Когда муж начинает намывать посуду без напоминания, а в воздухе вместо привычного запаха жареного лука виснет напряженная тишина, Галина Петровна понимает: грядет буря. Или, как минимум, просьба о кредите.
Сергей, ее благоверный, с которым они делили квадратные метры и радости бытия уже пятнадцать лет, тер тарелку с таким усердием, словно хотел стереть с нее не только жир от котлет, но и все грехи своей молодости. Галина сидела за столом, крутила в руках чашку с остывшим чаем и ждала. Она знала эту позу. Спина ссутулена, плечи подняты, взгляд уперт в раковину — классическая позиция страуса, который надеется, что бетонный пол окажется песком.
— Галь, — начал Сергей, не оборачиваясь. Голос у него был какой-то трескучий, неестественный. — Тут такое дело... Мама звонила.
Галина мысленно поставила галочку. Свекровь, Тамара Ильинична, женщина корпулентная и волевая, звонила часто. Обычно эти звонки заканчивались тем, что у Галины дергался глаз, а у Сергея пустел кошелек.
— И что Тамаре Ильиничне понадобилось на этот раз? — спокойно спросила Галина, отхлебывая чай. — Опять тонометр сломался или соседи лучами облучают?
— Да нет, ты чего... — Сергей наконец выключил воду, вытер руки о полотенце (не о то, которое для рук, а о то, которое для посуды — Галина поморщилась) и сел напротив. Глаза у него бегали, как тараканы при включенном свете. — Тут серьезнее. Понимаешь, у нее пенсия маленькая. Региональная. А здоровье, сама знаешь, не казенное.
— Сереж, ближе к телу, как говорил Мопассан, — поторопила его Галина. — Мы ей в прошлом месяце пять тысяч перевели на лекарства. Мало?
— Дело не в деньгах! То есть, в них, но глобально, — Сергей набрал воздуха в грудь, как перед прыжком в ледяную прорубь. — Ей бы прописку сменить. На нашу. Областную. Тут надбавки, ветеранские, медицина опять же... Поликлиника у нас хорошая, не то что в ее Загорянке.
Галина замерла. Чашка с глухим стуком опустилась на блюдце.
— В смысле — на нашу? — переспросила она, хотя все прекрасно поняла. — Ты хочешь, чтобы я прописала твою маму в своей квартире?
— Ну почему сразу «в своей»? — обиженно протянул Сергей. — Мы же тут вместе живем. Ремонт вон вместе делали. Ламинат этот, кварц-винил твой драгоценный, я сам клал, между прочим.
Галина медленно выдохнула через нос. Начинается. Классика жанра.
Квартира эта — двушка в добротном кирпичном доме — досталась Галине не с неба. Это был результат сложной многоходовки: продажа бабушкиной «хрущевки», десять лет ипотечной кабалы, когда на обед была гречка с запахом мяса, и бесконечные подработки бухгалтером по ночам. Сергей появился в ее жизни, когда стены уже стояли, а ипотека была выплачена на две трети. Да, он помогал. Руки у него росли из нужного места, если их правильно направить и дать пинка для ускорения. Но собственником была она. Единоличным.
— Сережа, — голос Галины стал ласковым, как у стоматолога перед удалением зуба мудрости. — Ты же знаешь, я твою маму уважаю. Издалека. Километров за двести — вообще люблю безумно. Но прописка — это не открытка на 8 Марта. Это юридический акт.
— Да господи! — всплеснул руками Сергей. — Галь, ну ты чего как бюрократ? Ей только штамп нужен! Для льгот! Она жить тут не будет, честное слово! Ей же огород не на кого оставить, там куры, там Рекс... Она просто приедет, оформим бумажки, и она обратно. Зато пенсия на три тыщи больше! Ты подумай, это ж тридцать шесть тысяч в год!
— Вот пусть государство о пенсиях и думает, — отрезала Галина. — А я думаю о том, как потом коммуналку платить. У нас, между прочим, вывоз мусора с человека считают. И капремонт подорожал.
— Я заплачу! — ударил себя в грудь Сергей. — Я за маму эту разницу сам буду вносить. Галь, ну не будь ты... сухарем. Это же мать. Старая женщина. Ей просто хочется чувствовать себя... ну, защищенной.
Галина посмотрела на мужа. В его глазах читалась та самая святая простота, которая, как известно, хуже воровства. Он искренне верил, что это «просто штамп». А Галина, проработавшая двадцать лет с цифрами и договорами, знала: где штамп, там и права. А где права — там Тамара Ильинична с чемоданом и своим уставом.
— Нет, Сереж. Временную регистрацию — еще могу подумать. На полгода. А постоянную — извини. «Боливар не вынесет двоих», — процитировала она классику, вставая из-за стола.
Сергей надулся, как мышь на крупу, и ушел в спальню, громко хлопнув дверью. Галина осталась на кухне. Она провела рукой по столешнице. Чисто. Тихо. И тревожно.
Следующие три дня прошли в режиме холодной войны. Сергей включил тактику «обиженного сиротки»: ел молча, вздыхал так, что колыхались шторы, и демонстративно пил валерьянку перед сном.
Галина держала оборону. Она знала, что сейчас главное — не дать слабину. Женщина она была тертая, жизнь ее побила достаточно, чтобы понимать: жалость — это самый дорогой товар на рынке отношений. Купишься на жалость — заплатишь нервами и недвижимостью.
Но Сергей, как выяснилось, был стратегом. На четвертый день он сменил тактику.
Вечером Галина вернулась с работы и остолбенела. В квартире пахло не привычной пылью и кошачьим кормом, а запеченным мясом с травами. Пол в коридоре сиял — тот самый кварц-винил, за который она отдала полторы зарплаты, был натерт до зеркального блеска. На вешалке не болталась куртка Сергея, обувь стояла по струнке.
— Привет, любимая! — Сергей выплыл из кухни в фартуке. — Устала? Садись, я там свинину по-французски сделал. С грибочками, как ты любишь.
Галина прищурилась. «Мягко стелет, — подумала она. — Жестко спать будет».
За ужином Сергей был само очарование. Рассказывал анекдоты, подливал чай, даже вспомнил, что у тещи (маминой сестры Галины) скоро день рождения. А потом, когда Галина размякла от сытости и тепла, он зашел с козырей.
— Галь, я тут узнавал... Временная регистрация маме не подойдет. Там для надбавки нужна именно постоянная, не менее пяти лет проживания в регионе. Иначе фиг ей, а не льготы. Бюрократы, что б их...
Он грустно ковырнул вилкой остатки гриба.
— Я понимаю, ты боишься. Квартира твоя, кровная. Но мы же семья? Или я так, квартирант с правом брачной ночи?
Вот оно. Манипуляция чистой воды. Ударил по больному — по чувству вины и статусу «семьи».
— Сереж, я не боюсь, — устало сказала Галина. — Я просто знаю жизнь. Сегодня штамп, завтра: «Ой, в деревне крыша течет, можно я перезимую?», а послезавтра я буду на кухне спать на раскладушке, потому что у мамы спина больная и ей нужен ортопедический матрас в спальне.
— Да никогда! — возмутился Сергей. — Она же сама не хочет! Ей город поперек горла стоит! Там огурцы, там соседка тетя Валя, там вся жизнь! Галя, ну пожалуйста. Ну сделай ты человеку добро, тебе это зачтется. Я клянусь, вот те крест, — он неумело перекрестился, — она даже ключи не попросит. Только в паспорт штамп — и домой.
Галина смотрела на него и чувствовала, как здравый смысл, этот верный страж ее покоя, начинает отступать под натиском бабьей жалости. Мужик-то он неплохой. Ну, дурной немного, маменькин сынок, но ведь старается. Мясо вон приготовил. И любит он эту свою Тамару Ильиничну, что поделаешь, мать есть мать.
— Ладно, — сдалась она, чувствуя, как внутри что-то предательски ёкнуло. — Но с условием. Оформляем договор безвозмездного пользования, где прописываем, что права проживания она не имеет. И ключи я ей не дам.
— Ты золото! — Сергей подскочил и чмокнул ее в макушку. — Я знал! Я маме сейчас позвоню, обрадую!
Галина слушала, как он радостно щебечет по телефону в коридоре: «Да, мамуль, договорился! Да, Галочка согласна! Когда приедешь? Завтра? Отлично!»
«Завтра?» — пронеслось в голове у Галины. — «Уже завтра? Как оперативно они собрались...»
Тамара Ильинична прибыла утренней «Ласточкой». Галина специально взяла отгул, чтобы контролировать процесс. Она надеялась увидеть скромную пенсионерку с папкой документов, но судьба, как водится, имела свои планы.
В дверях стояла Тамара Ильинична. В руках у нее была не папка. В руках у нее были две огромные клетчатые сумки, какие любят челноки из 90-х, и переноска с котом.
— Ох, еле дотащила! — выдохнула свекровь, вваливаясь в прихожую и сбивая сумкой дорогую банкетку. — Сережка, встречай мать! Галочка, здравствуй, дорогая. Что ж ты такая бледная? Витаминов не пьешь?
— Здравствуйте, Тамара Ильинична, — Галина смотрела на сумки. Внутри у нее холодело. — А это... зачем? Мы же в МФЦ и обратно?
— Ой, ну скажешь тоже! — отмахнулась свекровь, снимая массивное пальто, которое тут же запахло нафталином и жареными пирожками. — Поезда нынче дорогие, туда-сюда мотаться. Я пару деньков погощу, пока документы оформят. Да и гостинцев привезла. Картошечка своя, соленья... Вы же тут в городе одну химию жрете.
Из переноски донеслось утробное «Мяу!».
— И Барсика взяла? — уточнил Сергей, подхватывая сумки. Они были неподъемные.
— А куда его? Валька-соседка запила, не оставлять же скотину голодной. Он смирный, посидит в уголке.
Кот Барсик, выпущенный на свободу, смирным не выглядел. Это был боевой ветеран деревенских помоек, одноухий и наглый. Он первым делом подошел к идеально белым обоям в коридоре, принюхался и выразительно дернул хвостом.
— Только попробуй, — прошипела Галина. Кот посмотрел на нее с презрением: мол, женщина, я мышей душил, когда ты еще дебет с кредитом сводила, не учи отца.
Чаепитие прошло в атмосфере напряженного радушия. Тамара Ильинична, заняв собой половину кухни, критически осматривала владения.
— Шторы-то темноваты, — заметила она, жуя привезенный пирожок. — Света мало. И пыль вон на карнизе. Галочка, ты не успеваешь с уборкой? Работаешь много, бедная. Женщине вредно столько работать, от этого цвет лица портится.
— Я успеваю, Тамара Ильинична. Просто шторы блэкаут, чтобы солнце утром спать не мешало.
— Ну не знаю, не знаю... У нас в деревне говорят: кто долго спит, тот счастье проспит. Сережка, а ты чего худой такой? Жена не кормит?
Сергей, который за последний год наел приличное брюшко, виновато улыбался.
— Мам, ну скажешь тоже. Кормит.
— Ладно, давайте к делу, — перебила Галина. — У меня запись в МФЦ на 14:00. Собираемся.
Поход в МФЦ прошел на удивление гладко. Тамара Ильинична вела себя смирно, только один раз попыталась пролезть без очереди, аргументируя это тем, что она «дитя войны» (хотя родилась в 55-м). Галина подписала заявление. Рука дрогнула, но она поставила подпись. Всё. Теперь в её квартире официально числился третий жилец.
— Ну вот и славно! — просияла свекровь, выходя на улицу. — Теперь заживем! Галочка, ты святая женщина. Я тебе за это... я тебе носки свяжу. Из собачьей шерсти.
Вечером дома был ад. Барсик всё-таки подрал обои в коридоре — совсем чуть-чуть, но Галина заметила. Тамара Ильинична оккупировала телевизор в гостиной и на полной громкости смотрела шоу про ДНК-тесты и внебрачных детей звезд.
— Мам, может потише? — просил Сергей.
— Не мешай, тут самое интересное! Оказалось, что этот Прохор — не сын балерины! — отмахивалась она.
Галина ушла в спальню и закрыла дверь. «Пару дней, — уговаривала она себя. — Она сказала — пару дней. Потерпи. Картошка у нее и правда вкусная».
Прошла неделя.
Сумки Тамары Ильиничны так и стояли в коридоре, мешая проходу. Барсик освоился и спал исключительно на кухонном столе, игнорируя все попытки его согнать. Сама свекровь уезжать не собиралась.
Каждый вечер находилась новая причина.
Понедельник: «Давление скакануло, голова кружится, боюсь в поезде растрясет».
Вторник: «Ой, забыла пенсионное удостоверение переоформить в местном отделении, завтра пойду».
Среда: «Дождь обещают, у меня ноги крутит».
В четверг Галина не выдержала.
— Сережа, — сказала она шепотом ночью. — Когда мама едет домой? Прошла неделя.
— Галь, ну ей пока нездоровится. Ну куда я ее погоню? Потерпи еще немного. Она ждет, пока придет подтверждение о льготах, чтобы уже наверняка.
— Подтверждение приходит по почте. Или в госуслугах. Для этого не обязательно сидеть у нас на голове.
— Ты черствая! — Сергей отвернулся к стене. — Тебе жалко тарелки супа?
В пятницу утром Галина ушла на работу с тяжелым сердцем. Весь день цифры в отчетах плыли перед глазами. Ей казалось, что квартира больше не ее крепость, а проходной двор. Интуиция вопила сиреной.
Она решила уйти пораньше. Сказалась больной (что было недалеко от правды — голова раскалывалась) и поехала домой в три часа дня.
Подходя к двери, она услышала странные звуки. Жужжание. Как будто кто-то сверлил. Или двигал мебель.
«Соседи ремонт затеяли, что ли?» — подумала она, вставляя ключ в замок.
Ключ не поворачивался.
Галина нахмурилась. Подергала ручку. Заперто изнутри на щеколду.
— Сережа! Тамара Ильинична! — позвала она, нажимая на звонок.
За дверью послышалась возня, шарканье тапочек, а затем голос свекрови — бодрый, командный, совсем не похожий на голос больной старушки:
— Ой, кто там? Мы не ждали никого!
— Тамара Ильинична, это я, Галина! Откройте, ключ не поворачивается!
Тишина. Потом шепот. Потом снова голос свекрови, но уже через дверь:
— Галочка? А ты чего так рано? Мы тут... прибираемся немного. Ты погуляй часок, а? Воздухом подыши, полезно же!
— Какое «погуляй»?! — Галина начала закипать. — Это моя квартира! Откройте немедленно!
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель просунулось лицо Тамары Ильиничны. Она была в косынке, вся в пыли и с какой-то шальной искрой в глазах.
— Ну чего ты кричишь на весь подъезд? Заходи, раз пришла. Только обувь снимай в тамбуре, я там полы помыла с хлоркой.
Галина толкнула дверь, едва не сбив свекровь с ног, и ворвалась в квартиру.
И застыла.
Прихожей больше не было. Точнее, она была, но узнать ее было невозможно. Ее любимый шкаф-купе был разобран — дверцы стояли у стены, полки валялись на полу. Вместо него громоздился старый, пахнущий лаком советский сервант, которого утром здесь точно не было.
— Это что?.. — прохрипела Галина.
— А это я грузоперевозки заказала! — радостно сообщила Тамара Ильинична. — Ну а что, Галочка? Твой шкаф — фанера одна, хлипкий. А это — массив! На века! Я его из Загорянки вывезла, не пропадать же добру. Мы тут с грузчиками его час затаскивали.
— Вы... вывезли мебель? Из Загорянки?
— Ну да! — свекровь вытерла руки о передник. — И диван мой любимый едет, и комод. Я же решила: чего мне там одной куковать? Тут сын, тут невестка, поликлиника рядом. Выделите мне малую комнату, я там обустроюсь. А то у вас там пусто, только компьютер какой-то стоит. Я его, кстати, в кладовку убрала.
Галина перевела взгляд в коридор. Из «малой комнаты» — ее кабинета, ее святилища, где она работала по вечерам — выносил ее офисное кресло какой-то потный мужик в комбинезоне.
— Куда?! — заорала Галина так, что Барсик свалился с кухонного стола.
— Тише, тише, истеричка! — замахала руками Тамара Ильинична. — В кладовку, сказала же! Мне место нужно! Я там цветы поставлю, фикусы свои. И вообще, Галя, раз уж мы теперь одной семьей жить будем, давай договоримся: на кухне командую я. Ты готовишь невкусно, Сережка исхудал весь. И эти твои макароны твердые... тьфу!
В этот момент в квартиру зашел Сергей. В руках у него был огромный рулон старого, выцветшего ковра. Того самого, красного с узорами, который обычно вешают на стены в деревнях.
Он увидел Галину, замер с ковром наперевес и побледнел так, что стал сливаться с побелкой.
— Галя? — пискнул он. — А ты... ты же до шести работаешь...
— Я работаю, — голос Галины стал тихим и страшным, как скрежет металла по стеклу. — А вы, я смотрю, уже отработали.
— Ну, Галочка, — защебетала свекровь, поправляя косынку. — Мы сюрприз хотели сделать! Уют навести! А то у вас как в больнице — все белое да серое. А теперь будет по-домашнему! И вообще, я же прописана. Имею право на свои метры. Закон есть закон.
Она победно уперла руки в боки.
— Сережа, тащи ковер в спальню, мы его на стену повесим, звукоизоляция будет хорошая!
Галина посмотрела на мужа. На ковер. На разобранный шкаф. На чужой сервант, который уже поцарапал ее кварц-винил. В голове щелкнул переключатель.
Она медленно полезла в сумочку. Достала телефон.
— Ты кому звонишь? Маме своей жаловаться будешь? — усмехнулась Тамара Ильинична.
— Нет, — Галина подняла на нее глаза. В них не было ни слез, ни истерики. Только холодный расчет. — Я звоню в полицию. И в миграционную службу. Сообщить о фиктивной регистрации с целью мошенничества. А еще... Сережа, помнишь, на кого оформлен кредит за твою машину?
Сергей выронил ковер. Глухой удар поднял облако вековой пыли, которое медленно поплыло в сторону идеально чистой кухни Галины Петровны.
— Ой, — только и сказал он.
Галина уже поднесла палец к кнопке вызова, но Тамара Ильинична вдруг перестала охать. Она хитро прищурилась и кивнула на Сергея, который всё ещё сжимал пыльный ковер:
— Звони-звони, Галочка. Только учти: Сережа твой не просто так меня привез. Он ведь тебе не сказал, почему мы из Загорянки так спешно уехали? И кто нас там ищет?
Сергей побелел и чуть не выронил ковер.
— Мама, молчи! — в ужасе прошептал он.
— Вот и я думаю, лучше нам всем дружно чай попить, — свекровь по-хозяйски пнула дверь спальни. — А полицию не надо. А то ведь они не только за мной приедут. Ну что, сынок, вешай ковер. А ты, невестка, убирай телефон. Веселье только начинается.
Галина поняла: муж вляпался во что-то посерьезнее, чем просто мамин каприз...
Чем закончилась эта история? Читайте в нашем Клубе Читателей ДЗЕН