На кухне пахло жареным луком, усталостью и надвигающейся грозой. Ася, пятидесятидвухлетняя женщина с цепким взглядом главбуха (хоть она и работала в логистике) и больной поясницей, стояла у плиты. В сковороде шкварчали котлеты. «Домашние», — как любил Игорь. Это означало, что фарш нужно крутить самой, хлеб вымачивать в сливках, а лук пассеровать отдельно, иначе «вкусовая гамма не та».
Ася перевернула очередную партию. Гамма. У нее самой гамма чувств сейчас была где-то между желанием лечь лицом в подушку и желанием кого-нибудь убить. Рабочий день выдался адовым: фура с товаром застряла под Тверью, водитель запил, а заказчик орал так, что вибрировала трубка.
В кухню вошел Игорь. Муж. Человек, с которым она прожила двадцать семь лет, вырастила двоих детей и выплатила ипотеку за эту «трешку». Игорь был в растянутых трениках (Ася трижды порывалась их выкинуть, но он спасал их из мусорного ведра с воплем «Это для дома!») и с выражением лица человека, который сейчас осчастливит мир. Или, как минимум, отдельно взятую жену.
Он сел за стол, подвинул к себе хлебницу и, не дожидаясь ужина, отломил горбушку.
— Аська, — начал он торжественно, словно открывал заседание Госдумы. — Дело есть. Серьезное. Мы тут с мамой посоветовались…
Ася внутренне напряглась. Фраза «мы с мамой посоветовались» в их семье исторически предшествовала катаклизмам. Так было, когда они решили продать гараж (деньги ушли на лечение несуществующей болезни мамы), так было, когда решили, что дачу надо переписать на маму, «чтобы налогов меньше было» (теперь Ася там на птичьих правах полола грядки).
— И до чего досоветовались? — спросила Ася, не оборачиваясь. Она специально гремела крышкой, чтобы заглушить тревогу.
— Квартирный вопрос, Ась. Жить маме в той хрущевке больше нельзя. — Игорь сделал трагическую паузу. — Там аура тяжелая. И соседи сверху топают, как слоны. Мама звонила сегодня, плакала. Говорит, давление двести, сердце колет. Ей покой нужен.
Ася хмыкнула. Валентина Петровна обладала здоровьем космонавта и энергией бульдозера. «Давление двести» у нее случалось ровно в те моменты, когда ей становилось скучно.
— И? — Ася выключила газ. — Предлагаешь перевезти ее к нам? В комнату сына?
— Нет! — Игорь поморщился, как от зубной боли. — Зачем к нам? Две хозяйки на одной кухне — это, сама знаешь… Мы решили глобально. Новостройка. «Зеленые аллеи», слышала? Там сейчас акция. Евродвушка, вид на парк, консьерж, закрытая территория. Рай, Ася. Просто рай.
— Рай стоит миллионов двенадцать, если я не ошибаюсь? — Ася поставила перед мужем тарелку. Котлеты дымились.
— Тринадцать с половиной, — поправил Игорь, жадно втыкая вилку в мясо. — Но это с отделкой! Заезжай и живи. Мы всё посчитали. Первый взнос — мамину хрущевку продадим. Ну, там немного не хватит, конечно, хрущевка старая, убитая… Но миллиона четыре-пять выручим. Остальное — ипотека.
Ася села напротив. Она смотрела, как муж жует. На его подбородке блестела капелька жира.
— Игорь, — медленно, как разговаривают с буйными в приемном покое, сказала она. — Тебе сорок восемь лет. Мне — пятьдесят два. Какая ипотека? Банк тебе ее даст только под залог твоей бессмертной души, и то вряд ли возьмет — она у тебя кредитами подпорчена. У тебя висит полмиллиона за машину и кредитка на сто тысяч обнуленная.
Игорь отложил вилку. Он посмотрел на жену с тем снисходительным укором, с каким интеллигент смотрит на торговку семечками.
— Вот ты всегда так, Ася. Приземленная ты. Нет в тебе полета. Я же сказал: мы ВСЁ решили. Брать будем на меня, я узнавал, мне одобрят, если созаемщика взять. А платить… — он улыбнулся широко и ласково. — Платить будешь ты.
Тишина в кухне стала плотной, как кисель. Холодильник «Бош», купленный в кредит три года назад, испуганно затих.
— Я? — переспросила Ася шепотом.
— Ну а кто? — Игорь развел руками. — У тебя же зарплата — ого-го! Ты начальник отдела, сто пятьдесят тысяч получаешь, плюс премии. А я что? Я простой инженер в ЖЭКе, у меня сорок пять, и пятнадцать я за «Дастер» отдаю. Нам на жизнь моих тридцати не хватит, а твои — это ж ресурс!
— Ресурс, — повторила Ася. Слово было мерзким, холодным. — Значит, я — ресурс.
— Не придирайся к словам! — Игорь начал раздражаться. — Мы семья или кто? Мама нас вырастила, внуков нянчила…
— Стоп, — Ася подняла руку. — Внуков нянчила моя мама, царствие ей небесное. Твоя мама «нянчила» их два раза — один раз на год, другой раз на пять лет, когда просила денег в долг.
— Не смей про маму! — взвизгнул Игорь. — Суть не в этом! Суть в том, что ты можешь себе позволить. Платеж там — тысяч семьдесят. У тебя останется еще восемьдесят! Нам двоим — за глаза. На еду, на коммуналку. Одежду мы не покупаем особо, старые еще не сносили. В отпуск можно и на дачу ездить, зачем эти Турции? Главное — маму обеспечить. Квартира-то потом нам останется! Наследство!
Ася смотрела на мужа и видела перед собой совершенно незнакомого человека. Где тот парень, за которого она выходила? Который дарил ей сирень, оборванную в парке, и обещал носить на руках? Он растворился. Остался этот лысеющий потребитель котлет, который в свои почти пятьдесят лет остался сыночком мамы Вали, но при этом хотел жить за счет «ресурса» жены.
— Игорь, — голос Аси был сухим и шелестящим, как осенняя листва. — А ты не подумал, что мне тоже «немного» лет? Что у меня гипертония? Что мне нужно менять зубные мосты, а это, на минуточку, двести тысяч? Что я хочу, в конце концов, просто пожить для себя, а не впрягаться в ярмо на двадцать лет ради квартиры, которая мне не нужна?
— Ну вот, началось! — Игорь швырнул вилку на стол. — Эгоизм попер. Зубы ей, видите ли! А у матери сердце! Ты просто жадная, Ася. Мещанка. Деньги тебе дороже родных людей. Я маме обещал уже. Мы завтра едем договор бронировать.
— Бронируйте, — сказала Ася, вставая. — Хоть Кремль бронируйте. Только без моего паспорта и без моей справки о доходах.
— Ты не дашь согласие? — Игорь побелел.
— Я не дам денег, Игорь. Ни копейки.
— Ну и дура! — рявкнул он. — Я тогда сегодня у мамы ночую. У нее хоть душа есть, в отличие от некоторых!
Он выскочил из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь. Ася осталась одна. Она медленно подошла к окну, открыла форточку. С улицы пахло выхлопными газами и мокрой пылью. Котлеты остывали.
«Ого-го», — подумала она. — «Зарплата ого-го».
Она достала телефон, открыла приложение банка. На счету лежали отложенные двести тысяч. «Гробовые», как она шутила. Или «зубные». Или «на черный день». Кажется, черный день наступил, но тратить их на свекровь она не собиралась.
На следующий день Ася пришла на работу на полчаса раньше. Ей не хотелось оставаться в пустой квартире, где каждая вещь напоминала о вчерашнем скандале.
В офисе пахло кофе и бумагой. Ее заместительница, молоденькая Леночка, уже стучала наманикюренными пальчиками по клавиатуре.
— Ася Витальевна, доброе утро! Вы сегодня какая-то… бледная. Случилось что?
Ася тяжело опустилась в кресло. Спина привычно заныла.
— Случилось, Леночка. Революция случилась. Верхи не могут, низы не хотят, а финансирование перекрыто.
Она включила компьютер и вместо рабочей почты открыла Excel. Ей нужно было увидеть цифры. Цифры всегда успокаивали, они не врали и не манипулировали понятиями вроде «сыновний долг».
Она создала файл «Жизнь_без_паразитов.xlsx».
Доходы:
— Зарплата (Ася): 145 000 руб. (чистыми, если премию не срежут).
— Зарплата (Игорь): 45 000 руб.
Расходы обязательные (общие):
— Коммуналка (зима): 9 500 руб.
— Интернет + ТВ: 900 руб.
— Бытовая химия, порошки, шампуни: 3 000 руб.
— Еда (на двоих, с учетом аппетитов Игоря): 40 000 руб. (мясо, колбаса, сыр, овощи, он же без мяса жить не может).
Расходы Игоря (личные):
— Кредит за машину: 16 000 руб.
— Бензин: 8 000 руб. (он же маму на дачу возит каждые выходные).
— Кредитка (минимальный платеж): 5 000 руб.
— Сигареты, обеды на работе: 7 000 руб.
— Подарки маме/лекарства маме: ~ 5 000 руб.
Ася подбила сумму. Получалось, что личные расходы Игоря составляли 41 000 рублей.
У него оставалось от зарплаты 4 000 рублей. Четыре тысячи, Карл!
А на общие нужды (еда, квартира, быт) уходило около 53 000 рублей.
Кто платил эти 49 тысяч разницы? Правильно, Ася.
И это не считая одежды, отпуска, ремонта техники, лечения. Всё это тянула она.
— Ого-го, — прошептала Ася, глядя на экран. — Действительно, ого-го. Я содержу взрослого мужика уже лет десять, а он даже не замечает.
В обед позвонила Валентина Петровна.
— Ася! — голос свекрови звенел сталью, закаленной в боях за льготные лекарства. — Игорь мне всё рассказал! Это возмутительно! Ты шантажируешь мужа!
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Чем же я шантажирую?
— Ты отказываешься помогать семье! У меня, между прочим, криз был ночью! Скорую вызывали! Врачи сказали — только покой и улучшение жилищных условий! А ты… Ты купаешься в деньгах, а мать мужа должна гнить в плесени?
— Валентина Петровна, — Ася вышла в коридор, чтобы Леночка не грела уши. — Давайте начистоту. Квартира, которую вы хотите, стоит тринадцать миллионов. Платеж — семьдесят тысяч. Если я буду его платить, мне не на что будет покупать еду и лекарства. Игорь получает сорок пять. Из них сорок один он тратит на свои долги и машину. Вопрос: на что мы будем жить?
— Ой, не прибедняйся! — перебила свекровь. — Я знаю, сколько платят логистам! И вообще, женщина должна уметь экономить. Меньше шмоток купишь, помадой старой помажешься. Мужчину надо беречь, он глава семьи! А ты его унизила! Сказала, что он нищеброд!
— Я сказала, что у него нет денег на ипотеку. Это математика, а не унижение.
— Значит так, — тон свекрови сменился на ультимативный. — Или ты одумываешься и идешь в банк, или… Игорь сказал, что подаст на развод и раздел имущества! Квартира ваша — совместно нажитая! Половина — его!
Ася замерла. Квартира. Трешка в спальном районе. Они купили ее пятнадцать лет назад. Ипотеку платила в основном она, но Игорь тогда тоже работал на севере, вкладывался. Да, формально — пополам.
— Ах, раздел… — протянула Ася. — Хорошо. Передайте Игорю, что я готова. Пусть подает. Только напомните ему, что при разводе делятся не только квартиры, но и долги. Его кредит за машину — тоже пополам. И кредитка его опустошенная. А еще я подниму выписки за последние три года, куда уходили мои деньги, а куда — его. Суд это любит.
Она нажала «отбой» до того, как свекровь успела набрать воздуха для проклятий. Руки тряслись. «Раздел». Двадцать семь лет жизни. И всё это ради того, чтобы у мамы была «евродвушка» с консьержем.
Игорь вернулся домой через два дня. Вид у него был помятый, но боевой. Видимо, мама накачала его боевым духом и пирожками с капустой.
Он прошел в комнату, где Ася читала книгу (на самом деле она смотрела в одну страницу уже час), и бросил на стол ключи.
— Я решил дать нам шанс, — заявил он великодушно. — Мама, конечно, в шоке от твоей черствости, но она женщина мудрая. Сказала: «Не руби с плеча, сынок». Поэтому так: ипотеку пока отложим. Но ты должна извиниться перед мамой. И компенсировать ей моральный ущерб. Купим ей путевку в Кисловодск. На майские.
Ася закрыла книгу.
— Нет.
— Что «нет»? — не понял Игорь.
— Нет, я не буду извиняться. Нет, я не куплю путевку. И нет, мы не будем жить как раньше.
— Ты чего добиваешься? — Игорь начал багроветь.
— Справедливости, Игорек. Я тут посчитала, — она подвинула к нему распечатанную табличку из Excel. — Вот, ознакомься. Это наша финансовая модель. Красным выделено то, что плачу я. Синим — то, что платишь ты. Синего там почти нет.
Игорь брезгливо взял листок.
— Ты что, записывала, сколько я ем? Ты мелочная! Это… это фу, Ася!
— Это цифры. Короче так. С сегодняшнего дня у нас раздельный бюджет. Полностью. Коммуналку делим пополам. Скидывай мне на карту 5000 рублей пятого числа каждого месяца. Еду каждый покупает себе сам. Порошок стиральный — у каждого свой. Шампунь, паста — своё.
— Ты с ума сошла? Как мы будем готовить? В разных кастрюлях?
— Зачем? Кастрюли общие. А вот содержимое — разное. Полка в холодильнике верхняя — моя. Нижняя — твоя. Морозилку делим пополам. Всё честно.
— Ну и пожалуйста! — Игорь швырнул листок. — Думаешь, я пропаду? Да я на свои сорок пять проживу лучше тебя! Я экономный! А ты транжира!
— Вот и отлично. Эксперимент начался.
Первую неделю Игорь держался молодцом. Он демонстративно принес из магазина (впервые за год сам сходил!) пакет продуктов: пельмени «Студенческие», батон самой дешевой колбасы, майонез (ведро), макароны «Красная цена» и упаковку чая в пакетиках, который пах веником.
Вечерами на кухне разыгрывались немые сцены. Ася запекала себе кусок форели с овощами (она решила, что раз уж экономит на муже, то может позволить себе нормальное питание). Аромат рыбы с лимоном и розмарином плыл по квартире, дразня рецепторы.
Игорь сидел напротив, давился разваренными пельменями, обильно поливая их майонезом, и смотрел в телефон.
— Приятного аппетита, — вежливо говорила Ася.
— Угу, — бурчал он. — Рыба-то, небось, перемороженная. Вредно это.
К середине второй недели пельмени кончились. Игорь перешел на жареную картошку. Картошка — дело хорошее, но чистить ее он ненавидел. Кухня после его готовки напоминала поле боя: очистки на полу, масло на плите, гора грязной посуды.
— Игорь, — Ася показала на раковину. — Посуду за собой моем. Средство для мытья у тебя, кстати, кончилось. Моим пользоваться нельзя, оно японское, дорогое. Купи себе «Каплю» или содой три.
— Ты издеваешься? — взвыл он. — Из-за капли «Фейри» удавишься?
— Раздельный бюджет так раздельный бюджет. Договор дороже денег.
Настоящий кризис наступил, когда у Игоря заболел зуб. Старая пломба вылетела, оголив нерв. Он ходил по квартире, держась за щеку и стонал.
— Ась… У тебя есть обезболивающее? Хорошее, тот порошок, что ты пила?
Ася сидела с маской на лице (корейская, с муцином улитки, 300 рублей штука — раньше она жалела на это денег).
— Есть. «Нимесил». 50 рублей пакетик. Переводи на карту — дам.
Игорь вытаращил глаза. Боль в зубе на секунду отступила перед шоком.
— Ты… ты мне лекарство продаешь? Жене? Мужу?
— Игорь, ты же сам сказал: я меркантильная. Я соответствую. К тому же, я коплю на свои зубы. Аптека через дорогу, сходи купи.
Он ушел, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Вернулся через час с пачкой дешевого анальгина. Щека раздулась.
— К врачу надо, — заметила Ася. — В платную пойдешь или по полису? В поликлинике запись на две недели вперед, я узнавала. В платной — от пяти тысяч зуб. У тебя есть?
Игорь молчал. Денег у него не было. Срок платежа по кредиту за машину подошел вчера, и банк списал всё подчистую. До зарплаты оставалось две недели.
В субботу утром в дверь позвонили. Настойчиво, длинно, требовательно. Так звонят только коллекторы или Валентина Петровна.
Это была Валентина Петровна.
Она вплыла в квартиру, как ледокол «Ленин» в арктические льды. В руках у нее были сумки.
— Я приехала спасать сына! — заявила она с порога, даже не поздоровавшись. — Он мне звонил! Он голодает! У него флюс! А ты… ты…
Она прошла на кухню, где Ася спокойно пила кофе и ела бутерброд с авокадо и красной рыбой.
Свекровь оглядела стол. Потом открыла холодильник.
— Так! — взвизгнула она. — Верхняя полка ломится! Сыры, йогурты, овощи! А внизу что? Половина луковицы и прокисшее молоко? Это фашизм, Ася! Самый настоящий бытовой фашизм!
— Это раздельное питание, Валентина Петровна. Игорь взрослый дееспособный мужчина. Он сам распоряжается своими финансами.
— Какими финансами?! — Свекровь села на табурет, схватившись за сердце. — У него кредиты! Ему тяжело! Жена должна поддерживать, подставлять плечо!
— Я подставляла плечо двадцать семь лет. У меня там уже сколиоз. Теперь я лечу спину. Кстати, Валентина Петровна, раз уж вы приехали. Вы в курсе, что Игорь взял микрозайм, чтобы купить вам тот телевизор на кухню полгода назад? И сейчас там проценты капают бешеные?
Игорь, вышедший на шум с перевязанной щекой, замер.
— Ты… ты откуда знаешь? — прошепелявил он.
— Письмо пришло. По почте. На твое имя, но я случайно увидела конверт «Срочно погасите долг».
Валентина Петровна перевела взгляд на сына.
— Игорек? Ты же сказал, тебе премию дали…
— Мам, ну я не хотел тебя расстраивать…
— Прекрасно, — Ася откусила бутерброд. — Картина маслом. У нас долги, ипотека на носу (которую вы всё еще хотите), флюс и пустой холодильник у главы семьи. Валентина Петровна, может, вы ему поможете? С пенсии? Или хрущевку продадите, чтобы долги сына закрыть?
— Ты не указывай мне, что делать с моей квартирой! — взвилась свекровь. — Это мое! А ты обязана!
— Я никому ничего не обязана, кроме налоговой и своих детей. Кстати, дети звонили. Дочь спрашивала, почему папа у нее пять тысяч просил вчера. Стыдобища, Игорь. У ребенка деньги клянчить.
Игорь опустил голову. Ему было стыдно. Но признать это — значило проиграть.
— Собирайся, сынок, — торжественно сказала Валентина Петровна. — Мы уезжаем. Ноги моей здесь не будет. И твоей тоже. Пусть она сидит одна со своим авокадо и давится деньгами. Мы подаем на развод и раздел. Отсудим половину, продадим, и купим тебе студию. А я тебя выхожу. Борщиком откормлю.
Игорь посмотрел на Асю. В его взгляде читалась мольба: «Ну останови меня! Ну скажи, что всё будет как раньше!».
Ася молча сделала глоток кофе.
— Чемодан на антресоли, Игорь. Тот, синий. Колесико я починила, так что катится хорошо.
Прошло три месяца.
Развод оформили на удивление быстро. Игорь (под чутким руководством мамы) пытался качать права, но когда адвокат Аси (грамотная тетка, которую посоветовала Леночка) выложила на стол встречный иск о разделе долгов по кредитам, взятым в браке, и доказательства того, что первый взнос за квартиру был внесен с денег от продажи бабушкиной (Асиной) квартиры, пыл угас.
Игорь согласился на отступные. Ася взяла кредит (да, снова кредит, но свой, понятный) и выкупила его долю. Сумма была меньше, чем он мечтал, но достаточная, чтобы закрыть его долги по машине и микрозаймам. На ипотеку для мамы там не осталось ничего.
Игорь переехал к Валентине Петровне. В «двушку» с плохой аурой.
Ася стояла посреди гостиной. В квартире пахло краской и новой мебелью. Она затеяла ремонт. Тот самый, который Игорь откладывал пять лет («денег нет», «потом», «нормальные же обои, подклеим»).
Теперь обои были цвета «утренний туман» — серо-голубые, благородные. Старый диван, продавленный Игорем, отправился на помойку. Вместо него стояло изящное кресло и торшер.
Ася подошла к зеркалу. Она похудела на пять килограммов. Лицо посвежело — то ли от кремов, то ли от того, что никто не трепал нервы по вечерам.
Зубы она сделала. Улыбка теперь стоила как подержанная иномарка, но сияла ярче солнца.
Звонок телефона. На экране высветилось «Бывший».
Ася помедлила, но ответила.
— Алло, Ась… Привет.
Голос Игоря был тусклым, каким-то пришибленным. На заднем плане слышался бубнеж телевизора и голос Валентины Петровны: «Игорь, где мои очки?!».
— Привет, Игорь. Что-то случилось? Справку для налоговой потерял?
— Да нет… Просто… Как ты там?
— Прекрасно. Ремонт закончила. В отпуск собираюсь. В Италию.
Пауза. Тяжелая, завистливая.
— В Италию… Здорово. А мы тут… Мама совсем сдала. Характер, сам понимаешь. Пилит целыми днями. То не так сел, то не так встал. Соседи сверху залили. А денег на ремонт нет. Я ж на работу другую устроился, но там кинули с зарплатой…
Ася слушала и понимала, к чему он клонит. Сейчас начнется: «Может, попробуем сначала? Я осознал».
— Ась, я тут подумал… Может, встретимся? Кофе попьем? Я скучаю. Честно. Не хватает мне твоего уюта. Я дурак был, я понял. Мама — это мама, а жена — это жена.
Ася посмотрела на свои новые шторы. На чистый пол, на котором не валялись носки. Вспомнила запах перегара по пятницам и вечное нытье про «тяжелую жизнь». Вспомнила «зарплату ого-го» и котлеты, которые она должна была жарить после двенадцатичасовой смены.
— Знаешь, Игорь, — сказала она легко. — Кофе я пью теперь только хороший. И в компании людей, которые платят за себя сами. А насчет уюта… Уют, Игорь, стоит дорого. И не только денег, но и нервов. Мой лимит на благотворительность исчерпан. Ты хотел маму? Ты получил маму. Наслаждайся. У нее аура, говорят, мощная.
— Ася, ну ты чего такая жестокая? Люди же меняются!
— Люди — может быть. А паразиты — нет. Прощай, Игорь. И маме привет. Скажи, пусть ипотеку берет. На тебя. У тебя теперь доля продана, деньги были. Или ты их уже потратил?
В трубке что-то булькнуло. Видимо, попала в точку.
Ася нажала «Завершить вызов» и «Заблокировать контакт».
Потом прошла на кухню, налила себе бокал холодного белого вина, включила музыку — не «Шансон», который любил муж, а джаз.
Она села в кресло, вытянула ноги и улыбнулась.
Жизнь после пятидесяти только начиналась. И зарплата у нее была действительно ого-го. Но теперь — только для нее одной.
***
Эксклюзивные новогодние рассказы, доступ к которым открыт только избранным. Между строк спрятаны тайные желания, неожиданные развязки и та самая магия, которой не делятся в открытую: