Совсем вскоре после свадьбы, уже в мае, херр Габриэль по непонятным причинам покинул Хинтеркайфек и вернулся к родителям в Лааг, что в районе Нойбург-Шробенхаузен. Считается, что причиной этого расставания стало возобновление кровосмесительной связи в семье Груберов.
Остается совершенно невыясненным, планировал ли он развод с Викторией, но 14 августа, когда он записался добровольцем в военный резерв, его домашним адресом был указан родительский дом в Лааге. 8 декабря 1914 года Карл Габриэль в составе 13-го резервного пехотного полка был отправлен на передовую во Францию.
Он погиб 12 декабря в сражении при Аррасе и был похоронен в братской могиле на военном кладбище Сен-Лоран-Бланжи. А 9 января 1915 года Виктория родила дочь, которую опять назвали Цецилией — скорее всего, мать в доме занимала особое положение, хотя власти в ее руках не было почти никакой. Отцом ребенка был официально признан супруг матери ребенка. По закону ¼ Хинтеркайфека принадлежавшие Карлу перешли по наследству его дочери.
Как-то в начале 1915 года, поведав святому отцу Михаилу Хаасу о своем грехе, Виктория призналась в кровосмесительной связи с родным отцом. Не выдержав тяжести услышанного, духовник нарушил обет молчания. И в результате следствия и суда, состоявшегося весной 1915 года, Андреаса Грубера приговорили к году исправительных общественных работ! А Викторию – к месяцу за решеткой!!
Не стоит удивляться, но, выйдя на свободу, вернувшись домой, Андреас тут же возобновил предосудительные отношения с дочерью. Все вошло в свое привычное греховное русло в тишине Хинтеркайфека. И все бы так и было, но в 1918 году Виктория вдруг закрутила роман с их соседом, овдовевшим Лоренцом Шлиттенбауэром. Вскоре стало известно о беременности Виктории.
Ситуация сложилась крайне деликатная: отцовство установить было затруднительно. Признание ребенка внебрачным могло невольно вскрыть правду о возобновленном инцесте Виктории с Андреасом. В то же время Лоренцу грозило общественное порицание за блуд, что было, мягко говоря, довольно нехорошо по меркам того времени и того места.
Вообще-то, и не смотря ни на что, Лоренц очень симпатизировал Виктории и видел в ней будущую хозяйку своей фермы. Поэтому и предложил херру Груберу выдать за него дочь. Хотя такой союз казался выгодным для обеих сторон, Андреас наотрез отказался. Шлиттенбауэр утверждал, что причина отказа заключалась в желании Грубера самостоятельно “ласкать” дочь.
А еще в округе поговаривали, что Виктория встречалась с кем-то из местных. 9 июля 1919 года у Виктории родился сын Йозеф. Его отец на тот момент так и остался юридически неустановленным. Опекуном назначили Андреаса, которого арестовали 13 сентября за инцест, но вскоре, 29 сентября, освободили - уговоры Виктории все же подействовали, и Лоренц согласился признать себя отцом Йозефа.
Это решение создало Лоренцу массу проблем: не будучи женатым на матери ребенка, он был обязан обеспечивать Йозефа до совершеннолетия. К тому же мальчик родился с ментальными проблемами и всегда сильно отставал в развитии. Многие в округе уверенно считали эту беду прямым следствием кровосмешения.
Шло время, и в субботу, 1 апреля 1922 года, семилетняя Цецилия Габриэль не пришла школу. В течение следующих трех дней вообще никого из семейства Грубер местные жители не видели. Ощущения при этом у соседей были странные: будто кто-то все-таки был в доме.
Днем того же 1 апреля, из печной трубы шел дымок, а вечером этого и следующего дня в окнах иногда зажигался свет. Вечером той же субботы коммивояжеры по продаже кофе Ганс и Эдуард Шировски заглянули к Груберам, чтобы повидаться с Андреасом, но дверь им никто не открыл.
В воскресенье, 2 апреля, вся семья Грубер пропустила службу в церкви Святого Венделина, чего ранее не случалось. Вечером плотник Михаэль Плек увидел слабый свет от ручного фонаря у опушки леса, принадлежавшего Груберам. Он крикнул в ту сторону, и свет тут же исчез.
Почтальон Франк Мейер каждый день приносил в Хинтеркайфек корреспонденцию и все три дня оставлял ее на кухонном окне, потому что дверь была заперта. И еще одна странность: пушистого шпица Груберов, который обычно бегал во дворе, тоже нигде не было видно, как и других домашних животных.
4 апреля около девяти утра мастер по ремонту двигателей Альберт Хофнер пришел в усадьбу, чтобы встретиться с хозяевами. Собак он не увидел, но слышал лай. Ему, опять же, никто не открыл. Он прождал около часа, потом зашел на территорию усадьбы самостоятельно.
Херр Хофнер прошел знакомым путем к “механическому амбару” и у стены нашел на специальном верстаке тракторный мотор, осмотрел его и убедился, что он неисправен. Затем принялся чинить. Работа заняла примерно четыре с половиной часа, и все это время механик напевал себе под нос и заводил двигатель, чтобы его проверить.
Оглушающая тишина, как вата, поглощала все звуки, что издавал Хофнер, пока ремонтировал. Закончив, он еще раз внимательно осмотрелся вокруг, но ни одного человека не обнаружил. Позднее Альберт рассказал, что заметил распахнутые ворота сарая - именно того, где позже были найдены тела - хотя, опять же, по его уверениям, когда он приехал, они были закрыты.
О завершении дела, явно тревожной обстановке, пугающей тишине и отсутствии людей вообще Хофнер сообщил соседу Груберов Лоренцу Шлиттенбауэру. Тот направил своих сыновей Иоганна и Йозефа, чтобы те осмотрели все доступные помещения и перепроверили, что только возможно. Но и они, опять же, не нашли никого.
Почувствовав неладное, Лоренц около 4 часов дня сам приехал на ферму с четырьмя своими работниками. И вот в том самом сарае они и сделали жуткую находку: тела Андреаса и Цецилии Грубер, их дочери Виктории и внучки, тоже Цецилии.
Несчастные были небрежно свалены у входа, немного прикрыты сеном и старой дверью. Позже эксперты установили, что смерть наступила как минимум сутки назад, и четверо - максимум. У всех несчастных были ранения головы и других различных частей тела, явно от чего-то острого и раздробляющего.
Новую служанку, нанятую за сутки или двое назад Марию Баумгартнер, обнаружили в ее комнате на втором этаже, а тело маленького Йозефа – в коляске в детской. Причины их смерти были примерно такие же, как и у остальных погибших.
В 18:15 4 апреля мюнхенская полиция получила сообщение об убийствах. Усадьба Хинтеркайфек находится в 70 километрах от столицы Баварии, потому только в 21:30 на ферму прибыл инспектор Георг Рейнгрубер из Мюнхенского управления, чтобы начать следствие. То, что он увидел, озадачило: несмотря на жестокое убийство целой семьи, в большом доме, на удивление, был относительный порядок. Не наблюдалось следов взлома, борьбы или кражи вещей.
Стало очевидно, что имущество не было целью преступления. Андреас Грубер, не доверявший банкам, хранил деньги дома, пряча их в разных местах: во время осмотра нашли даже старые купюры и недействительные векселя. Деньги в сумме 1880 золотых марок и облигации, лежавшие на комоде в копилке, остались нетронутыми.
В детской на кровати лежал открытый кошелек с деньгами. Но даже несмотря на это, в полицейских протоколах разбой оставался основной версией, потому что никто не знал, сколько денег было у Груберов. Предполагали, что убийца мог что-то забрать.
Осмотр тел показал, что преступление произошло, когда семья готовилась ко сну. Андреас был в нижнем белье, маленькая Цецилия – в ночной рубашке, Виктория и ее мать - в обычной одежде. Только горничная Мария Баумгартнер была в верхней одежде, рядом с ней лежала сумка с ее вещами.
Все встретили свой конец там, где их нашли. Следы бурого цвета и отпечатки обуви тянулись из сарая в дом через кухню, в комнату служанки и детскую. По следам полиция поняла, что убийца носил тяжелые ботинки. Оказалось, что крики из сарая не могли быть слышны в доме.
На следующее утро, 5 апреля, к усадьбе прибыли кинологи. Собаки быстро взяли след преступника внутри дома, но он обрывался у самой кромки леса. Поиски вокруг не дали результатов. Шпиц Груберов был найден живым, хотя и слегка раненым - его привязали в конюшне. Все многочисленные животные были заперты, но не голодали – злоумышленник насыпал корм на пол, правда, не убрал навоз.
При более тщательном осмотре хозяйственных построек стало ясно, что убийца тайно жил в Хинтеркайфеке. На это, в том числе, указывало отсутствие запаса хлеба и небольшое наличие порезанного копчено-вяленого мяса. Планировка усадьбы - все помещения были соединены между собой - позволяла свободно перемещаться, не выходя на улицу.
На чердаке в северной части дома, над помещением, где Альберт Хофнер ремонтировал двигатель, нашли признаки временного жилища: примятая солома с остатками еды - хлеба и копчено-вяленого мяса - и мусором. С чердака в конюшню спускалась крепкая веревка, привязанная к балке – она могла выдержать вес взрослого человека.
Так как тела оказались сложены у входа в сарай, а проход был узким, полиция предположила, что убийца по очереди заманивал Груберов внутрь. Экспертиза показала, что Мария и Йозеф убиты последними, возможно, они не были в первоначальном плане и устранены как свидетели.
Сначала думали, что орудием убийства была мотыга или кирка Андреаса, найденные у кормушки. Но криминалисты не смогли точно определить орудие, так как некоторые раны были нанесены чем-то иным. Предположили, что использовались разные предметы. Вероятнее всего, преступление было совершено в пятницу, 31 марта 1922 года.
7 апреля с одобрения Баварского министерства глава следственно-оперативной группы Криминальной полиции Георг Рейнгрубер объявил о награде в 100 000 марок за любую информацию о преступлении. Кроме того, к делу подключили экстрасенсов из Мюнхена — примета, достойная ветреного и очень вольного климата Веймарской Германии — но пользы, как ни странно, от предсказателей не было.
Херр Шлиттенбауэр стал главным подозреваемым в деле Хинтеркайфек с его предполагаемыми мотивами: месть или уклонение от выплаты алиментов. Кроме того, в ночь с 31 марта на 1 апреля никто не мог точно сказать, где он был: сначала Лоренц сказал семье, что будет спать в сарае, но никто этого не подтвердил.
Более того, Шлиттенбауэр, умышленно или нет, но воспрепятствовал расследованию, переместив тела. Как он утверждал, из страха за своего сына Йозефа. Его противоречивые реакции на обнаружение тел и слабые проявления отцовских чувств вызвали сомнения в его невиновности.
Свидетель, а потом и подозреваемый Георг Зигл утверждал, что Лоренц действовал с определенной уверенностью и нарочно передвигал тела. Несмотря на отсутствие прямых доказательств, подозрения в сторону Шлиттенбауэра оставались долгое время.
Лоренц даже подал иск к херру Зиглу за клевету, и процесс выиграл. Хер Шлиттенбауэр скончался в 1941 году, но до самой смерти его иски о защите чести и достоинства неизменно удовлетворялись судами Баварии, что только увеличивало ореол пугающей тайны вокруг его имени.
Не сохранилось никакой информации о работе следствия по причастности к преступлению Цецилии в девичестве Азам, что вышла замуж за Йозефа Штаррингера в 1902 году - единственная выжившая после трагических событий - в конечном итоге унаследовала все имущество. Она прожила долгую жизнь и умерла в 1953 году.
Вокруг гибели Карла Габриэля, мужа Виктории, официально признанного погибшим на фронте во Франции в 1914 году, витали вопросы. Все знают, что вести о смертях солдат часто оказывались неверными, и многие возвращались домой к своим семьям живыми. И хотя тело Габриэля так и не нашли, большая часть его товарищей подтвердила его смерть в полицейских отчетах.
После окончания Второй мировой несколько жителей окрестностей Шробенхаузена, вернувшихся из советского плена раньше срока, независимо друг от друга заявили, что их отправку домой организовал советский офицер, отлично говоривший по-немецки с баварским акцентом.
Они утверждали, что этот офицер признался в убийствах в Хинтеркайфеке. Потом, правда, некоторые из них отказались от своих слов. Личность этого военнослужащего, а также его связь с якобы дезертировавшим Карлом Габриэлем так и не удалось установить.
Некто Йозеф Бертль, родившийся в Гайзенфельде в 1897 году, был пекарем. В 1921 году он сбежал из психиатрической больницы в Гюнцбурге, куда попал с психозом, возникшим после ареста за серию разбоев. Что случилось с ним после побега, никто не знает. Но он совершал различные насильственные преступления как раз в этих местах Баварии.
Несмотря на усилия и опрос нескольких тысяч свидетелей и около сотни потенциальных преступников, дело так и не раскрыли. В 2007 году курсанты полицейской академии попробовали заново расследовать это дело, используя современные технологии, но решили, что из-за утраты улик и смерти всех подозреваемых раскрыть его уже невозможно. Хотя свое мнение о подозреваемом они все же составили. Составили, но не огласили.
Администрация Нойбург-Шробенхаузена оплатила похороны жертв, которые прошли 8 апреля 1922 года. Все шестеро упокоились в одной могиле. Саму усадьбу снесли в 1923 году, а на ее месте поставили памятный крест. Он и ныне белеет посреди густых лесов и широких полей в тишине, по-прежнему оглушающей и тревожной.