Воскресный день выдался серым и липким, как просроченная ириска. За окном типичный питерский ноябрь пытался притвориться зимой, но получалась только грязь. Зато на кухне у Анны царил гастрономический рай. В духовке, купленной три года назад в кредит (12 990 рублей по акции плюс расширенная гарантия, которую навязал ушлый продавец), доходила утка.
Анна, женщина сорока восьми лет с фигурой «уютная, но не рыхлая» и взглядом человека, который видел в этой жизни всё — от дефолта 98-го до попыток мужа починить кран своими руками, — нарезала зелень. Нож «Samura» (подарок самой себе на 8 Марта) мягко шинковал укроп.
В квартире пахло жареным мясом, яблоками и немного — валокордином. Последний запах, впрочем, был фантомным: Анна чувствовала его всякий раз, когда смотрела на спину своего гражданского мужа, Игоря.
Игорь сидел в зале перед телевизором и смотрел очередной политический баттл, где люди в дорогих костюмах решали, чья ракета толще. Сам Игорь ракетами не владел. Он владел подержанным «Фордом Фокусом», который больше времени проводил в сервисе, чем на дороге, и этой квартирой. Точнее, не он, а его мама, Елена Сергеевна — дама с характером бультерьера и принципами викторианской гувернантки.
— Ань! — крикнул Игорь из комнаты. — А скоро там? У меня желудок уже к позвоночнику прилип.
— Пять минут, — отозвалась Анна, проверяя утку зубочисткой. Прозрачный сок. Готово.
Она выдохнула, отерла руки о передник и начала накрывать на стол. Скатерть с водоотталкивающей пропиткой (Wildberries, 800 рублей), тарелки из сервиза Luminarc (покупала с премии пять лет назад), запотевший графинчик. Всё как у людей. Даже лучше. Потому что у «людей» часто пельмени из пачки, а у Анны — утка с яблоками «Семеренко», которые она лично выбирала на рынке, торгуясь с продавцом за каждый бочок.
Игорь вошел на кухню, почесывая живот через растянутую футболку с надписью «Born to be wild». В свои пятьдесят он был уже не столько «wild», сколько «mild» — мягкий, рыхловатый, с намечающейся лысиной, которую он стыдливо прикрывал зачесом слева направо.
— О, царская охота! — он плюхнулся на стул. Тот скрипнул. Анна поморщилась: надо бы подкрутить ножки, но просить Игоря бесполезно, он будет неделю искать отвертку, а потом скажет, что у него «нет вдохновения».
Обед проходил в привычном режиме: Игорь ел, Анна смотрела, как он ест, и думала о том, что надо бы записать его к стоматологу. И тут он отложил обглоданную ножку, вытер жирные губы салфеткой и посмотрел на Анну тем особенным взглядом, который обычно предвещает либо просьбу дать денег в долг, либо грандиозную пакость.
— Ань, — начал он, глядя куда-то в район сахарницы. — У нас есть разговор. Серьезный.
Анна напряглась. Внутренний бухгалтер, который жил в её голове и вел учет не только финансам, но и жизненным неприятностям, открыл новую графу «Форс-мажор».
— Слушаю, — спокойно сказала она, отламывая кусочек хлеба.
— Я тут подумал… — Игорь сделал паузу, подбирая слова. — Мы с тобой десять лет вместе. Десять лет! Это же срок.
— Срок обычно за убийство дают, — не удержалась Анна. — А у нас так, сожительство с элементами бытового обслуживания.
Игорь поморщился.
— Вот! Вот в этом вся ты. Вечно этот сарказм, вечно ты меня подкалываешь. А мне, может, поддержки хочется. Понимания. Воздуха!
Анна медленно положила хлеб на стол.
— Игорюша, какого воздуха? Окно открой. Или тебе вентилятор включить? Тот самый, напольный, который я в жару позапрошлым летом купила, когда ты ныл, что умираешь?
— Не перебивай! — он хлопнул ладонью по столу. Чашка звякнула. — Я о глобальном. Я понял, что наши отношения себя исчерпали. Я не развиваюсь рядом с тобой. Ты меня… заземляешь. Эти твои разговоры про ремонт, про дачу, про то, что надо деньги откладывать… Скучно, Ань. Я творческая натура, мне полет нужен!
Анна посмотрела на него с интересом энтомолога, нашедшего жирного жука. Творческая натура. Менеджер по продажам металлопроката. Творец, блин.
— И что ты предлагаешь? — уточнила она. — Отправить тебя на курсы макраме для развития творческого потенциала?
— Я предлагаю нам расстаться, — выпалил Игорь и выдохнул, словно сбросил мешок цемента. — Тебе надо съехать.
В кухне повисла тишина. Слышно было только, как гудит холодильник «LG» (65 тысяч рублей, чек лежит в коробке с документами, гарантия еще год).
— Съехать? — переспросила Анна. Голос её не дрогнул, но внутри всё оборвалось. — Куда?
— Ну… найдешь что-нибудь. Ты же женщина самостоятельная, работаешь. Снимешь квартиру.
— Игорь, — Анна говорила очень тихо, и от этого тона у кота обычно вставала шерсть дыбом. — Мы живем здесь десять лет. Мы сделали ремонт. Полностью. От проводки до обоев. В эту кухню, на которой ты сейчас жрешь утку, я вложила половину стоимости. Техника, мебель, шторы, ковры — это всё куплено на мои деньги или в общую кассу, в которую я, напомню, вносила больше, чем ты.
Игорь выпрямился. Теперь в его глазах читалось торжество бюрократа, поймавшего посетителя на отсутствии справки номер восемь.
— А вот тут, дорогая, ты ошибаешься. Юридически мы кто? Никто. Штампа в паспорте нет. Квартира оформлена на маму. Так что ты мне не жена, а сожительница. Имущество? А чем ты докажешь? Чеки, может, и есть, но они давно выцвели. И вообще, это плата за проживание. Ты десять лет жила в чужой квартире, не платила за аренду. Считай, что ремонт — это твоя арендная плата.
Он встал, чувствуя себя победителем. Наполеон после Аустерлица.
— Так что давай без сцен. Даю тебе неделю на сборы. В следующее воскресенье мама приедет проверять квартиру. Чтобы духу твоего тут не было.
Он вышел из кухни, гордо неся перед собой свой живот.
— И утку доешь сама, — крикнул он из коридора. — У меня от твоих разговоров аппетит пропал.
Анна осталась сидеть. Она смотрела на остывающую птицу. 350 рублей за килограмм. Плюс яблоки. Плюс газ. Плюс её время.
«Сожительница, значит, — пронеслось в голове. — Плата за проживание. Амортизация, твою мать».
Она не заплакала. Женщины её возраста и склада ума не плачут в таких ситуациях. Они калькулируют. Анна встала, подошла к ящику, где лежали документы, и достала толстую папку с надписью «Разное».
— Ну что ж, Игорек, — прошептала она. — Хочешь по закону? Будет тебе по закону. Римское право отдыхает.
Неделя прошла в режиме холодной войны. Игорь, ожидавший истерик, валяния в ногах и криков «на кого ты меня покинул», был разочарован и даже слегка напуган. Анна была спокойна, как удав, переваривающий кролика. Она приходила с работы, молча ужинала (себе готовила отдельно, Игорю пришлось перейти на пельмени, которые он варил так, что они превращались в клейстер), а потом уходила в комнату и что-то писала в блокноте.
В среду Игорь не выдержал.
— Ты вещи-то собираешь? — спросил он, заглядывая в спальню.
— Собираю, — кивнула Анна, не отрываясь от калькулятора. — Не волнуйся. Всё будет согласно описи.
В пятницу Игорь уехал на корпоратив.
— Вернусь в воскресенье утром! — бросил он, предвкушая свободу. — Ключи оставь консьержке.
Как только дверь захлопнулась, Анна набрала номер.
— Михалыч? Привет. Да, это Аня. Помнишь, ты говорил, что у тебя бригада грузчиков скучает? Завтра к восьми утра. Да. И электрика захвати. Толкового. Чтобы провода изолировал, но совесть не мучила.
Суббота, 8:00 утра.
В квартиру вошли четверо крепких мужчин в комбинезонах.
— Ну, хозяйка, показывай фронт работ, — крякнул старший, оглядывая квартиру. — Переезд?
— Не совсем, — улыбнулась Анна той улыбкой, от которой становится холодно даже в июле. — Скорее, раздел активов. Значит так, ребята. Работаем по списку. Всё, что помечено красным стикером — выносим.
Анна прошла по квартире с пачкой красных стикеров. Она клеила их методично и безжалостно.
Кухня.
Холодильник — стикер.
Микроволновка — стикер.
Посудомойка (встроенная).
— Эту вытащить сможете, гарнитур не повредив? — спросила она.
— Обижаешь, мать! — ухмыльнулся мастер. — Мы с Лёхой хирурги по мебели.
— Отлично. Вытаскиваем. Вместо неё оставьте дыру. Пусть воздухом дышит.
Стол обеденный. Стулья. Шторы. Карниз (тоже она покупала, кованый, дорогой).
Ванная.
Стиральная машина. Шкафчик с зеркалом. Полотенцесушитель электрический (старый, водяной, который вечно тек, Игорь выбросил, а этот Анна покупала за свои).
— А унитаз? — хохотнул один из грузчиков.
— Унитаз хозяйский, от застройщика, — вздохнула Анна. — Но крышку с микролифтом снимите. Она три тысячи стоила. Поставлю себе на съемной, буду сидеть как королева.
Зал.
Диван. Телевизор. Тумба под ТВ. Ковер (персидский, подарок тети Любы на юбилей Анны).
Люстра. Огромная, хрустальная, с пультом управления.
— Люстру снимайте аккуратно, — командовала Анна. — Патрон оставьте, пусть лампочка Ильича висит. Мы же не звери, свет ему нужен.
К полудню квартира стала напоминать декорации к фильму ужасов про заброшенный дом. Эхо гуляло по комнатам, отражаясь от голых стен. На обоях (которые Анна, скрепя сердце, оставила, так как отодрать их без повреждения стен было невозможно) выделялись яркие прямоугольники там, где раньше висели картины и часы.
Самым сложным пунктом был ламинат. Анна стояла посреди коридора и смотрела на пол. 33-й класс, дуб «Альпийский». Подложка пробковая. 1200 рублей за квадратный метр в ценах 2019 года.
— Снимать будем? — деловито спросил Михалыч с монтировкой в руках.
Анна заколебалась. Снимать ламинат — это долго и грязно.
— Нет, — махнула она рукой. — Оставим. Пусть ходит и помнит мою доброту. Но плинтуса снимите! Они с кабель-каналом, дорогие. И розетки.
— Розетки?! — удивился даже электрик.
— Розетки и выключатели серии Legrand, — отчеканила Анна. — Я за них отдала ползарплаты, чтобы они в цвет обоев попадали. Выкручивайте. Поставьте самые дешевые, по тридцать рублей, чтоб провода не торчали. У меня в пакете лежат, я специально купила на сдачу.
Это была ювелирная работа. Элитные выключатели цвета «слоновая кость» исчезали, на их месте появлялись кривые белые пластмасски, которые держались на честном слове.
К шести вечера квартира была девственно чиста. Из мебели остался только старый шкаф Игоря, который он привез еще из родительского дома и который пах нафталином и безнадежностью, и продавленная тахта, на которой спал их кот (кота Анна, естественно, забрала, вместе с когтеточкой и запасом корма).
Анна прошла по пустым комнатам. Звук её каблуков был громким и резким.
Она зашла на кухню. Гарнитур без столешницы (каменная, тяжелая, еле вынесли) и без техники выглядел как беззубый рот. Из стены торчали трубы с заглушками.
Она достала из сумки лист бумаги и скотч.
Написала крупным маркером:
«Игорь! Поскольку я, как выяснилось, всего лишь сожительница, не имеющая прав на имущество твоей мамы, я забрала исключительно свои личные вещи. Арендную плату за 10 лет можешь вычесть из стоимости ремонта (обои и плитку я тебе подарила, пользуйся). P.S. В туалете нет бумаги. Она тоже была куплена на мои деньги. Целую, твоя бывшая сожительница».
Приклеила записку на стену, там, где раньше висел календарь с котятами.
— Ну, с богом, — сказала она пустоте.
Закрыла дверь. Ключи бросила в почтовый ящик.
Воскресное утро для Игоря началось с головной боли и сушняка. Корпоратив удался: он пил за свободу, за новую жизнь и за то, что «бабы — дуры». Домой он ехал на такси, мечтая о холодном пиве, которое (он точно помнил) стояло в холодильнике, и о том, как он сейчас завалится на свой ортопедический матрас.
Он поднялся на этаж, долго ковырял ключом в замочной скважине. Руки дрожали. Наконец, дверь поддалась.
Он шагнул внутрь и по привычке потянулся включить свет в прихожей. Щелкнул выключателем. Пластмасска хрустнула и вывалилась из стены. Света не было (лампочки Анна выкрутила везде, кроме туалета).
— Что за… — пробормотал Игорь, нащупывая стену.
Глаза привыкли к полумраку. Он моргнул. Еще раз моргнул.
Прихожей не было. Не было вешалки, не было зеркала, не было обувной полки. Только сиротливо стояли его стоптанные тапки посреди пустого пространства.
Он прошел в зал.
— Аня? — позвал он неуверенно. — Ты что, уборку затеяла?
Эхо ответило ему гулким «Аня-аня-аня…».
В зале было светло и страшно. Солнце било в окно, на котором не было штор, высвечивая каждый дефект на стенах. Вместо огромного телевизора на стене зияли дыры от дюбелей. Дивана не было. Ковра не было.
Игорь почувствовал, как холодный пот стекает по спине.
— Обокрали… — прошептал он, хватаясь за сердце. — Всё вынесли! Чисто сработали, гады!
Он метнулся на кухню. Пиво! Ему нужно было пиво, чтобы пережить этот стресс.
Он влетел в кухню и затормозил, чуть не врезавшись в то, что осталось от гарнитура.
Холодильника не было.
На его месте, на грязноватом линолеуме (под холодильником Анна мыть не стала, принцип есть принцип), лежала пыль.
— Где… — просипел Игорь. — Где мой «Индезит»?
Его взгляд упал на записку на стене.
Он читал её долго. Буквы плясали перед глазами.
«Сожительница… личные вещи… туалетная бумага…»
Смысл доходил медленно, как до жирафа. Это не воры. Это Аня.
— Да как она могла?! — взревел он, обретая голос. — Это же мародерство! Это грабеж среди бела дня!
Он схватил телефон. Набрал её номер.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Он набрал еще раз. И еще. Тишина.
В животе заурчало. Голод и жажда напомнили о себе с новой силой.
Игорь подошел к раковине… точнее, к месту, где она была. Из стены торчали две заглушки. Воды набрать было некуда. И не во что — ни чашки, ни стакана.
Он в панике побежал в ванную. Унитаз был на месте (слава богу!), но без крышки он выглядел как-то неприлично, как человек без штанов. Раковины не было. Зеркала не было.
Игорь посмотрел на себя в темное окно. На него смотрел помятый мужик с испуганными глазами, стоящий посреди руин собственной жизни.
В дверь позвонили.
Игорь вздрогнул. Полиция? Соседи?
Он открыл. На пороге стояла Елена Сергеевна, его мама. С двумя сумками и боевым настроем.
— Ну что, сынок, выгнал эту приживалку? — весело спросила она, протискиваясь в дверь. — Я тут пирожков привезла, отметим…
Она осеклась. Сумка выпала из её рук. Пирожки покатились по полу.
— Игорь… — прошептала она, глядя на пустой коридор без плинтусов. — Это что? Война началась?
Елена Сергеевна сидела на табуретке (единственной, которую Анна забыла или пожалела) и пила валокордин прямо из пузырька, потому что накапать было некуда.
— В суд! — визжала она, размахивая руками. — Мы подадим на неё в суд! Она украла наше имущество!
— Мам, — устало сказал Игорь, сидя на полу. — Какое наше?
— Как какое? Оно стояло в моей квартире! Значит, оно мое! Это закон… какой-то там физики! Приращение собственности!
— Нет такого закона, мам, — Игорь был раздавлен. Он уже погуглил цены на холодильники. Самый дешевый стоил 25 тысяч. У него на карте было три тысячи рублей до зарплаты. — У неё все чеки. Она же бухгалтер. Она даже чеки на лампочки сохраняла, я еще смеялся над ней. «Плюшкин», говорил.
— И что теперь делать? — Елена Сергеевна обвела взглядом кухню. — Тут же жить нельзя. Тут даже чаю не попить.
— Не попить, — согласился Игорь. — И пожрать нечего. И разогреть негде. И постирать.
Он вдруг вспомнил, как Анна, уютная, в халате, ворчала на него за разбросанные носки, загружая стиралку (которая теперь стоит у неё). Как она пекла пироги в той духовке (которой больше нет). Как вечером они смотрели кино на большом телевизоре (которого нет).
Квартира без вещей Анны превратилась в бетонный склеп. Она была мертвой. Оказалось, что весь уют, всё тепло, вся жизнь здесь держалась не на стенах «маминой квартиры», а на вещах «сожительницы».
— Ничего, — Елена Сергеевна воинственно выпрямилась. — Мы тебе найдем другую. С приданым! И чтобы не такая хитрая была. А пока… поедешь ко мне жить. Нечего тебе тут в руинах сидеть.
Игорь тоскливо посмотрел на пустую стену. Ехать к маме. В 50 лет. В её «двушку», пахнущую корвалолом и старыми газетами, где нельзя курить, нельзя громко дышать и нужно отчитываться за каждый шаг.
— Да, мам, — тихо сказал он. — Поеду.
А в это время на другом конце города, в светлой съемной «однушке», Анна руководила расстановкой мебели.
— Сережа, левее! — командовала она брату, вешавшему телевизор. — Еще чуть-чуть. Вот, идеально!
Квартира обрастала вещами, как скелет мясом. Шторы уже висели, мягко приглушая свет. Холодильник уютно урчал, полный продуктов. В духовке (да, она забрала и её, это была отдельно стоящая плита, пришлось повозиться, но оно того стоило) запекалась курица. Не утка, конечно, но тоже неплохо.
Анна налила себе бокал вина, села на свой любимый диван и вытянула ноги.
Она чувствовала усталость, но это была приятная усталость. Усталость победителя.
Она открыла приложение банка на телефоне. Остаток на счете радовал глаз. Кредиты за технику были почти выплачены, а новых долгов она делать не собиралась.
Телефон пискнул. Сообщение от Игоря.
Анна усмехнулась и открыла чат.
«Ань, слушай… я тут не могу найти пульт от кондиционера. Ты его случайно не прихватила? И это… может, поговорим? Мама погорячилась, да и я тоже. Не чужие же люди».
Анна сделала глоток вина. Вкус был терпким и сладким. Свобода.
Она медленно набрала ответ:
«Пульт лежит на антресоли, я его не брала, он к моему кондиционеру не подходит. А насчет "не чужие"… Чужие, Игорь. Совершенно чужие. Я — сожительница, а ты — мамин сын. У нас разные биологические виды. Счастья тебе. И купи наконец туалетную бумагу, а то перед соседями неудобно будет».
Нажала «Отправить». Потом «Заблокировать».
И пошла на кухню, где пахло курицей с чесноком, и где никто, абсолютно никто не мог сказать ей, что она пересолила суп.
Жизнь, оказывается, только начиналась. И в ней было место для всего: для новых штор, для путешествий (Турция никуда не денется), для встреч с подругами. Не было места только для одного — для чемодана без ручки, который она тащила десять лет, боясь признаться себе, что руки уже давно отсохли.
Она подмигнула своему отражению в зеркале (том самом, из ванной):
— Ну что, Анна Сергеевна? Поживем для себя?...
Поживет. Обязательно поживет.
***
Эксклюзивные новогодние рассказы, доступ к которым открыт только избранным. Между строк спрятаны тайные желания, неожиданные развязки и та самая магия, которой не делятся в открытую: