Вечер пятницы в квартире Яны и Вадика всегда проходил по одному сценарию, утвержденному десятилетием брака. Сценарий этот был незыблем, как пирамиды Хеопса, и так же утомителен для тех, кто таскал камни. В роли строителя пирамид выступала, разумеется, Яна.
На кухне пахло жареным луком, «Доместосом» (Яна успела протереть полы в коридоре, пока дожаривалась первая партия) и легкой безнадежностью. Сковородка шипела, выплевывая горячие брызги масла на свежевымытую плиту. Яна, ловко уворачиваясь от жирных «пуль», переворачивала котлеты. Котлеты были «домашние», что в переводе на язык семейной экономии означало: свинина по акции, много хлеба, размоченного в молоке, и луковица размером с голову младенца, чтобы фарша казалось больше.
— Ян, ну ты скоро там? — донеслось из гостиной. Голос мужа звучал приглушенно, словно из бункера. Вадик лежал на диване, укрывшись пледом по самый нос, и смотрел какой-то политический стрим на Ютубе. Из динамиков доносились крики про «мировой заговор» и «крах доллара». Доллар крашился уже лет двадцать, ровно столько же, сколько Вадик собирался найти «нормальную работу».
— Скоро, Вадик. Кушать-то хоцца, понимаю, — буркнула Яна себе под нос, выкладывая румяные мясные шарики в кастрюлю.
Ей было пятьдесят два. Возраст, который в глянцевых журналах называют «второй молодостью», а в районной поликлинике — «ну что вы хотите, женщина, гормоны». Яна чувствовала себя где-то посередине. С одной стороны, она была начальником отдела логистики в крупной торговой сети, рулила фурами, водителями и накладными, получала приличную зарплату и носила хорошие итальянские сапоги. С другой — дома она превращалась в гибрид посудомойки и банкомата.
Вадик, её супруг, был моложе на три года, но душой застрял где-то в пубертате. Он называл себя «свободным художником», хотя последние пять лет его художества заключались в создании макетов визиток для друзей за «спасибо» и написании гневных комментариев в интернете.
Яна накрыла на стол. Поставила тарелку с горкой макарон (рожки, «Шебекинские», 64 рубля пачка — Яна помнила цены наизусть), положила две котлеты, нарезала соленый огурец.
— Иди есть, стратег диванный, — крикнула она.
Вадик пришаркал на кухню в растянутых трениках с пузырями на коленях. Эти треники Яна ненавидела всей душой. Она трижды пыталась их выбросить, и трижды Вадик доставал их обратно с воплем: «Они же домашние, самые удобные!».
Он сел за стол, оглядел ужин и вздохнул:
— Опять макароны? Я же просил пюрешку. С молочком, с маслицем…
— Картошку чистить некому было, — отрезала Яна, наливая себе чай. — Я с работы приползла в семь тридцать. Пока в магазин зашла, пока то, пока сё. У меня, Вадик, сил нет. Хочешь пюре — бери нож и чисти.
Вадик закатил глаза.
— Ты стала черствая, Яна. Жесткая. Работа тебя портит. Женщина должна быть мягкой, уютной. Как мама.
При упоминании мамы — Елены Петровны — у Яны дернулся глаз. Свекровь была эталоном «уютной женщины»: ни дня не работала, жила за счет мужа (покойного свекра, царствие ему небесное, святой был человек), а теперь — за счет сына. Точнее, за счет Яны, руками сына.
— Как там мама, кстати? — спросил Вадик, набивая рот. — Звонила сегодня?
— Звонила, — кивнула Яна. — Жаловалась, что у неё телевизор на кухне рябит. Просила мастера вызвать.
— Ну так вызови! — Вадик махнул вилкой. — Что, трудно что ли? Мать одна сидит, скучает. Сериалы — её единственная радость.
— Вадик, вызов мастера стоит две тысячи. Плюс ремонт. У меня до зарплаты десять дней и пять тысяч в кошельке. А у тебя?
— Ой, опять ты про деньги! — муж поморщился, как от зубной боли. — Я же сказал, мне должны перевести за тот логотип для автосервиса. На днях.
— Ты это говоришь с марта, — напомнила Яна. — А сейчас октябрь.
Она встала и подошла к окну. За стеклом мокла под дождем серая панелька напротив. Во дворе кто-то буксовал в грязи, пытаясь припарковать кредитный «Солярис» на газоне.
Яна устала. Не от работы — работа как раз держала её в тонусе. Она устала от этого вечного «дай», «принеси», «реши». Она чувствовала себя ломовой лошадью, на которую посадили пони и сказали: «Вези, ты сильная».
— Ладно, — Вадик доел, отодвинул тарелку (в раковину, конечно, не поставил) и принял торжественный вид. — Раз уж мы заговорили о маме. Есть разговор. Серьезный.
— Что, опять? — Яна напряглась. — Санаторий в Кисловодске мы оплатили весной. Зубы сделали летом. Что теперь? Шуба из шиншиллы?
— Не утрируй, — Вадик постучал пальцами по клеенке. — Дело не в шубе. Дело в жизни. Маме там плохо.
— Где «там»? В её трехкомнатной «сталинке» в центре города? С высокими потолками и паркетом? Бедняжка.
— Ты не понимаешь! — Вадик повысил голос. — Дом старый. Трубы гудят. Соседи сверху — наркоманы какие-то, топают. Лифта нет, третий этаж! У неё колени! Ей тяжело подниматься.
— И что ты предлагаешь? — Яна уже знала ответ. Она нутром чуяла подвох, как опытный логист чует перегруз на оси фуры.
Вадик сделал паузу, словно перед прыжком в холодную воду.
— Мы решили, что маме надо переезжать. В новостройку. В современный ЖК. Чтоб лифт с нулевого этажа, чтоб пандусы, чтоб консьерж. Чтоб воздух свежий.
— Мы решили? — уточнила Яна. — Это ты и мама? А меня спросить забыли?
— Ты же член семьи! — Вадик широко развел руками. — Ты должна понимать. Мама стареет. Мы обязаны обеспечить ей достойную старость.
— Достойную старость, — эхом повторила Яна. — Хорошо. Допустим. Продаем «сталинку», покупаем «однушку» в новостройке. Денег хватит, еще и на ремонт останется. Район, правда, будет попроще, но зато лифт.
— Нет! — Вадик аж подпрыгнул на стуле. — Какую «однушку»?! Ты что! Мама привыкла к простору! У неё библиотека, у неё фикусы! Ей нужна минимум «двушка». И не на выселках, а в хорошем районе. Мы уже смотрели. ЖК «Лазурный берег».
Яна поперхнулась чаем.
— «Лазурный берег»? Вадик, ты в своем уме? Там квадратный метр стоит как крыло от «Боинга». Это бизнес-класс. Там живут депутаты и айтишники, а не пенсионерки с фикусами.
— Ну и что? Мама что, хуже депутатов? — обиделся Вадик. — Короче, план такой. «Сталинку» мы пока не продаем.
— Почему? — Яна почувствовала холодок под ложечкой.
— Потому что это память! Там папа жил! И вообще, рынок сейчас стоит, дешево отдавать жалко. Мы её сдавать будем. А новую возьмем в ипотеку.
— В ипотеку… — Яна медленно опустилась на табуретку. — На кого? На Елену Петровну? Ей 72 года. Ей ипотеку дадут только под залог почки, и то вряд ли.
— Ну конечно не на маму, — Вадик улыбнулся той самой улыбкой, которой он когда-то, двадцать лет назад, покорил сердце студентки Яны. Улыбкой нашкодившего кота, уверенного, что ему сейчас нальют сметаны. — На нас. Точнее… ну, ты же понимаешь. У меня официального дохода нет. Я ж творческая личность, фрилансер. А у тебя — «белая» зарплата, стаж, должность. Тебе любой банк даст.
Яна молчала. Она смотрела на мужа и видела не родного человека, а чужого, наглого дядю в трениках.
— Давай я уточню, — голос её стал тихим и скрипучим, как несмазанная петля. — Ты хочешь, чтобы я взяла ипотеку. Миллионов, эдак, десять? Или пятнадцать? На квартиру для твоей мамы. При этом мамина квартира остается у мамы. А платить буду я?
— Ну почему только ты? — Вадик искренне удивился. — Мы будем сдавать «сталинку»! Это тысяч тридцать, а то и тридцать пять! Это ж помощь!
— Вадик, — Яна взяла калькулятор, лежавший на подоконнике (она часто брала работу на дом). — Платеж за «двушку» в «Лазурном» будет тысяч сто двадцать. Сдача «сталинки» — тридцать. Разница — девяносто тысяч. Каждый месяц. В течение двадцати лет. Мне сейчас 52. Я закончу платить в 72 года. Если не сдохну раньше.
— Ну что ты сразу о смерти! — отмахнулся муж. — Ты у нас здоровая, крепкая. И потом, у тебя зарплата хорошая! Ты же начальник! Что тебе стоит? Зато у нас будет актив! Недвижимость! Это же вложение! Потом нам останется!
— Потом — это когда? Когда мамы не станет? Вадик, твоя мама нас всех переживет, дай ей бог здоровья. Она на одном кефире и скандалах еще лет тридцать протянет.
Вадик насупился.
— Ты злая. Ты просто ненавидишь мою мать. Я так и знал. Тебе жалко денег для родного человека.
— Мне не жалко денег, Вадик. Мне жалко себя. Я хочу пожить! Я хочу купить дачу, хочу на море не в Анапу, а в Турцию, хочу зубы, наконец, имплантировать, а не ставить мосты! А ты хочешь повесить на меня ярмо.
— Это не ярмо! Это сыновний долг! — пафосно заявил Вадик, вставая. — В общем так. Мама уже выбрала планировку. Завтра мы едем в офис продаж. Я записал нас на 11:00. Паспорт не забудь.
Он вышел из кухни, гордо неся перед собой живот.
Яна осталась сидеть. В раковине кисла грязная посуда. В голове крутилась фраза: «Ипотеку за мамину квартиру будешь платить ты, у тебя зарплата хорошая».
Это звучало не как просьба. Это звучало как приговор.
Она встала, подошла к мойке, включила воду.
— Беги, дядь Мить, — прошептала она в пустоту. — Испанскую инквизицию никто не ждал.
Но бежать было некуда. Пока....
Субботнее утро выдалось хмурым, под стать настроению Яны. Она проснулась от того, что Вадик гремел в ванной, напевая что-то бравурное. Видимо, предвкушение покупки недвижимости (за чужой счет) действовало на него лучше любого энергетика.
— Янчик, вставай! Труба зовет! — крикнул он, заглядывая в спальню. Лицо его было гладко выбрито, пахло лосьоном «Олд Спайс», который Яна подарила ему на 23 февраля. — Мама уже звонила, она на низком старте. Надела парадную блузку с жабо.
Яна натянула одеяло на голову. Хотелось притвориться мертвой. Или больной. Или исчезнуть. Но чувство ответственности, вбитое в неё советским воспитанием и двадцатью годами брака, было сильнее.
«Надо съездить, — подумала она. — Надо посмотреть в глаза менеджеру и послушать цифры. Может, когда Вадик увидит реальный график платежей, у него в мозгу что-то щелкнет».
Она встала. В зеркале отразилась усталая женщина с темными кругами под глазами. «Красавица, — усмехнулась Яна. — Мечта ипотечного брокера».
Надела любимые джинсы, свитер грубой вязки и удобные ботинки. Краситься не стала — не на свидание.
Елена Петровна ждала их у подъезда своего дома. Она действительно была при параде: бежевое пальто, шляпка-таблетка времен перестройки, в руках — лакированная сумка, похожая на саквояж доктора Ватсона.
— Опаздываете! — вместо приветствия заявила свекровь, садясь на заднее сиденье Яниного «Ниссана» (купленного, кстати, тоже в кредит, который Яна закрыла год назад). Вадик своей машины не имел, его «девятка» сгнила в гараже еще при царе Горохе.
— Здрасьте, Елена Петровна, — буркнула Яна, выруливая со двора.
— Яна, ты почему такая бледная? — тут же перешла в наступление свекровь, глядя в зеркало заднего вида. — Витамины не пьешь? Я же говорила: рыбий жир и отвар шиповника! А ты всё кофе хлещешь.
— Работа нервная, — коротко ответила Яна.
— Работа… — фыркнула Елена Петровна. — У всех работа. Я вот тридцать лет в библиотеке отработала, и ничего, выглядела как огурчик. А нынешнее поколение — дохлое. Чуть что — депрессия, выгорание. Тьфу.
Вадик на переднем сиденье поддакивал:
— Да, мам, ты у нас кремень! Гвозди бы делать из этих людей.
До офиса продаж ЖК «Лазурный берег» ехали молча. Яна слушала радио, Вадик копался в телефоне, Елена Петровна критически осматривала город за окном.
— Понастроили коробок, — комментировала она. — Ни эстетики, ни души. То ли дело раньше строили! С колоннами, с лепниной. А сейчас? Стекло и бетон.
— Мам, так мы ж в такой и едем, — осторожно заметил Вадик.
— Это другое! — отрезала мать. — Там бизнес-класс. Там статус. Я заслужила на старости лет пожить в статусе.
Офис продаж встретил их запахом дорогого кофе и кондиционированной прохладой. Менеджер, молодая девушка с улыбкой акулы и бейджиком «Кристина», расплылась в приветствии:
— Добрый день! Вы на одиннадцать? Вадим Сергеевич? Проходите, присаживайтесь. Кофе, чай, водички?
— Кофе, — царственно кивнула Елена Петровна, усаживаясь в кожаное кресло так, словно это был трон. — И сахара два кусочка.
Пока Кристина суетилась с кофемашиной, Яна рассматривала макет жилого комплекса в центре зала. Красивые белые башни, зеленые газоны из пластика, игрушечные машинки на парковке. Всё выглядело идеально. Слишком идеально для их жизни.
— Итак, — Кристина вернулась с подносом. — Мы рассматриваем двухкомнатную квартиру, тип планировки 2Б, 68 квадратных метров. Панорамное остекление, вид на реку. Семнадцатый этаж.
— Высоковато, — нахмурилась Елена Петровна. — А если лифт сломается? Я пешком не дойду, у меня сердце.
— Лифты у нас скоростные, фирмы OTIS, их четыре штуки в подъезде, есть генератор на случай отключения света, — отчеканила Кристина. — Зато какой вид! Весь город как на ладони. Вы будете пить утренний кофе и смотреть на рассвет.
Елена Петровна смягчилась. Картинка с кофе и рассветом ей понравилась.
— Ну хорошо. А кухня? Кухня большая? Я люблю готовить пироги.
— Кухня-гостиная двадцать метров! Можно поставить остров. Можно диванную зону выделить.
— Остров… — мечтательно протянула свекровь. — Как в «Кухне» по телевизору. Вадик, слышишь? Остров!
Вадик сидел, расправив плечи, и кивал с видом эксперта.
— Да, остров — это тема. Солидно.
Яна молча ждала главного. Цифр.
— Перейдем к расчетам, — Кристина перелистнула страницу буклета. — Стоимость квартиры на данный момент — 14 миллионов 500 тысяч рублей. Это с учетом скидки по акции «Золотая осень».
В комнате повисла тишина. Яна услышала, как тикают настенные часы.
— Сколько? — переспросил Вадик, и голос его слегка дрогнул.
— Четырнадцать с половинкой, — ласково повторила Кристина. — Но у нас есть прекрасные ипотечные программы! Господдержка, семейная ипотека… Ах, простите, семейная вам не подойдет, нужны дети до 7 лет. Но есть стандартная. Ставка 16%.
Яна быстро прикинула в уме.
— Первоначальный взнос какой? — спросила она.
— Минимальный — 20%. Это 2 миллиона 900 тысяч.
— У нас есть! — выпалил Вадик. — У Яны есть накопления!
Яна медленно повернула голову к мужу. Взгляд её был тяжелым, как чугунная батарея.
— У Яны есть два миллиона, Вадик. Которые Яна копила пять лет на расширение нашей жилплощади или на дачу. Или на машину нормальную.
— Ну вот! — обрадовался Вадик. — Два миллиона есть! Остальное… ну, займем у кого-нибудь. Или потребительский возьмем!
— Потребительский миллион под 25% годовых? — уточнила Яна. — Ты гений финансовой аналитики, Вадик.
— Давайте посчитаем платеж, — вмешалась Кристина, чувствуя напряжение. — Если вы вносите 3 миллиона (допустим, найдете), сумма кредита — 11,5 миллионов. Срок — 30 лет. Ставка 16%. Ежемесячный платеж составит… секундочку…
Кристина застучала по клавишам. Яна знала цифру заранее, но ей было интересно посмотреть на лицо мужа.
— 154 тысячи рублей в месяц, — озвучила менеджер с той же лучезарной улыбкой. — Но вам нужен подтвержденный доход не менее 250 тысяч. У вас, Яна, какой официальный доход?
Яна рассмеялась. Коротко, лающе.
— У меня сто десять. Чистыми. И это с премиями.
— Оу, — улыбка Кристины слегка померкла. — Тогда нам нужен созаемщик с хорошим доходом. Вадим Сергеевич?
— Я… эээ… у меня ИП, — замялся Вадик. — Но там обороты сейчас небольшие. Сезонное падение.
Елена Петровна, которая до этого пила кофе с видом английской королевы, вдруг поставила чашку со стуком.
— Что вы тут мне цирк устраиваете? — заявила она. — Какие сто пятьдесят тысяч? Вы что, с ума сошли? В телевизоре говорят, ипотека доступная!
— Это рекламные ставки, Елена Петровна, — пояснила Кристина уже без особого энтузиазма. — На новостройки. Но цены выросли.
— Так. — Свекровь встала. — Яна. Ты должна что-то придумать. Ты же начальник! Поговори на работе, пусть тебе зарплату повысят. Или возьми на фирму! Ну что я тебя учу? Все воруют, а ты что, рыжая?
Яна почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— Елена Петровна, вы мне сейчас предлагаете сесть в тюрьму ради вашей кухни-гостиной?
— Не утрируй! — топнула ногой свекровь. — Просто нужно уметь вертеться! Вадик, скажи ей!
— Ян, ну правда, — заныл Вадик. — Может, есть варианты? Может, квартиру твою заложить? Ту, в которой мы живем?
Яна замерла. Квартира, в которой они жили, досталась ей от бабушки. Это было её единственное, личное, добрачное имущество. Вадик к ней не имел никакого отношения, кроме прописки.
— Заложить мою квартиру? — переспросила она очень тихо.
— Ну да! Как доп. обеспечение! Тогда ставку снизят! — Вадик воодушевился. — Рискнем! Кто не рискует, тот не пьет шампанское на «Лазурном берегу»!
Яна встала. Взяла сумочку.
— Знаете что, дорогие мои. Рокфеллеры. Рискуйте сами. Кристина, спасибо за кофе. Он был вкусный. А вы, — она посмотрела на мужа и свекровь, — можете оставаться. Оформляйте. На паспорт Вадика. У него там богатый внутренний мир в залоге.
Она развернулась и пошла к выходу.
— Яна! Ты куда?! А мы?! — крикнул Вадик ей в спину.
— А вы на такси. Или на автобусе. Для погружения в реальность, — бросила Яна, не оборачиваясь.
Выйдя на улицу, она вдохнула холодный осенний воздух. Руки тряслись. Она села в машину, заблокировала двери и положила голову на руль.
«Бедный Йорик, — подумала она. — Я знала его, Горацио. Это был мой брак. И кажется, он только что умер».
Телефон завибрировал. Звонил Вадик. Яна сбросила. Следом пришло сообщение от свекрови: «Эгоистка! Мы на тебя надеялись! У меня давление поднялось! Срочно вернись и отвези нас домой!».
Яна вытерла злую слезу, включила зажигание и поехала. Не домой. И не в офис продаж. Она поехала в торговый центр. Ей срочно нужно было купить себе что-то бесполезное и дорогое. Например, духи. Или свободу. Но свобода в торговых центрах не продавалась. Её нужно было добывать в бою...