Елена Викторовна остановилась перед дверью родительской квартиры, перевела дух и поудобнее перехватила пакеты. Пакеты были тяжелыми, как совесть грешника, и набиты тем самым набором продуктов, который в народе именуется «гуманитарная помощь пенсионерам». Куриное филе (по акции, но хорошее), три пачки творога (того самого, с коровкой, который папа любит), дорогие лекарства от давления и баночка икры — потому что «ну хочется же иногда праздника, Леночка».
Леночке, к слову, было пятьдесят два года. У нее болела спина, ныла косточка на ноге и дергался левый глаз — последствия годового отчета. Но для мамы она оставалась той самой двужильной лошадкой, которая «всё может», «всё успеет» и у которой «денег куры не клюют».
— Хоть бы раз, — пробормотала Лена, нажимая на кнопку звонка, — хоть бы раз этот звонок не звучал как сирена воздушной тревоги.
Дверь открылась не сразу. Сначала за ней послышалось шарканье, потом лязг замков (родители баррикадировались так, словно ждали осады от печенегов), и наконец на пороге возникла мама. Надежда Петровна была в своем парадном халате с драконами и с лицом мученицы, готовой взойти на костер, но только после чая с пряниками.
— Ой, пришла! А мы уж думали, ты про нас забыла, — вместо «здравствуйте» выдала мама, пропуская дочь в коридор. В квартире пахло корвалолом, жареным луком и какой-то неистребимой пыльной старостью, которая въедается в обои вместе с годами.
— Привет, мам. Как я могла забыть? Суббота же. Священный день доставки провизии, — Лена попыталась улыбнуться, стаскивая сапоги. — Папа где?
— В зале, новости смотрит. Давление у него скачет, Лена. Ох, скачет. Всё из-за Витеньки переживает.
Лена закатила глаза. Ну конечно. Витенька. Старший брат, пятьдесят пять годиков, надежда и опора, у которой опора вечно шатается, а надежда просит взаймы до получки.
На кухне Лена привычно начала разбирать пакеты. Мама сидела напротив, подперев щеку рукой, и скорбно наблюдала, как дочь выкладывает продукты в холодильник.
— Творог взяла 5%? — уточнила она. — А то от 9% у отца изжога.
— Пять, мам. Всё как просили. И «Лозап» купила, и мазь для суставов. Чек на столе, но денег не надо, считайте, подарок.
— Какой уж тут подарок, — вздохнула Надежда Петровна, словно Лена принесла не лекарства, а повестку в суд. — Ты, дочь, садись. Разговор есть. Серьезный.
У Лены внутри что-то неприятно сжалось. Этот тон она знала. Он обычно предшествовал либо просьбе «добавить Витеньке на машину, а то старая совсем развалилась», либо идее начать ремонт в ванной силами наемных рабочих, но за счет Лены.
Она села, налила себе воды. Чая не хотелось — кусок в горло не лез.
— Что случилось? Опять Витя работу потерял?
— Типун тебе на язык! — мама перекрестилась на вытяжку. — Работает он. Охранником в супермаркете. Тяжело ему, целый день на ногах. У него вены, Лена, вены! Не то что ты, в офисе на стуле крутишься.
«Конечно, — подумала Лена. — Я кручусь. А то, что я на этом стуле зарабатываю на три семьи, это так, побочный эффект кручения».
— Ближе к делу, мам.
Надежда Петровна разгладила клеенку на столе. Клеенка была новая, в подсолнухах. Лена купила ее неделю назад, потому что старую прожег сигаретой Витин младший сын, когда гостил у дедушки с бабушкой.
— Мы с отцом тут подумали... Лето скоро. Дачный сезон.
— Ну да, — кивнула Лена. — Я уже, кстати, договорилась насчет теплицы. Ту, старую, стеклянную, надо сносить, она вот-вот рухнет. Поставлю поликарбонат. И забор поправить надо, там два столба повело. Я бригаду нашла, они в мае заедут.
Мама отвела глаза. Посмотрела в окно, потом на сахарницу, потом на свои руки.
— Вот об этом и речь, Леночка. Не надо бригаду. И теплицу не надо.
— В смысле? Вы что, решили дачу забросить? Мам, ты же без своих огурцов жить не можешь. Да и воздух...
— Нет, не забросить. Просто... — Мама набрала в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в ледяную воду. — Мы решили, что дача достанется старшему. Вите. У него семья большая, дети, внуки скоро пойдут. Им воздух нужен. А у тебя детей нет, ты одна. Зачем тебе шесть соток? Ты себе еще купишь, если захочешь. Ты же у нас богатая.
В кухне повисла тишина. Слышно было только, как в холодильнике дребезжит какая-то банка и как в зале бубнит телевизор.
Лена смотрела на маму и пыталась понять: это шутка? Розыгрыш? Сейчас из-за шторы выпрыгнет Валдис Пельш с цветами?
— Подожди, — медленно проговорила она. Голос предательски дрогнул. — Как это — Вите?
— Ну как-как... Юридически. Мы дарственную оформим.
— Мам, — Лена почувствовала, как кровь приливает к лицу. — А ничего, что этот дом, по сути, я построила? Кто пять лет назад крышу перекрывал? Я. Кто скважину бурил? Я. Кто платит за свет, за взносы в СНТ, за вывоз мусора? Витя на даче последний раз был три года назад, шашлыки жарил и грядку с клубникой вытоптал по пьяни!
— Не поминай старое! — взвизгнула мама, переходя в наступление. Лучшая защита — это нападение, Надежда Петровна знала это правило лучше любого генерала. — Оступился человек, с кем не бывает? А ты всё считаешь! Крыша, скважина... Копейки свои считаешь! Родному брату пожалела? У него трое детей! Им тесниться в двушке, а ты одна в трехкомнатной барствуешь!
— Я не барствую, я ипотеку за нее пять лет платила, на макаронах сидела! — Лена вскочила. Стул с грохотом отъехал назад. — А Витя свою квартиру от завода получил и приватизировал бесплатно!
— Вот! — торжествующе подняла палец мама. — Вот она, твоя черная зависть! Не любишь ты брата. Эгоистка. Мы с отцом старые, нам покой нужен, а ты скандал устраиваешь. Мы решили — и точка. Отец уже документы собрал.
В этот момент в кухню, шаркая тапками, зашел папа. Он выглядел виноватым, как нашкодивший кот, но старался держать марку.
— Чего шумим? — спросил он, старательно не глядя на дочь. — Лена, ты чего мать доводишь? У нее сердце.
— Пап, ты слышал? Вы дачу Вите отдаете? Той самой даче, где я каждый куст смородины знаю? Где я своими руками беседку красила?
— Лена, пойми, — отец тяжело вздохнул и сел на табуретку. — Витьке нужнее. Он мужик, ему хозяйство нужно. А ты женщина, тебе отдыхать надо. По курортам ездить. Турция там, Египет. Зачем тебе в земле ковыряться?
— Да потому что я люблю эту землю! — крикнула Лена, чувствуя, как на глаза наворачиваются злые слезы. — Потому что я туда душу вложила! И деньги, между прочим. Миллиона полтора за последние пять лет, если посчитать всё!
— Опять про деньги! — всплеснула руками мама. — Господи, за что мне такое наказание? Вырастили мещанку! Только рубли в глазах!
В прихожей хлопнула дверь. Громко, по-хозяйски. Послышался топот, и в коридор ввалилась шумная толпа: сам Витенька, его жена Галя (женщина габаритов необъятных и наглости космической) и двое их младших отпрысков-подростков.
— О, Ленка тут! — радостно загоготал Витя, заглядывая в кухню. От него пахло дешевым табаком и вчерашним пивом. На ногах у него были грязные ботинки, но разуваться он явно не спешил. — Привет, сеструха! Слыхала новость? Теперь мы с тобой соседи... в смысле, я теперь помещик!
Галя, протиснувшись мимо мужа, сразу потянулась к пакету с продуктами, который Лена еще не успела разобрать до конца.
— Ой, икорка! Надежда Петровна, можно мы бутербродики сделаем? А то с дороги проголодались, пока в пробках стояли.
Лена смотрела на эту сюрреалистичную картину. Галя уже потрошила батон, Витя хлопал отца по плечу, дети с гиканьем умчались в зал к телевизору.
— Вить, — тихо сказала Лена. — Ты же знаешь, что это моя дача. По совести моя.
Витя перестал жевать колбасу (которую Лена купила для отца) и ухмыльнулся. Улыбка у него была кривая, с гнильцой.
— По совести, Ленка, надо делиться. У тебя и так всё есть. Машина иномарка, квартира, шуба вон висит. А мы люди простые. Нам родители помогают, дай бог им здоровья. И вообще, чего ты кипишуешь? Мы ж тебя не выгоняем. Приезжай. Грядки полоть. Галька-то у меня с радикулитом, ей нагибаться нельзя. Будешь помогать. Может, даже шашлыком угостим. Если заслужишь.
— Да, Леночка, — поддакнула Галя с набитым ртом. — Нам там помощь нужна будет. Мы тут планы строим... Хотим баню перестроить. Сделать там комнату отдыха с бильярдом.
— Баню? — переспросила Лена, чувствуя, как холодеют руки. — Ту самую, которую я в прошлом году вагонкой обшила? Там же отличная парилка!
— Маленькая, — отмахнулась Галя. — И вагонка твоя дешевая, сосна обычная. Мы хотим липу. И печку поменять. Кстати, Лен... — Галя сделала паузу, и в ее глазах блеснул хищный огонек, который обычно появлялся, когда речь заходила о деньгах. — Раз уж ты тут. Мы с мамой посоветовались... Там же налог при дарении платить не надо, близкие родственники. А вот нотариус денег стоит. И пошлина за регистрацию. И долг там за электричество висит, ты в прошлом месяце, видимо, забыла оплатить. Ты бы дала денег сейчас, а? Чтобы нам два раза не бегать. Родители-то пенсионеры, у Вити зарплата маленькая... Ну, по-родственному?
Лена обвела взглядом кухню. Мама, которая старательно вытирала несуществующую пыль со стола. Папа, уткнувшийся в газету. Довольный Витя, доедающий «отцовскую» колбасу. И Галя, протягивающая пухлую ладонь.
Это был не просто наглость. Это был какой-то запредельный цинизм, завернутый в фантик «семейных ценностей». Они не просто забирали у нее любимое место. Они хотели, чтобы она оплатила процесс отъема.
Лена медленно встала. Взяла свою сумочку со стула.
— Значит, по-родственному? — переспросила она. Голос стал сухим и жестким, как наждачка. — Значит, дача Вите, а долги и расходы — мне?
— Ну ты же умная, Лен, — хохотнул Витя. — Сама понимаешь. Мы семья.
— Понимаю, — кивнула Лена. — Очень хорошо понимаю.
Она полезла в сумку. Галя подалась вперед, ожидая увидеть кошелек. Надежда Петровна облегченно выдохнула — конфликт замят, дойная корова смирилась.
Но Лена достала не кошелек. Она достала связку ключей. Отцепила от нее два ключа — от калитки и от дома. Звякнула ими о стол.
— Вот. Забирайте.
— Ну вот и умница! — обрадовалась мама. — Я знала, что ты поймешь!
— Только есть один нюанс, — перебила ее Лена, не повышая голоса. — Витя, ты сказал, что хочешь баню перестраивать? И бильярд ставить?
— Ну да, — насторожился брат.
— Так вот. Перед тем, как вы начнете ломать МОЮ вагонку, я хочу вам кое-что показать. Сейчас, в телефоне найду... — Лена пролистала галерею. — Ага, вот. Смотрите внимательно.
Она сунула телефон под нос Вите.
— И чё? Бумажка какая-то.
— Это не просто бумажка, Витенька. Это расписка. От родителей. Пятилетней давности. Когда я давала деньги на операцию отцу и на капитальный ремонт дачи. Помнишь, пап? Ты тогда сказал: «Лена, дача по факту твоя, оформляй на себя, нам уже не потянуть». А я сказала: «Потом, пап, главное — твое здоровье». Но бумагу мы составили. И заверили.
В кухне стало так тихо, что было слышно, как муха бьется о стекло. Отец побледнел. Мама схватилась за сердце — на этот раз по-настоящему.
— Ты... Ты что, судиться с родителями будешь? — прошептала Надежда Петровна. — С матерью родной?
— Судиться? Зачем? — Лена убрала телефон. — Суды — это долго и грязно. Я поступлю проще. Витя, ты ключи взял? Молодец. А теперь слушай внимательно. В доме — вся мебель моя. Куплена по моим картам, чеки есть. Техника — холодильник, телевизор, насосная станция — моя. Газонокосилка, триммер, культиватор — мои. Теплица, которую ты собрался сносить — я ее завтра же демонтирую и продам.
— Ты не посмеешь! — взвизгнула Галя. — Там всё общее!
— Общее там только стены и земля, — отрезала Лена. — И то, пока что. А вот содержимое... Я даю вам три дня. Вывожу всё свое имущество. Оставляю голые стены. И кстати, долг за свет я оплачу. Но проводку, которую я меняла за сто тысяч в прошлом году, я срежу. Она тоже по документам проходит как «материалы заказчика».
— Ленка, ты дура? — вытаращил глаза Витя. — Как ты проводку срежешь?
— Вместе со штукатуркой, Витя. Вместе со штукатуркой. — Лена направилась к выходу. В дверях она обернулась. — Ах да. Чуть не забыла самое интересное. Пап, ты когда документы на дарение собирал, ты выписку из ЕГРН свежую заказывал?
— Н-нет... А зачем? Свидетельство же есть старое...
— А зря, — Лена улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего доброго. — Очень зря. Потому что вы, дорогие мои, забыли один маленький нюанс, который случился в девяносто восьмом году при приватизации. И о котором я молчала все эти годы, жалея ваши нервы.
— Какой нюанс? — севшим голосом спросил отец.
Лена взялась за ручку входной двери.
— А вы в документы загляните. В самые первые. И посмотрите, на кого на самом деле оформлена земля. Сюрприз будет. Большой сюрприз для «помещика» Вити.
Она вышла из квартиры и захлопнула дверь, отсекая вопли Гале и причитания матери. В лифте Лена прислонилась лбом к прохладному зеркалу. Руки дрожали.
«Блеф, — подумала она. — Господи, какой дешевый блеф про девяносто восьмой год. Земля на отце. Всегда была на отце. У меня ничего нет, кроме чеков на стройматериалы».
Телефон в кармане звякнул. Сообщение от Вити: «Ты чё удумала, овца? Если завтра приедешь, я ментов вызову. Дача наша. Не суйся».
Лена усмехнулась. Слезы высохли. На смену обиде пришла холодная, расчетливая ярость.
— Ну что ж, Витенька, — сказала она своему отражению. — Ты хотел войны? Ты ее получишь. «Испанскую инквизицию» действительно никто не ждал.
Она набрала номер знакомого юриста, который специализировался на самых грязных семейных разборках.
— Алло, Миша? Привет. Помнишь, ты говорил, что можно оспорить дееспособность дарителя, если он принимает сильнодействующие препараты? Да, папа принимает. Много. И мама тоже. Нет, я не хочу их в дурдом. Я хочу наложить арест на сделку. Прямо в понедельник. И еще, Миш... У меня есть идея получше. Скажи, а как налоговая смотрит на незаконную сдачу недвижимости в аренду мигрантам? Да, я про Витю. У него есть вторая квартира, которую он сдает втихую...
Лифт остановился на первом этаже. Лена вышла в весенний вечер. Воздух пах талым снегом и будущей победой. Дачу она не отдаст. Или отдаст, но так, что Витя проклянет тот день, когда решил стать «помещиком».
Но самое страшное было впереди...
Лена засыпала с хищной улыбкой, уже заказав бригаду, чтобы оставить от дачи голые стены. Она не подозревала, что сама назначила время катастрофы. Пока она предвкушала месть, Витя, бледный как смерть, читал смс от «серьезных людей»: «Завтра в 12 смотрим дом. Задаток ты взял. Если сделка сорвется — закопаем прямо на грядках. Тебя и всех, кто помешает».
Чем закончилась эта история? Читайте в нашем Клубе Читателей ДЗЕН