Найти в Дзене
Еда без повода

— Прячетесь от родных? За наглецов нас держите? — свекровь застала их ночью на кухне

Лиза стояла у окна и наблюдала, как во дворе припарковалась знакомая серая «Нива». Её сердце сжалось — не от радости, а от того знакомого напряжения, которое всегда приходило вместе с приездом Веры Ивановны и Бориса Михайловича. — Приехали, — негромко сказала она мужу. Денис оторвался от ноутбука, и его лицо тоже изменилось. Не то чтобы он не любил родителей — просто каждый их визит превращался в испытание. Дверной звонок прозвенел настойчиво, дважды. Вера Ивановна никогда не звонила один раз — это казалось ей недостаточно вежливым. — Деточки мои! — женщина ворвалась в прихожую с двумя огромными сумками. За ней следовал Борис Михайлович, волоча ещё три пакета. — Ну что вы так исхудали оба! Точно говорю — в городе только и питаетесь что этими вашими полуфабрикатами! Лиза попыталась возразить, но свекровь уже прошла на кухню, решительно распахивая холодильник. — Так и есть! — она triumphально указала на полки. — Йогурты какие-то, сырки глазированные, колбаса в вакууме... Это ж сплошная х

Лиза стояла у окна и наблюдала, как во дворе припарковалась знакомая серая «Нива». Её сердце сжалось — не от радости, а от того знакомого напряжения, которое всегда приходило вместе с приездом Веры Ивановны и Бориса Михайловича.

— Приехали, — негромко сказала она мужу.

Денис оторвался от ноутбука, и его лицо тоже изменилось. Не то чтобы он не любил родителей — просто каждый их визит превращался в испытание.

Дверной звонок прозвенел настойчиво, дважды. Вера Ивановна никогда не звонила один раз — это казалось ей недостаточно вежливым.

— Деточки мои! — женщина ворвалась в прихожую с двумя огромными сумками. За ней следовал Борис Михайлович, волоча ещё три пакета. — Ну что вы так исхудали оба! Точно говорю — в городе только и питаетесь что этими вашими полуфабрикатами!

Лиза попыталась возразить, но свекровь уже прошла на кухню, решительно распахивая холодильник.

— Так и есть! — она triumphально указала на полки. — Йогурты какие-то, сырки глазированные, колбаса в вакууме... Это ж сплошная химия! Сейчас всё исправим.

Из сумок полетели банки с маринованными огурцами, помидорами, грибами. Затем появились мешочки с сушёными яблоками, орехами, домашнее сало в пергаменте, три буханки чёрного хлеба.

— Мама, у нас и так всё есть, — осторожно начал Денис.

— Что есть? Эта дрянь? — Вера Ивановна брезгливо взяла упаковку пармезана. — Сто граммов за тысячу рублей? Да это же воровство! И вы ещё покупаете... Эта твоя Лиза, небось, насоветовала.

Лиза почувствовала, как внутри всё сжалось. Она промолчала.

— А вот это, — свекровь достала из холодильника тонкую упаковку хамона, — это вообще что такое? Мясо? Тоненькое, как бумага... За такие деньги! Бориса Михайлович, забирай в сумку. Дома собакам отдадим, пусть хоть они порадуются.

— Мам, это дорогой испанский деликатес, — Денис попытался перехватить упаковку, но мать была быстрее.

— Деликатес! — фыркнула женщина. — Вот у нас в деревне Тамара Семёновна корейку делает — пальчики оближешь! Не то что эти обрезки. Я вам её привезла, килограмма три будет. Вот это — настоящее мясо!

Борис Михайлович молча складывал в их пакеты содержимое холодильника. Оливковое масло первого отжима, моцареллу в рассоле, упаковку руколы, крафтовый сыр с травами.

— Пап, стой, это же наши продукты, — Лиза не выдержала.

— Лизонька, милая, — отец Дениса добродушно улыбнулся, — вы ж всё равно это не едите толком. У вас же работа, времени нет готовить. А мы с матерью переработаем, в дело пустим. Вон, твоя моцарелла — я из неё запеканку сделаю отличную с макаронами. А это масло — Вера Ивановна, гляди, какое дорогое! — на жарку пойдёт.

— Оливковое масло нельзя нагревать, — тихо сказала Лиза, но её никто не услышал.

Вера Ивановна уже расставляла по полкам банки. Холодильник заполнялся соленьями, вареньем, домашними заготовками. Всё яркое, городское, выбранное с любовью исчезало в пакетах родителей.

— Вот теперь порядок, — удовлетворённо произнесла свекровь. — Теперь хоть не стыдно в ваш холодильник заглянуть. Всё натуральное, полезное. Вы нам спасибо скажете, когда распробуете.

Денис и Лиза переглянулись. В его глазах она прочла усталость и беспомощность. Они оба знали: возражать бесполезно. Это повторялось каждый раз.

Вечером, когда родители, наконец, уехали, увозя половину продуктов молодой семьи и оставив взамен килограммы солений, Лиза села на кухне и тихо заплакала.

— Почему они не понимают? — спросила она. — Почему нельзя просто спросить: «Вам это нужно? Вы это хотите?»

Денис обнял её, но ответить не смог. Он и сам не знал.

— Может, поговорить с ними? — предложил он. — Объяснить спокойно, что нам неприятно?

— Ты пробовал. Я пробовала. Они не слышат. Для них это забота, — Лиза вытерла слёзы. — А для нас — насилие.

— Это громко сказано...

— Нет, не громко, — она посмотрела на мужа. — Когда человек раз за разом делает то, что ему говорят не делать, ссылаясь на благие намерения — это и есть насилие. Мягкое, обёрнутое в заботу, но насилие.

Денис молчал. Где-то в глубине души он понимал, что жена права. Но это были его родители. Они правда старались, правда хотели добра. Просто... по-своему.

— Давай в следующий раз просто спрячем всё заранее, — устало предложил он. — Оставим в холодильнике только простые продукты, которые им можно отдать. А всё остальное — уберём.

Лиза посмотрела на него долгим взглядом.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Попробуем.

Но в её голосе не было надежды. Только усталое согласие.

Следующий визит родителей был назначен через месяц — на день рождения Веры Ивановны. Денис и Лиза готовились как к военной операции.

За два дня до приезда они методично освободили холодильник от всего дорогого и любимого. Трюфельное масло, выдержанный пармезан, хамон, бри, камамбер, бутылка шампанского Bollinger — всё это перекочевало в большой встроенный шкаф в прихожей, за зимними куртками.

— Как в детективе, — нервно усмехнулась Лиза, пряча последнюю упаковку с хамоном за коробками с обувью.

— Детектив называется «Как сохранить продукты от собственных родителей», — мрачно откликнулся Денис.

В холодильнике остались только нейтральные продукты: молоко, яйца, простой сыр «Российский», варёная колбаса, картофель, капуста. То, что родители могли бы счесть «приемлемым» или недостойным внимания.

Вера Ивановна и Борис Михайлович приехали в субботу утром. Мать Дениса, как обычно, ринулась к холодильнику.

— О! — она раскрыла дверцу и замерла. — Ну наконец-то! Вижу, что мои слова до вас дошли! Смотри-ка, Боря, никакой заграничной дряни! Обычные, нормальные продукты!

Борис Михайлович заглянул через её плечо и одобрительно кивнул.

— Молодцы, дети. Значит, всё-таки послушались. Теперь хоть питаться будете как люди.

Лиза стиснула зубы. Денис положил руку ей на плечо — жест поддержки и одновременно предостережения: «Держись».

— Мам, мы просто решили попробовать более простую еду, — соврал Денис. — Как ты советовала.

— То-то же! — Вера Ивановна принялась доставать свои сумки. — А я вам тут тушёнку домашнюю привезла, огурчики свежемаринованные, грибочки... Борис Михайлович, доставай!

Вечер прошёл в традиционных разговорах. Вера Ивановна рассказывала про соседей, про огород, про цены на рынке в райцентре. Борис Михайлович жаловался на здоровье и чиновников. Денис и Лиза слушали вежливо, кивали, задавали вопросы.

Но что-то было не так. Лиза чувствовала это по тому, как свекровь периодически бросала подозрительные взгляды на кухню, как прислушивалась к их разговорам, как будто пыталась поймать их на чём-то.

В половине двенадцатого родители отправились спать в гостиной, где для них был разложен диван.

— Спокойной ночи, деточки, — Вера Ивановна поцеловала сына. — Не засиживайтесь.

Денис и Лиза дождались, когда за дверью гостиной всё стихнет. Потом ещё подождали минут двадцать, убеждаясь, что родители крепко спят. Наконец Денис кивнул жене — можно.

Они на цыпочках прокрались к шкафу. Денис осторожно открыл дверцу, стараясь не скрипеть. Лиза начала доставать спрятанные продукты.

Трюфельное масло, пармезан, хамон... Она аккуратно разложила всё на столе. Денис достал шампанское и открывал его, когда вдруг щёлкнул свет.

В дверях стояла Вера Ивановна в халате. Её лицо было каменным. За её спиной виднелась фигура Бориса Михайловича.

Повисла тишина. Лиза замерла с пармезаном в руках. Денис всё ещё держал бутылку.

— Значит, вы прячете от нас деликатесы? — медленно, с ледяным спокойствием произнесла Вера Ивановна.

— Мама, это не то, что ты думаешь...

— А что я думаю, Денис? — голос свекрови задрожал. — Что мой собственный сын обманывает меня? Прячется от меня, как вор? Устраивает тайники в собственной квартире?

— Вера, успокойся, — Борис Михайлович положил руку на плечо жены, но сам смотрел на сына с нескрываемым разочарованием.

— Я не могу успокоиться! — Вера Ивановна шагнула в комнату. — Мы им продукты везём, натуральные, полезные! Стараемся, заботимся! А они от нас прячутся, как от чужих людей! Нас за дураков держат!

— Мама, нет, ты не понимаешь...

— Я всё понимаю! — женщина перебила сына. Её глаза наполнились слезами. — Мы для вас — обуза. Деревенщина, которая не разбирается в ваших заграничных деликатесах! Которая только мешает!

— Вера Ивановна, — Лиза наконец нашла в себе силы заговорить, — мы не хотели вас обидеть. Но вы должны понять...

— Что я должна понять? — свекровь развернулась к ней. — Что вы считаете мою заботу ненужной? Что мои продукты — это мусор, который можно отдать собакам? Что я, мать Дениса, недостойна знать правду о том, что происходит в доме моего сына?

— Вы не слушаете! — Лиза повысила голос, и сама удивилась собственной смелости. — Мы пытались вам сказать! Много раз! Что нам неприятно, когда вы без спроса забираете наши продукты!

— Какие ещё ваши продукты? — Вера Ивановна выпрямилась. — Это мой сын! Всё, что у него есть — это благодаря мне! Я его вырастила, выучила! А вы, милочка, пришли в готовое!

— Мама, прекрати! — Денис встал между женой и матерью. — Лиза права. Мы взрослые люди. Мы сами зарабатываем. И мы имеем право решать, что есть в нашем доме!

Борис Михайлович тяжело вздохнул.

— Значит, так, сын. Значит, мы вам мешаем. Значит, наша забота — навязывание.

— Пап...

— Нет, Денис, — отец поднял руку. — Я понял. Мы поняли. Завтра утром уедем. И больше не будем вас беспокоить нашим присутствием.

— Вы опять не слышите! — Лиза чувствовала, как внутри всё кипит. — Мы не просим вас не приезжать! Мы просим уважать наш выбор! Просим не забирать наши вещи! Просим спрашивать, а не решать за нас!

— Уважать... — Вера Ивановна горько усмехнулась. — А вы уважаете нас? Когда врёте, прячетесь, устраиваете спектакли с пустым холодильником?

— Мы вынуждены были так поступить! — выкрикнула Лиза. — Потому что вы не слушаете! Потому что для вас ваше мнение — единственно правильное!

— Хватит, — Борис Михайлович развернулся. — Вера, собирайся. Уезжаем.

— Сейчас? Ночью? — Денис попытался удержать отца за руку.

— Сейчас. Не хотим больше находиться там, где нас считают врагами.

И они ушли. Через двадцать минут родители, молча собрав вещи и забрав свои продукты обратно, покинули квартиру. Дверь захлопнулась, и супруги остались одни.

Лиза опустилась на стул. Денис стоял посреди прихожей, глядя на закрытую дверь.

— Что мы наделали... — прошептал он.

Прошло три недели. Телефон молчал. Денис дважды пытался позвонить матери — она сбрасывала вызов. Отец не отвечал на сообщения.

Лиза написала длинное письмо, объясняя, что они не хотели обидеть, что просто пытались выстроить границы. Ответа не было.

— Может, съездить к ним? — предложил Денис однажды вечером.

— И что скажешь? — Лиза смотрела в окно. — Что мы виноваты? Что не имели права на собственную жизнь?

— Но это же мои родители...

— Я знаю. Но они тоже не правы, Денис. Они не слышали нас. Годами не слышали.

Мужчина молчал. В глубине души он понимал — оба правы. И оба виноваты. Родители искренне заботились, но не видели, что их забота превратилась в контроль. А они с Лизой, защищая свои границы, не смогли найти способ сделать это мягче, деликатнее.

Но было уже поздно. Обида родителей оказалась глубже, чем он думал. А их собственная усталость — сильнее, чем казалось.

В квартире стоял холодильник, заполненный их любимыми продуктами. Трюфельное масло, пармезан, хамон — всё на своих местах. Никто больше не забирал их, не меняет на банки с огурцами.

Но почему-то эти продукты больше не приносили радости. Денис иногда открывал холодильник, смотрел на аккуратно разложенные деликатесы и думал о том, что готов был бы отдать их все — просто чтобы снова услышать голос матери. Даже с её наставлениями про "химию" и "натуральное".

Лиза тоже чувствовала пустоту. Она добилась своего — границы выстроены, никто не нарушает их пространство. Но цена оказалась слишком высокой.

Однажды вечером она достала из холодильника банку с огурцами — ту самую, что Вера Ивановна оставила в последний приезд. Открыла, попробовала.

Огурцы были хрустящими, в меру солёными, с лёгким привкусом укропа и листа смородины. Вкусными. Очень вкусными.

Лиза заплакала.

— Почему так получилось? — спросила она у мужа. — Мы же правда хотели просто... чтобы нас уважали.

— Не знаю, — Денис обнял её. — Может, мы все хотели разного. И никто не хотел понять другого.

Телефон продолжал молчать. Родители больше не звонили. В семейном чате последним сообщением висело их неотвеченное: "Мама, папа, давайте поговорим".

А в холодильнике стояли деликатесы, которые больше никто не пытался забрать.

И две банки огурцов — последнее напоминание о заботе, которую они не сумели принять так, как она была дана.

Вопросы для размышления:

  1. Могла ли эта семья найти компромисс, или конфликт был неизбежен с самого начала, учитывая, что обе стороны воспринимали одни и те же действия принципиально по-разному?
  2. Если бы Денис и Лиза не стали прятать продукты, а родители продолжали бы свой "обмен" — кто бы больше пострадал в долгосрочной перспективе: молодые от накопленной обиды или родители от незнания правды о том, как их "заботу" на самом деле воспринимают?

Советую к прочтению: