Найти в Дзене

Новый номер «Театрального журнала» собрал рецензии на самые свежие премьеры сезона

Первая из них — рецензия Бориса Цекиновского на спектакль Николая Рощина «Буря» в Театре имени А. С. Пушкина. Помимо Уильяма Шекспира как автора пьесы, в качестве драматургов в программке значатся Михаил Смирнов и Николай Рощин. Стало быть, и сочинение „сюрприза“, и сокращения, позволившие компактно сыграть „Бурю“, — это их литературная работа. Под нож пошли дýхи: Ирида, Церера, Юнона, а также многочисленные нимфы и жнецы с их танцами. Характерную для театра шекспировского времени так называемую маску — интермедию на условно-мифологические темы — режиссёр счёл лишней и тормозящей действие. Значимого для поэтики шекспировской пьесы персонажа — честного старого Гонзало — мы в спектакле не увидим. Его знаменитый монолог о том, как бы он обустроил государство на острове, если бы был королём, передан действующему королю Неаполитанскому Алонзо. Рощин не боится подсмеиваться над персонажами. Даже сцены любви и посвящения проходят через иронию и почти механическую телесность. Выброшенный на

Новый номер «Театрального журнала» собрал рецензии на самые свежие премьеры сезона. Первая из них — рецензия Бориса Цекиновского на спектакль Николая Рощина «Буря» в Театре имени А. С. Пушкина.

Помимо Уильяма Шекспира как автора пьесы, в качестве драматургов в программке значатся Михаил Смирнов и Николай Рощин. Стало быть, и сочинение „сюрприза“, и сокращения, позволившие компактно сыграть „Бурю“, — это их литературная работа. Под нож пошли дýхи: Ирида, Церера, Юнона, а также многочисленные нимфы и жнецы с их танцами. Характерную для театра шекспировского времени так называемую маску — интермедию на условно-мифологические темы — режиссёр счёл лишней и тормозящей действие. Значимого для поэтики шекспировской пьесы персонажа — честного старого Гонзало — мы в спектакле не увидим. Его знаменитый монолог о том, как бы он обустроил государство на острове, если бы был королём, передан действующему королю Неаполитанскому Алонзо.

Рощин не боится подсмеиваться над персонажами. Даже сцены любви и посвящения проходят через иронию и почти механическую телесность.

Выброшенный на берег в отдалении от своего отца, Фердинанд, которого тот уже не надеется увидеть живым, является в полной рыцарской амуниции, с закрытым забралом в дом Просперо. Его (но не его лицо!) видит Миранда и тут же в него влюбляется. В это время с экрана на нас крупным планом смотрит сущая „белокурая бестия“: Александр Дмитриев показывает, как картинно его герой с изрядной долей самовлюблённости выбирает наиболее выигрышный ракурс.

Испытание Фердинанда в этой версии лишено героического пафоса: вместо шекспировских брёвен — вполне конкретная бытовая задача.

В стычке Фердинанда с Просперо сын неаполитанского короля обречён: волшебный пульт Просперо заставляет молодого рыцаря покориться. В качестве наказания Просперо приговаривает Фердинанда не к перетаскиванию тяжёлых брёвен, как у Шекспира, а к той самой суровой прозе жизни — чистке отхожего места, то есть унитаза. С тем большей решительностью, вооружившись ёршиком, Фердинанд берётся за дело и отказывается от помощи, которую предлагает ему сердобольная и любящая Миранда.

Полную рецензию Бориса Цекиновского ищите на 10-й странице новогоднего выпуска «Театрального журнала».

Сегодня номер доступен на Ozon с особенной скидкой.

-2
-3